Впрочем, Надя тоже считала: Марьяна скомпрометирует Ангелину – Феликс придет в ужас и вернется к милой, правильной Юлечке. А в реальности закрутилось все совсем по-иному. Никогда нельзя предсказать, чем обернется даже идеальный план.
У Стеценко, несомненно, обширные возможности, раз его делишки столько лет покрывают. И принципов нет вообще. Вместо того чтоб пойти на сделку, может выкинуть что угодно. Решит, допустим, устроить, чтобы сын тоже без вести пропал. И вина опять ляжет на их с Димкой плечи.
Но что же можно сделать – без шантажа?
У Нади детей не было, но ей всегда казалось: мама ребенку всегда ближе, нежели отец, особенно если тот олигарх.
Уже привычно открыла поисковик.
Супругу Константина Стеценко звали Элеонорой. Когда-то девушка готовилась в «звезды»: училась вокалу, танцевала в известном московском ансамбле, принимала участие в конкурсах красоты. Но в двухтысячном году пожертвовала карьерой, как писали газеты, «ради бандита по прозвищу Кость». Возможно, надеялась, что богатый муж станет ее раскручивать, но сразу после свадьбы сценическая карьера молодой жены завершилась. Сначала засела дома с двумя сыновьями-погодками, когда дети подросли – стала работать у супруга секретарем.
На женушку Стеценко не скупился: наряды покупал, косметологов щедро оплачивал. До культурного досуга снисходил. Надя похихикала над постом: «Костенька вывез меня в миланскую оперу. Смотрели “Травиату”. Спектакль – просто восторг!»
С мозгами у Элеоноры, вероятно, не очень.
Но подать себя старалась. Вела в социальной сети блог под названием «Воспитываю сыновей. Предпринимаю. Наслаждаюсь жизнью». Отчеты о совместных светских мероприятиях иногда перемежались томными фотографиями Элеоноры соло с грустной припиской: «Муж опять предпочел мне охоту. Коротаю вечер одна с бокалом шампанского».
Младший сын четы Стеценко занимался теннисом, и Элеонора активно продвигала его тоже. Блог велся якобы от имени тринадцатилетнего мальчика, но тексты вряд ли писал ребенок: «Нет ничего лучше, чем съесть порцию мороженого после очередной победы на корте!», «Физические упражнения на свежем воздухе – отличное занятие для теплого воскресного дня!».
Старшему сыну – их заказчику – с блогом явно не помогали. Никаких слов, только картинки. Он с арбалетом. С охотничьим ножом. В балаклаве.
А в собственных текстах Элеонора жаловалась: «Опять поймала Сашку с электронной сигаретой. Придется, видимо, отправлять его на строгий режим, в кадетский корпус».
Все, похоже, непросто в семье.
Но если младший для нее, как утверждала Элеонора, «сплошной восторг-восторг», не захочет ли она сама убрать с глаз долой старшего, который – опять же цитата – «как будто специально делает все для того, чтобы меня до белого каления довести».
Директор «Спартака» выдернул Игоря из постели глубокой ночью. Хмуро сказал:
– Нас совсем обложили. Уезжай.
Игорь, верный принципам, отозвался:
– Я своих в беде не бросаю.
– Дурак, – усмехнулся директор. – Версия будет: у нас закрытый клуб, списки гостей исключительно в юрисдикции начальника охраны. А он, увы, отбыл в отпуск. Так что уезжай далеко. Чтоб уж точно не нашли.
Начальник всегда предпочитал перекинуть ответственность на других. Но спасибо, что хотя бы предупредил.
Игорь сначала думал податься в нашу глубинку. Но по зрелом размышлении решил: надежнее будет в Турцию. А оттуда весь мир открыт, и отследить передвижения затруднительно.
Поехал к Полуянову – тоже посреди ночи.
Попросил:
– Дай ключи от квартиры Марьянкиной.
– Зачем?!
– Уезжаю. Хочу котов с собой взять. Нужно их паспорта найти.
– А у них есть?
– Чипы в ушах имеются. Так что, думаю, да.
– На фига тебе такая обуза?!
– Хотя бы не один буду.
Если сейчас еще что-то скажет – снова получит в рыло. Но Полуянов протянул ключи молча. Только когда начальник охраны положил их в карман, сказал:
– Ты о себе хоть дай знать.
– Напишу. Если получится, – пообещал Игорь.
Начальник службы безопасности не стал, разумеется, рассказывать журналисту о всех своих планах.
Прежде чем ехать к Марьяне, он исполнил еще одно обязательство.
На душе стало легче, но теперь никаких сомнений не оставалось: валить из страны ему надо немедленно.
Михаил Симаков оказался Асташину седьмой водой на киселе – троюродным племянником. Его отец – троюродный, соответственно, брат покойного – всю жизнь прожил в Бельске. С богатым родственником отношений не поддерживал. Но, когда прослышал о его смерти, заявил о праве на наследство. Почему нет, если у Асташина – ни детей, ни жены, ни прочих, более близких по крови сестер и братьев?
Местный нотариус уверял, что шансы имеются. Но спустя пару дней после смерти богача выяснилось: оказывается, тот и жениться успел, и завещание в пользу супруги составил.
