— Ты был в Закрытой зоне? — еле слышно спросил я Отшельника.
Мы договорились не обсуждать это при маме и дяде. Они до сих пор не знали, что большая часть Великой Империи потеряна. Я был уверен, что они этого не перенесут.
— Однажды, — кивнул Отшельник. — Ко мне обратился очень хороший человек. Ему надо было вытащить из Закрытой зоны свою семью. Их закрыли, когда этот хороший человек был по государственным делам в Париже.
— Как это «закрыли»?
— Появился очередной Разлом и вместо того, чтобы убить тварей и закрыть Разлом, просто огородили столбами с ультразвуком и оставили людей умирать.
— Вот уроды! — я не сдержался и ударил кулаком по перилам.
— Вот-вот, — кивнул Отшельник. — Он попросил выпустить нас в Закрытую зону ровно на три часа. На большее никто не согласился. Надо было отключить пару столбов, чтобы мы смогли пройти, а потом через три часа пропустить нас обратно.
— И что ты там видел? — я весь обратился в слух.
— Ничего особенного: тварей, разрывающих тела мертвых, кровь, в панике оставленные вещи и запершихся в домах людей. Они не могли выйти, чтобы купить еды, поэтому многие слезно просили покормить их и протягивали руки через форточку.
От услышанного кровь стыла в жилах, и пелена ярости застилала глаза. Я убью тебя, Палицкий!!! Разорву на мелкие кусочки, высушу и разотру в порошок! Гнида!! Что ж ты делаешь-то, ублюдок, с людьми?!
Я не мог усидеть на месте, поэтому вскочил на ноги и принялся прохаживаться возле Отшельника, который продолжал свой рассказ:
— Найти его семью было не трудно. Они заперлись в детском саду, куда пришла жена хорошего человека за ребенком. Обратно они уже не могли выйти, монстры разбрелись по городу в поисках легкой добычи.
— Сколько же они просидели в детском саду?
— Две недели. Как я уже говорил, отец семейства был в Париже и не знал, что происходит в его родном городе. Благо в детском саду еды много, но и детей было много, поэтому жили впроголодь. Когда мы пришли за ними, понадобилось пару часов, чтобы уговорить их выйти на улицу. Монстры устроили себе лежбище прямо во дворе садика, часто приносили туда своих жертв, и ели их под окнами корпусов. После увиденного ребенок не разговаривал, а женщина наотрез отказалась выходить.
— Но ты же их спас? — с надеждой спросил я.
— Конечно. Она вышла с ребенком на руках. Но для этого мне пришлось продемонстрировать ей свои силы на тварях, которые окружили меня и пытались съесть.
— Что же было потом?
— Я закрыл Разлом, и мы слиняли оттуда.
— Так, ты закрыл его, — я с облегчением выдохнул. — Хорошо, а то я боялся, что город до сих пор под властью монстров.
— Он под властью монстров, — кивнул Отшельник.
— Как же так? Ведь ты закрыл, — удивился я.
— Я-то закрыл, но столбы переместили, поэтому город больше не был защищен. А Разломов на той стороне накопилось столько, что не счесть. Теперь там зона отчуждения.
Я скатился с крыльца и быстро зашагал по ровной чистой дорожке, вдоль которой росли цветы, в сторону леса. Мне нужно было побыть одному и «выпустить пар». То, что творилось в Империи не укладывалось в моей голове. Это ж как надо ненавидеть свою землю и своих людей, чтобы так над ними издеваться? Я попытался вспомнить какие-нибудь факты про род Палицких, но не смог. Во время Великого сражения мне докладывали, что какой-то Палицкий идет на нас с войском, но они совсем не были защищены от магических чар. Поэтому я просто внушил воинам с помощью Наваждения, что их жены в постели с соседом. Притом так красочно им это внушил, что большая часть войска просто побросали свои орудия и побежали в сторону дома. Палицкому ничего не оставалось, как развернуть оставшихся и позорно бежать. С тех пор о нем ничего не было слышно. До недавних пор.
Я подбежал к толстой березе и с яростным криком рубанул по ней ребром ладони. Острая боль прожгла руку, но я не обратил на это внимания. Мне нужно было выпустить накопившуюся злость, отчаяние и чувство безысходности.
Меня терзали вопросы: почему никто не выступит против тирании Палицкого? Куда делись остальные могущественные семьи? Неужели убежали? Или их тоже упекли в тюрьму?
Между тем удары все сыпались и сыпались. У дерева даже кора не треснула, а у меня руки раздулись и горели огнем. Мне было физически очень больно, но лишь так я мог выплеснуть душевную боль, разрывающую сердце. Через полчаса беспрерывных ударов я вновь вернулся к дому. Мама с беспокойством посмотрела, но ничего не сказал. Она знала меня лучше всех, поэтому сразу же поняла, что со мной происходит.
— Ого, — сказал Отшельник и покачал головой. — Тебе же теперь на лечение не меньше недели понадобится.
— За ночь все пройдет, — отмахнулся я. — На Пауках быстро все заживает.
Правда, пользоваться руками я пока не мог, поэтому все за меня делал Миха: поил сладким яблочным сидром, чистил вяленную рыбу, переодел и даже помог почистить зубы. После того, как я лег в кровать и почти уснул, ко мне подошел Миха.
— Слушай, а ты можешь поговорить с Отшельником, чтобы он и мне увеличил источник? Не буду же постоянно у тебя просить добавить мне сил.
— Поговори сам. Ты уже большой мальчик, — я с наслаждением уткнулся в мягкую подушку.
— Я уже пытался. Он сказала, что это очень опасно.
— Согласен, — ответил я, вспоминая огромный костер и огненный обруч, взявший меня в плен.
— Я не боюсь, ты же знаешь! — с жаром ответил он.
— Хорошо-хорошо, — я громко зевнул. — Завтра поговорю с ним. А сейчас мне нужно отдохнуть… выспаться… восстановиться… Хр-р-р-р.
Я не заметил, как уснул. Рассказ Отшельника про Закрытую зону не прошел бесследно. Серые мрачные тучи тяжелыми тюками висели над небольшим, но уютным и чистым городом. Ветер завывал между дома и осыпал с деревьев пожелтевшую траву. На детской площадке скрипели, раскачиваясь, качели, но на них никого не было. Мелкая изморось холодила лицо. Наступила осень, но я никак не мог взять в толк, что здесь не так и зашагал к домам.
Темные квадраты окон равнодушно взирали со всех сторон. Двери подъездов были настежь открыты. Листья носились по дороге, будто играли в салки. Хм, что-то здесь не так. Салки, игра, бег. Дети!!! Здесь никого нет! Совершенно пустой город. Я побежал по дороге, заглядывая в подъезды и присматриваясь к окнам.
— Э-ге-гей! Здесь есть кто-нибудь?!
— Нибудь, нибудь, будь, удь — отозвалось эхо.
— Лю-у-у-у-ди-и-и!
Но кроме эха мне никто не ответил. Мне стало не по себе. Вот такая она — зона отчуждения. Интересно, куда все подевались? Убежали или… Дальше развивать мысль не хотелось. Снова вспомнились слова Отшельника про тварей, пожирающих своих жертв во дворе детского садика. Как же все это ужасно! Я должен все исправить. Должен!
Я уже хотел проснуться, чтобы вырваться из этого жуткого сна, но тут внезапно наступила темнота. Это продолжение сна или уже новый? Я огляделся — ни единого источника света. Это было похоже на…
Кружок света. Сначала он был пустой, но уже через пару секунд появилась… Оксана?! Бледная, растрепанная, с большим синяком на скуле, она обхватила себя руками и испуганно оглядывалась.
— Помнишь это девушку, Богословский? — послышался насмешливый голос Воронова. — И она тебя помнит. Хотя нет, неправильно выразился. Она навсегда запомнит тебя. Ведь это ты разрушил ее жизнь и принес столько страданий.
Я пытался понять, где он и даже приготовил смертельную паутину, но, казалось, что голос доносится отовсюду. Между тем Оксана тихонько всхлипывала и немного пошатывалась. Еще я отметил, что с прошлой нашей встречи она сильно похудела: щеки впали, под глазами пролегли синие тени, руки и ноги стали тонюсенькими. На ней было то самое голубое платье, но изодранное и грязное. Хотя, вероятнее всего, это была не грязь, а кровь.
— Правда, она красотка? — девушка дернулась и ойкнула, будто кто-то ее ущипнул. — Моим ребятам она тоже нравится. Уже не единожды подходили ко мне и просили отдать ее на пару дней, чтобы развлечься. Хи-хи-хи, — снова этот мерзкий смех. — Я думаю, ей тоже понравится. А ты что скажешь, Богословский? Ты вообще меня слышишь или я со стеной разговариваю?
— Выходи, падла, — зло процедил я.
— О! Отличненько, а то я уж начал думать, что ошибся и не к тому подключился. Значит, слушай меня внимательно…
— НЕТ! Это ты слушай, ублюдок! Если ты или твои люди хоть пальцем до нее дотронетесь, я убью вас так, что даже мертвым станет страшно! Понял?
— Хи-хи-хи, — от этого противного смеха мне еще сильнее хотелось размозжить ему голову. — А мы ее уже тронули. Да-да, видишь какой ужасный синяк на таком прекрасном лице? Я честно не хотел ее обижать, но она сама упиралась и не хотела говорить, куда ты делся.
— Потому что она не знает, где я, козлина ты вонючая! Отпусти девушку, она тебе ничем не поможет.
— Как это не поможет? — возмутился Воронов. — Еще как поможет! Вот сейчас я при тебе отрежу ей пальчик. Завтра еще один, а послезавтра сразу три. Когда пальцы закончатся перейду к ушам, губам и носу. Если она до сих пор будет жива, я брошу ее в клетку к монстрам. Да-да, у нас есть такая клетка, и мы с друзьями иногда развлекаемся тем, что бросаем туда какого-нибудь негодяя, который выступает против нашего императора. Зачастую Федор Павлович сам присутствует при этом и от радости хлопает в ладоши. Очень ему нравится смотреть, как погибают его враги.
Мне хотелось перейти на черную радугу и найти ублюдка, но я боялся, что не успею до него добраться. И к тому же хотелось услышать его условия.
— Что ты хочешь? — спокойным голосом спросил я, хотя далось мне это с огромным трудом. Внутри я весь кипел.
— Для начала ты сам должен явиться в Министерство здравого смысла и верной политики.
— Как-как? Повтори, а то я не расслышал.
— Министерство здравого смысла и верной…
— А-ха-ха-ха! — я хохотал так, что даже вздохнуть не мог. — Здравого смысла? И… и верной по… политики. А-ха-ха-ха! Это что за бред?