– Есть кто-нибудь? – позвал Дима.
В ответ снова – ни шороха, ни звука. Он забеспокоился. Одно из двух: или горничная в полной панике (и, конечно, уже успела вызвать подмогу), или с ней что-то случилось. Уйти и оставить дом не запертым прислуга вряд ли могла.
– Марта, не бойтесь! – крикнул Полуянов. – Я не грабитель!
Опять тишина. Первый этаж благодаря свободной планировке и второму свету просматривался целиком. Единственная комната с закрытой дверью оказалась спортзалом, и там не обнаружилось никого.
Дима взбежал на второй этаж. Снова позвал:
– Марта, пожалуйста! Я хочу поговорить!
Но в ответ только часы пробили. Дима отыскал их взглядом, машинально взглянул на циферблат: четверть третьего.
Ему вдруг стало страшно. Больше не старался соблюдать политес. Начал, одну за одной, распахивать двери в комнаты. Хозяйская, по виду, спальня – пустая. В кабинете тоже никого, как и в претенциозной «зале» с огромным телевизором. А в четвертой по счету – скромно, в сравнении с остальными, обставленной – комнате на полу, лицом вниз, лежала женщина.
Он сразу понял, что это Марта. И она мертва.
С раннего утра Зевса одолевала тревога. Хотя уснул только часа в четыре, с первыми лучами тусклого осеннего рассвета будто в грудь толкнули, и попытки снова задремать успехом не увенчались. Встал, накинул халат, с неудовольствием увидел в зеркале: потрепанный, старый. Под глазами мешки.
«Да ты и в юности никогда не был богом!» – ехидно усмехнулся внутренний голос.
На душе тошно. Во рту горечь. Выпил смекты – не полегчало. Сварил кофе – затошнило от первого глотка. Отставил чашку, прошел на второй этаж, в кабинет. Кресло стояло не у стола – давно перенес к окну, откуда часами, сквозь просвет в портьерах, смотрел на соседский дом. Там по-прежнему ни шевеления, ни шороха. Кухарка с экономом уехали, а сама Марта даже во двор не выходила.
И на его сообщения со звонками по-прежнему не отвечала.
Похоже, действительно все кончено.
Надю настиг невроз. Ехала в метро на работу, и целых два раза казалось: пассажиры на нее смотрят. Что мужик противно, маслянисто глазел – еще ладно, даже показатель: не потеряла товарный вид. Но почему две девчонки, по виду студентки, не сводили глаз, перешептывались и хихикали, – загадка. Колготы целы, без затяжек, и с макияжем все в порядке – специально доставала зеркало, проверяла.
Пока шла пешком от станции «Китай-город», немного успокоилась. Прохожие, как и положено в Москве, равнодушно текли мимо. А в родной библиотеке и вовсе стало уютно, как дома. Выдала читателям книги, обработала новые заказы. В одиннадцать сбегала в буфет – как раз в это время там пирожки выпекали.
Юля в читальном зале не появлялась, и Надя, пока пила традиционный чай, полистала на компьютере светскую хронику. В Главном театре накануне прошла премьера одноактных балетов – один из них в постановке Феликса Шарыпова, и бывший премьер на спектакле ожидаемо присутствовал. На банкете по окончании спектакля его сопровождала, как писали бульварные журналисты, «очаровательная незнакомка». Надя признала в ней свою читательницу. Выглядела Юлька прекрасно: вечернее платье с открытой спиной, изысканная укладка, каблуки. Дорогие наряды очень девушке шли. «Я ведь ей давно говорила: смени свой имидж дурацкий. Почему только сейчас-то созрела?»
Надо бы радоваться, что все у влюбленной пары прекрасно, но Надя почувствовала к ним отвращение. Феликс – бесчувственная свинья. Одну бросил, ушел к другой. И вернулся к прежней, когда новую еще даже не успели похоронить. Да и Юлька хороша. Какой надо быть дурындой, чтобы считать, будто ее именно Митрофанова от соперницы избавила. Да еще орать свои благодарности на весь читальный зал.
Впрочем, ее публика до сплетен, к счастью, не охоча, все в свои книжки погружены.
До обеда читателей немного, и Надя пока что решила навести порядок в тех книгах, что в открытом доступе. Огромный стеллаж на всю стену, и народ активно пользуется. Тома Большой энциклопедии достают, потом ставят не по алфавиту. Иные книги вверх ногами обратно засовывают. А некоторые несознательные даже смеют нужные им страницы вырывать. Подобный вандализм Надю страшно возмущал, и она с ним активно боролась.
Сегодня вот тоже: возвращала книгу на место, а из нее вылетел обрывок странички. Насторожилась, стала перелистывать: как и боялась, опять изуродовали. Выдрано грубо, даже следы не попытались замести. Книга про сталинские репрессии, из читателей этой темой единственный человек занимается. Думает, сложно будет вычислить?
Пару месяцев назад в зале поставили видеокамеру, и Надя специально просила установить так, чтобы открытый доступ под обзор попадал. Она немедленно написала руководителю службы безопасности жалобу. Но вместо заверений принять срочные меры получила хамский ответ, что вырванные странички «не входят в сферу приоритетных» и вопрос будет рассматриваться, «когда для этого появится возможность». Впрочем, если и. о. начальника зала всемирной истории желает, то может сама прийти в аппаратную и просмотреть видеозаписи.
