— Ничего не помнишь? — сновидица вздохнула. — А я на мышей грешила. Марко!
Он явился на зов тут же, как будто ждал за дверью.
— Бузит?
Марко выглядел не лучше Анны. Только синяков было больше, да на губах запеклась коричневая корка.
— Может, врезать ему, чтобы вырубился?
— Успеешь. Крис, может, расскажешь, что случилось?
— А больше тебе ничего не надо? — Крис ужаснулся, услышав собственный смех. Хриплый, с придыханием.
— Я... — Марко занес кулак.
— Нет! — Анна ткнула ему в грудь тростью. — Не смей, — и повернулась к Крису. — Кто же ты?
— Я не... — Крис боролся с собственными легкими. На губах выступила пена. Она забивала рот, проникала в горло, мешая не то, что говорить — дышать!
— Тихо, тихо... Я больше ни о чем не спрошу, только успокойся.
— Пошла прочь, шлюха! — взвыл Крис и закашлялся от крика.
— Пить хочешь? — Анна не обратила на оскорбление никакого внимания. Возле губ оказался мягкий пластик медицинской капельницы. Второй конец трубки опускался в горлышко бутыли.
Крис жадно втянул в себя её содержимое и захлебнулся.
— Не торопись, не отниму, — Анна вытерла выплюнутую воду.
Питье освежило. Но место благодарности изо рта Криса полилась брань.
— Марко, проверь узлы, — не обращая на ругань внимания, спокойно попросила Анна.
Ноги Криса взметнулись в попытках пнуть соперника.
— Шлюха! Нашла себе... кобеля!
— Крепко. Ноги, может, тоже?
— Не нужно, — трость мягко стукнула о ковер на полу — Анна захромала к двери.
Крис остался один. Он подергал руками, но освободиться не получилось. На его крики тоже никто не пришел. Отборный мат не произвел внимание на пустоту, но напугал самого Криса — он не подозревал, что так умеет. Но рот не закрывался, и постепенно вопли переросли в вой. И только оставшись без сил, Крис сумел замолчать. Только затем, чтобы провалиться в сон.
32
Пустота. Не темная, не светлая. Скорее — серая марь, напоминающая небо, что хочет разродиться мелким дождем, но все потуги пропадают впустую.
Ноги опираются на что-то упругое, но опустив взгляд, Крис увидел лишь пустоту. Он крикнул, но звук стихает, едва сорвавшись с губ. Хлопнул в ладоши — и ничего не услышал.
Все, что еще осталось — паника. Она накрыла с головой. Крис кинулся вперед, но ничего не изменилось: все та же пустота, справа, слева, сверху...
Он метался по серому ничто. Час, два... вечность? И только, когда легкие заныли от нехватки воздуха, а ноги отказались держать — упал.
Лежал на чем-то невидимом, на чем-то, чего не осязал, не понимал... Пустота. Ад, который Данте не посмел описать. А может, ему просто не показали эту пытку.
И только немного отдышавшись, Крис понял, что он не один. И осознание соседства привело в первобытный ужас. Тот самый, глубинный ужас жертвы, сидящий в каждом из смертных… ужас добычи, при котором немеют руки и ноги, и крик не смеет сорваться с оцепеневших губ.
Что-то шевелилось в груди, заставляя ткань рубашки то вздуваться пузырем, то опадать.
Крис попытался расстегнуть пуговицы. Пальцы не слушались, дрожали. Пластмассовый диск оторвался. Крис проследил за ним взглядом. Пуговица падала медленно, скорее плыла, словно в невесомости. И... исчезла.
Страх сдавил горло. Крис потянулся к вороту, рванул в надежде сделать вдох... Пуговицы разлетелись черными градинами, но ни одна не достигла даже колен. Растворились в серой мари, исчезли, пропали...
Крис стоял, сжимая в кулаках полы рубашки. Пальцы свело судорогой, но он не замечал. Забыв обо всем, смотрел на собственную грудь.
Кожи не было. Как и ребер. В дыре копошился, поблескивая влажным телом, червь. Графитового цвета тело шевелилось неторопливо, поблескивая от слизи, и каждое движение сопровождалось смачным чавканьем, словно кто-то шагал по густой грязи.
На страх сил не осталось. Крис закрыл глаза, принимая судьбу. Он готовился услышать ставший привычным зов, но вместо шипения пустоту рассек знакомый голос:
— Держи его, Крис!
Анна то ли стояла, то ли парила в сером мареве. Правая рука сжимала дзе, и золотые лучи, прорывающиеся сквозь резьбу, пронзали хмарь, как лучи солнца — обложные тучи.
Червь дернулся. Боль скрутила в узел, швырнула на колени, а потом и вовсе заставила упасть. Свернувшись калачиком, не в силах пошевелиться, Крис наблюдал, как червь выползает наружу. Толстые сегменты цвета графита вываливались один за другим, переливались, блестели... Слизь тут же застывала, превращаясь в чешую. В пустоте свивался кольцами гигантский змей.
В груди опустело. Дыра зияла бездонным провалом, и Крис видел собственное сердце. Оно судорожно сжималось, и сосуды вздрагивали в такт движениям. Где-то глубоко трепетали остатки легких, Крис задыхался, но не отводил взгляда от сновидицы.
— Я же просила — придержать, — Анна вздохнула и повернулась к змею. — Ну, что скажешь, Левиафан?
Дзе удобно лежит в руке. Движения легки, и шаги перетекают один в другой.
— Я думала, ты больше. На эстампах тебя рисуют гигантом, сокрушающим корабли. Что случилось, Левиафан? Или зависти мало стало в мире людей?
Крис захрипел. Зачем она дразнит? Чего хочет? И... кто остался охранять её тело? Марко?
Зависть полоснула не хуже ножа. Змей зашипел и раздулся. Чуть-чуть. Крис охнул, еще не понимая, что произошло, но уже догадываясь.
— Цел? — чьи-то руки подхватили, поставили на ноги. — Цел? — Марко присвистнул, глядя на зияющую дыру. — Как себя чувствуешь? Голова не кружится?
— Ты... — Крис опешил и не сразу нашел слова. Увидеть соперника в собственном безумии... Воистину, червь оказался не столь страшной пыткой.
— Я. Неужели думаешь, что я могу отпустить Ангела одну? — хмыкнул Марко, и в его руках блеснул нож. Откуда он взялся, Крис так и не понял. Но зависть, что этот проходимец может так просто ходить по снам, следовать за Анной, охранять её...
— Да чтоб тебя! Крис! Если не помогаешь, так хоть не мешай!
Змей увеличился. Чешуя превратилась в броню, пластины располагались внахлест, и найти слабое место казалось невозможным.
Лефиафан развернулся. Треугольная голова качалась вверх-вниз, раздвоенный язык мелькал так, что невозможно было уследить... Марко толкнул Криса за спину:
— Не высовывайся!
И в этот момент Анна пошла в атаку.
Скорость, с которой она двигалась, поражала. Дзе превратилось в прозрачные крылья. Сновидица то замирала, то резко меняла направление, то взмывала вверх, то припадала... к пустоте, уходя от удара. Она напоминала стрекозу. Легкую, отчаянную.
Левиафан не отставал. Тяжелое тело двигалось неожиданно быстро. Броски были стремительны и точны, Анна едва успевала уклоняться. Пару раз она умудрялась достать врага, и чешуя взорвалась слепящими искрами. Но выдержала — удары доставили демону лишь незначительное неудобство.
Прыжок, кувырок... «Стрекоза» отталкивается от треугольной головы и взмывает, используя силу инерции. Замирает в воздухе и всей массой обрушивается на врага сверху, дзе едва слышно свистит... и проходит мимо цели — демон оказывается проворнее.
— Чтоб его... Крис, ну какого ты умудрился подцепить именно его? Мало тебе простых бесов, послабее?
Марко перекидывает нож из руки в руку. Внешне он спокоен, но это монотонное движение выдает напряжение.
— А сам? — смириться, что от этого выскочки пользы больше, чем от него, ученика семинарии, Крис не может. Уловив его чувства, Левиафан шипит, и его пластины становятся еще толще.
Марко заносит кулак и Крис всхлипывает, закрывая лицо обеими руками.
Понимание разит сильнее копья Лонгина: он сам виноват в своей беде. Гордыня диктовала уверенность в собственных силах, а скрываемая зависть привела к катастрофе. Мелкое, подлое чувство угнездилось в груди, и демон пришел туда, где его ждали.
Анна сражалась. За него, Криса. И Марко. Марко жизнь готов был отдать. Но они оказались бессильны. Пока не уничтожены корни, Левиафан непобедим. Единственный, кто может изменить ход сражения — он, Крис.
Смириться с присутствием Марко. Отойти, уступить. Согласиться, что для Анны он полезнее читающего молитвы семинариста. Радоваться, что в сражениях сновидица не одна, что есть тот, кто поддержит, поможет, подставит плечо... Как сейчас.
Анна изнемогала. Края прорех, покрывших одежду, потемнели от крови. Движения еще оставались быстрыми, но стрекозиная легкость исчезла. А демон питался завистью, которой щедро делился Крис, и казался неутомимым. Хвост взлетел толстым бичом и отшвырнул сновидицу. Она осталась лежать, сломанная, растерзанная, а треугольная голова замерла: Левиафан готовился к финальному броску.
Марко успел раньше: добежал, прикрыл. Острие ножа смотрело в сторону змея. Жалкая преграда перед яростью демона.
— Отойди от неё, тварь!
Голова, покачиваясь, повернулась. Медленно, словно не веря происходящему. На Криса уставились глаза с вертикальными зрачками. Он уже видел их, в безумии нищего, и поразился, что не догадался еще тогда.
— Воистину, если ты хочешь наказать, лишаешь разума...
Каждый вздох отдавался болью. Сердце трепыхалось в агонии, но Крис больше не смотрел на свою грудь. Все внимание он отдал врагу.
— Ты ссссмеешшшь...
— Смею! — голос прерывался, в горло словно песка насыпали, но Крис не собирался сдаваться. — Признаю — мой грех велик, ибо я слаб. Я поддался искусу, и зависть открыла запертые врата. Но я осознал свое преступление. И готов искупить. Любой ценой! — Крис сунул руку в дыру. Пальцам стало липко, но он не остановился. Коснулся сердца и едва не взвыл от боли.
Она сбивала с ног. Жалила, крушила, ломала, подобно снежной лавине.
Но Крис выстоял. Он не смел умереть прежде, чем одержит победу, ибо каждый сам борется со своими демонами. Те двое — мужчина и женщина — должны жить. Он не смеет жертвовать ими ради собственного спасения. А потому — выстоит. Чего бы это ему ни стоило.
— Левифан! Демон зависти! Приказываю тебе — изыди! Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri Jesu... — в этот раз он не сделал ошибки.