Брак и завещание практически на смертном одре показались Мишиному отцу крайне подозрительными. И он отправился в Москву – добиваться справедливости.
Но молодая вдова в ответ на предложение решить вопрос по-честному или хотя бы отщипнуть от наследства малую толику только посмеялась. Официальную претензию нотариус тоже оставил без удовлетворения. Деньги, что взял с собой, в дорогой столице расходовались стремительно. И тогда троюродный брат стал предлагать свою историю на ток-шоу.
Одно из них заинтересовалось.
Дима нашел в архиве тот выпуск.
Поначалу претензии родственника (в мешковатом костюме и с плохой стрижкой) казались вроде бы обоснованными.
Но дальше на подиум пригласили личную медсестру Асташина.
– Он у нас в клинике почти полгода провел, – горячо рассказывала женщина, – и никто им не интересовался, никто! Только коллеги раз в неделю апельсины таскали, хотя он последнее время через трубочку только есть мог. А жена днем и ночью с ним рядом. Я ее уговаривала: «Ангелиночка, езжай домой хоть на несколько часиков, отдохни!» Но ни разу не согласилась. В его палате безвылазно. Мне только уколы и капельницы доверяла делать. Все остальное сама. И переворачивала. И судно меняла.
– Почему же вы ни разу не появились в больнице? – обратился к претенденту на наследство ведущий.
– Так я и не знал, что он болеет, – простодушно отозвался мужчина.
– Однако вы сразу вспомнили о родственнике, когда речь зашла о наследстве, – едко подытожил журналист.
И предъявил кульминацию – Ангелину в дорогом черном платье и с печалью в глазах.
На конкурента молодая вдова даже не обернулась – смотрела на одного лишь ведущего. И слова говорила исключительно правильные:
– Муж меня из нищеты вытащил, совсем другую жизнь показал. Как я могла бросить его в беде? Близкий человек так страдал. Мне совершенно без разницы было, богатый он или бедный. Я хотела сама, своими руками, облегчить ему боль.
Диме показалось, переигрывает. Но аудитория разразилась аплодисментами.
– В какой момент вы узнали, что стали богатой наследницей? – вкрадчиво спросил ведущий.
– За два дня… до конца, – всхлипнула, – он понял, что уходит. Попросил пригласить священника. Отец Феоктист провел обряд соборования, а потом вдруг на меня показывает: «Эта женщина кто тебе?» И когда узнал, что не жена, сказал твердо: «Венчаться вам надо». Я возмущаться пыталась: ну какое венчание, когда на пороге смерти человек? Но отец Феоктист уверял: так ему самому легче будет. И молитвы мои за него более действенными станут.
«Интересно, ты уже тогда в свингерский клуб ходила?» – цинично подумал Дима.
А вдова на телеэкране растерянно улыбнулась:
– Ну и обвенчал нас. Прямо в палате.
– А официальный брак?
– Отец Феоктист сказал, что положено официальный сначала, но у нас особые обстоятельства, так что женщина из ЗАГСа только на следующий день пришла. А насчет завещания я вообще ничего не знала. Муж сказал, что напоследок хочет любимую свою сигару. Хотя бы дым вдохнуть. И я по всей Москве моталась, искала, какие он хотел. А в это время к нему, оказывается, нотариус приходил.
«Как-то слишком все ловко получилось», – снова усомнился Полуянов.
Но аудитория верила. Сопереживала. Дамы подносили к глазам платочки.
Бедный родственник из Бельска в итоге оказался окончательно посрамлен, покинул подиум под гневный свист толпы и претензий на наследство больше не предъявлял.
Но сыну, возможно, рассказывал, как его опозорили перед всей страной.
Так что Миша – если Асташина случайно оказалась на его пути – запросто мог вспомнить былые семейные обиды и вспылить.
Но точно так же он мог планомерно ее выследить – и восстановить справедливость, как сам понимал.
Егор себя виноватым вообще не считал. Наоборот, злился: что самого подставить пытались. Мыслимое ли дело: в закрытом клубе, где дерут дикие деньги за «конфиденциальность», в самом разгаре процесса его на видео попытались снять. Да кто – генеральный менеджер!
Ясное дело, мужики (и он в их числе) разъярились. Кинулись гадину бить. Но лично ему Марьяне толком и врезать не удалось: «соратники» опередили. Только оттолкнуть успел, когда от очередного удара девушка отлетела на него. Кто мог подумать, что упадет она не на пол, а виском об угол антикварного столика?
Директор клуба сам сказал: их вины нет. Несчастный случай. Клиентам ни в коем случае ничего инкриминировать не будут. Всем троим, кто попал на видео, даже принесли официальные извинения и выдали по купону на одно бесплатное посещение. Шеф «Спартака» умолял «дать клубу последний шанс». Клялся-божился: они будут впредь более ответственно подходить к набору сотрудников.
Сейчас «Спартак» свернулся, и Егор по любимой расслабленной атмосфере уже скучал. Нанимал пока что продажных женщин. Но это совсем не то, когда с той же Ангелинкой или другими свободными-раскрепощенными, кто не за деньги, а по убеждению.
Вызывать проституток в особняк не любил – ездил в дорогие бордели. Ночевать возвращался домой. За рулем всегда сам – спиртного не употреблял, положительных эмоций от секса хватало.