«И приду! И посмотрю!» – в азарте подумала Митрофанова. Но в рабочее время зал надолго не оставишь, так что пока составила табличку: в какие дни подозреваемый (пожилой дядечка с перхотью) присутствовал в библиотеке. Тот, к сожалению, был пенсионером, в зале торчал почти каждый день, так что работа предстояла объемная.
«Сегодня вечером и займусь». Домой, колотиться с ужином, Надя решила не спешить. Димка в последние дни уж слишком по-деловому себя вел. Про ее проблемы, настроение даже расспросить не пытался. Только поручения раздавал, а как расследование продвигается – ни словечка.
В запале собственной разыскной работы Надя сама не заметила, как умяла сразу три пирожка (два из которых предполагались на обед). Сначала мужественно решила терпеть, но к четырем не выдержала. Снова побежала в буфет с твердым намерением позволить себе только салатик.
Выпечка у них классная, но вся остальная еда – хуже, чем в школьной столовой. Митрофанова ковырялась в тарелке, откладывала в сторону пожухлые листья «айсберга» и кусочки помидоров с гнильцой. Не наелась в итоге даже близко. К тому же опять стало казаться: три юные, веселые читательницы за столиком у окна обсуждают именно ее. То и дело поглядывают. Перемигиваются.
Надя снова украдкой оглядела одежду, собственное лицо в зеркале – никаких видимых ляпов не обнаружила. Но девчонки продолжали коситься, шептаться, прыскать в ладошки, и Митрофанова не выдержала. Подошла решительно к их столу. Строго спросила:
– Могу я узнать, о чем ваш разговор?
Две девицы смутились, опустили глаза. А третья нагло ответила:
– Про вас.
– Откуда вы знаете, кто я?
Среди читательниц зала всемирной истории столь юных не было: к ним допускались только с научным званием от кандидата наук и выше.
– Но это ведь вы Надежда Митрофанова? – строгим тоном спросила девица.
– Да, я, – растерялась.
И тут уж все трое заржали.
– Охренеть, – выдавила самая смелая. – Вот это люди в научной библиотеке работают!
– Да в чем дело, можете объяснить?!
– Не, – тихо ахнула одна из девчонок. – Свингеры такими не бывают.
А другая, с некоторым даже сочувствием в голосе, сказала Наде:
– Вы сегодняшнюю «XXL» почитайте. Там про вас много интересного!
Первой мыслью Димы было бежать. Без раздумий, без оглядки. Но потом ему показалось, что Марта пошевелилась. Он схватил девушку за плечо, перевернул на спину. В лицо ему уставились приоткрытые, мертвые глаза. Кофточка на груди вся в почерневшей, запекшейся крови.
– Боже, – прошептал Полуянов.
Но мозг, хоть и в стрессе, продолжал работать. Перед глазами сам собой всплыл портрет Милиной. Тот же овал лица. Аккуратный, чуть вздернутый носик. Нижняя губа более пухлая, чем верхняя. Эта мертвая молодая женщина действительно могла быть ее дочерью.
Кофта Марты пропиталась кровью, но отчетливо видно: на груди, в районе сердца, дыра. По форме похоже на удар ножом. Орудия убийства поблизости нет. Тело на ощупь прохладное, ближе к комнатной температуре. Точные сроки наступления трупного окоченения Дима не помнил, по ощущениям мертва уже несколько часов.
Марте уже ничем не помочь. Но что самому делать? Первому порыву – просто удрать – Дима решил не поддаваться. Он открыто шел по поселку. Общался с рабочими. По всему дому его следы.
Вот и получай теперь, горе-детектив. С места убийства домой не отпустят. А ты даже душ с утра принять поленился, думал вечером в ванне понежиться. Эх, дурак!
Дима достал телефон и набрал 112. Сообщил об убийстве: поселок Пореченское, улица Цветочная, дом номер тринадцать.
– Кто говорит? – спросила оператор.
Дима назвался.
– Кем вы приходитесь погибшей? – спросила девушка.
– Никем, – вздохнул журналист.
– Оставайтесь на месте и ничего в доме не трогайте.
Да, оправдаться будет сложно.
Сколько времени у него есть? Минут десять точно. Убирать следы своего присутствия уже бессмысленно. Надо постараться узнать хотя бы что-то.
Дима еще раз оглядел комнату Марты. Ни следов ножа или иного колюще-режущего предмета. А телефон? Вот он, на тумбочке. Трогать голыми руками не стал – коснулся экрана через салфетку. На дисплее высветилось: «Лицо не обнаружено. Введите пин-код».
Здесь ловить нечего.
А что в тумбочке? Выдвинул верхний ящик – обычная дамская ерунда: витаминки, пачка прокладок, блеск для губ.
В нижнем – книга. Изрядно потертая. Дэн Вальдшмидт. «Будь лучшей версией себя». Странный выбор для горничной. Дима сам не читал, но про автора слышал. В двадцать два года создал удачный бизнес. В двадцать пять – пытался покончить с собой. Теперь других учит, как жить.
Решил быстренько пролистать – книжка распахнулась сама. Любимое, видно, место: две строчки подчеркнуты, на полях три красных восклицательных знака. Полуянов прочитал: