– Как же ты терпишь, бедненькая?!
– А ты, что ли, не терпишь, раз сама домработница?
– Я нанимаюсь только убирать. А самоутверждаться за свой счет никому не позволяю.
– Так выгонит ведь!
– Меня одна собиралась, – усмехнулась Юля. – Но человек очень уязвим перед теми, кого впускает в свой дом. Я сказала, что, конечно, уйду. Но на прощание ее муженьку аудиозапись оставлю. Как она с любовником в его отсутствие воркует.
– Неужели купилась?
– Даже денег предлагала, чтоб я ей запись отдала. Я предложила старое не поминать, но дальше работать исключительно в цивилизованных рамках. Так что теперь никакой «Юльки» – исключительно на «вы» обращается.
– Но это у тебя лохушка какая-то хозяйка, – вздохнула Марта. – Ангелинка бы за такое сразу в волоса вцепилась.
– К каждому человеку индивидуальный подход нужен. Нет людей без слабостей, ахиллесова пята у каждого найдется. Тем более вся ее жизнь перед тобой на ладони.
– Слушай, ты такая умная, – искренне восхитилась Марта.
Юля отмахнулась:
– Та, это у меня бойфренд был умный. Психолог. Когда съезжал, книжки свои оставил. Вот, почитываю со скуки. Иногда полезное нахожу.
– Я даже ее однажды задушить собиралась, – простодушно призналась Марта. – Но поймают ведь.
– Не, – серьезно ответила Юля, – душить – это глупо. Если совсем уж достала, можно какой-нибудь несчастный случай придумать.
Но увидела в Мартином взгляде искорки тревоги – и спешно отыграла назад:
– Хотя не стоит, конечно. Из-за какой-то дуры собственной судьбой рисковать.
Больше про Ангелину не говорили. Но уходить Марта не спешила. Жадно расспрашивала про модные московские кабаки, магазины, ночные клубы. У Юли некоторый опыт светской жизни благодаря Феликсу имелся, поэтому поддержать беседу смогла. И, конечно, всячески старалась расположить к себе горничную простыми приемами. Повторяла ее реплики, постоянно кивала, смотрела преданно в глаза.
Проболтали больше часа. Когда обе замерзли, Марта сказала:
– Ты такая клевая! Может, как-нибудь по рюмахе?
– А давай! У меня завтра тоже клиентка здесь, в деревне. И зарплата как раз. С удовольствием угощу. К обеду освобожусь.
Юля сразу поняла: Марта, к счастью, входит в тот самый один процент, кого можно заставить смотреть себе в рот.
К концу второй встречи горничная Ангелины уже считала Юлю своей закадычной подругой и выложила о себе многое. Как мыкалась по заграницам. Делала в Польше аборт от хозяина ресторанчика, где прислуживала официанткой. Как уже здесь чуть сдуру не выскочила замуж за мерзкого старикана. Поведала:
– Сейчас у меня другой. Тоже, правда, возрастной, но хотя бы мужик, а не тряпка. И на лицо норм.
– Так надо хватать.
– Работаю над этим. – Вздохнула: – Он вроде на крючке, но насчет замужа сомневается. Вообще по жизни нерешительный.
– Есть технологии, как подтолкнуть.
– Ой, а расскажи!
Юля выдала несколько классических приемов по надежной привязке мужчины. С Феликсом ни один из них не сработал, но горничная впечатлилась, даже что-то в блокнотик записала.
– Ты лучше книжки почитай. Как своих целей добиваться, – посоветовала Юля.
И, будто случайно, обнаружила в своем рюкзачке пару полезных, на ее взгляд, томиков.
Марта взяла.
– Как там твоя выдра? – словно между делом поинтересовалась Юля.
– Ой, да достала уже конкретно. Вчера проверяла, насколько чисто пол под кроватью вымыт. Моим фартуком белым.
Задумалась, сказала мечтательно:
– Так бы и прибила ее! Главное, и метод теперь знаю надежный!
– Ой, а какой?
Марта опасливо огляделась, но никто из посетителей кафе к их разговору не прислушивался. Однако все равно понизила голос:
– Грымза моя кокаин нюхает. И вот один знакомый… химик… он сказал, что туда можно яд подмешать. Не помню, как называется. Но это тоже белый порошок. На вкус никак не ощущается. И действует не сразу. А через пару дней вроде как от воспаления легких бы померла.
Юля слушала, затаив дыхание.
Что за химик знакомый, понятно. Марта уже поведала новой подружке, что обхаживает Шмелева.
А вот про кокаин – информация интереснейшая.
И, конечно, Юлечка чрезвычайно заинтересовалась, какой такой белый порошок можно подмешать к наркотику.
Изучила литературу, пришла к выводу: скорее всего, Шмелев имел в виду рицин. Тоже белый, без вкуса и запаха.
Синтезировать его в домашних условиях непросто, однако Евгений с его образованием и опытом справится. Но разве решится безвольный чистоплюй на реальные действия? Его потолок – пикеты устраивать да теоретические планы мести строить.
Юля попыталась сама изучить алгоритм производства яда в домашних условиях, но быстро признала: без серьезных знаний и специального оборудования даже пытаться не стоит.
Впрочем, в интернете имелось несколько магазинов, где продавали самую разнообразную отраву. Рицин среди нее занимал почетное место, и поставщики активно рекламировали его надежность, простоту в применении и доступную цену.
Марта запросто могла и купить, и к наркотику хозяйки подмешать. Но готова ли она – исключительно из личной неприязни – совершать преступление, а главное – подставляться?
Юля давно составила для себя подробный психологический профиль новой подруги и понимала: принципы, все эти «не убий», горничную совсем не волнуют. Но женщина она разумная, и в тюрьму только ради того, чтоб ненавистную хозяйку с лица земли стереть, идти не согласна.
А если это поможет ей заполучить Шмелева?
Марта ведь выложила как на духу: изначально обхаживала Евгения только ради статуса дамы замужней и его квартиры московской. Но чем больше общались, тем милее он ей становился. С искренним восторгом щебетала: «Женя такой умный! Чуткий! Беззащитный!»
И, в отличие от прежнего ее папика, кто замуж на втором свидании позвал, Шмелев свою подругу в ЗАГС вести не спешил. Выгуливал, говорил комплименты, затащил в постель, говорил, что хочет быть вместе всегда. Но фразы: «Будь моей женой!» – Марта пока так и не дождалась. Хотя продолжала надеяться.
Но если… она окажет своему любимому неоценимую услугу? Отомстит за его безвинно погибшую дочь?!
Профиль Шмелева Юля тоже составила и понимала: чистоплюй, скорее всего, ужаснется. Сам в полицию, наверно, не побежит, но жениться на убийце точно не захочет. Только Марте ведь можно сказать совсем другое! Шмелев не может строить новую семью, пока его дочь не отомщена! А как только возмездие произойдет – оковы прошлого спадут. И он сделает все ради той, кто без всякой выгоды для себя лично постояла за его любимую Аленку.
Человека мыслящего убедить в подобной лабуде будет нереально. Но глупенькую горничную – можно попробовать. Особенно если Шмелев не будет путаться под ногами.
С тех пор как познакомился с Мартой, Евгений Петрович к спиртному не притрагивался. Отношения с алкоголем у него всегда были непростые, а после гибели дочери осложнились до крайности. Иногда, конечно, удавалось выпить пару бокалов и на этом закончить, но чаще махал стопочку, другую, третью – и дальше тормоза совсем отказывали.
После смерти дочери он свято следовал традиции. Каждое воскресенье – их с Аленкой единственный день, когда отдыхали от наук, вместе посещали филармонии, выставки или спектакли, – теперь ездил на кладбище. Сидел подолгу возле могилы. Шептал, как ему тяжко без нее. Пару раз его сопровождала Марта, но ее щебет, столь милый в полумраке кафе, в юдоли скорби раздражал, разбивал и без того истончавшуюся с каждым днем связь с любимой Аленкой. Шмелев вытерпел посадку цветов, прополку сорняков и протирку памятника, но в дальнейшем подругу с собой не звал.
Осень стояла промозглая, ветреная, и каждый раз, когда наливал дочери поминальную стопку, выкладывал на гранитную плиту любимые ее конфетки, Евгению Петровичу все больше хотелось разделить с ней трапезу. Чтоб не поддаться искушению, специально ездил на кладбище на машине: пьяным он не садился за руль ни при каких обстоятельствах.
Но надо ж случиться, что на соседней могиле («Любимой вечно жене») в то воскресенье затеяли покраску оградки. Двое рабочих кляли дождливую погоду, хреновую краску, собачью работу и чрезвычайно Шмелева раздражали. Ровно до того момента, как один сказал:
– Баста. Перекур.
А второй извлек из рабочей сумки бутыль огненной воды, бутербродики и позвал:
– Мужик. Хорош тосковать. Иди, на троих разделим.
Евгений Петрович к тому моменту совсем продрог, а мысль, как холодно Аленке там, под землей, наполнила душу неизбывной тоской. Но все равно твердо ответил:
– Не пью.
– Ну и дурак, – усмехнулся работяга. – За помин души сто грамм принять – самое милое дело.
– Ты не думай, – похвастался напарник. – У нас не какая-то бормотуха. Тройная очистка! Как слеза младенца. Давай.
– За рулем я, – с тоской отозвался Шмелев.
– Ну и брось тут свой руль. На маршрутке доедешь.
А второй уже пластиковый стаканчик в руки сует.
И не удержался Евгений Петрович. Жахнул. Первую, вторую. Оградку решили сегодня не докрашивать – пошагали в магазин за добавкой. Ночевал у новых друзей в сторожке. В тумане алкогольном видел на мобильнике Мартины звонки – не отвечал. А ко второму дню запоя и вовсе на телефон не смотрел.
Новые знакомые оказались ответственными – следующим вечером гульбище завершили и даже отправили собутыльника домой на такси. Евгений Петрович продолжил пить – теперь в одиночку. Морок длился четыре дня. Когда наконец нашел силы остановиться, обнаружил двести восемнадцать пропущенных вызовов от Марты (и штук тридцать ее сообщений – сначала встревоженных, потом гневных).
Его терзало похмелье, на душе совсем тошно, поэтому немедленно кидаться с оправданиями не стал. Заварил чаю крепкого, включил телевизор. Бездумно пялился в картинку: женятся, примеряют наряды, спорят, готовят – что за жалкая жизнь! Но выключать не стал – дождался новостей. Про политику выслушал с отвращением: экономика ничтожна, культура смешна. Единственная хорошая новость – в подмосковных лесах грибы появились. Уже хотел выключать, но увидел на экране портрет Асташиной. Вздрогнул, прибавил громкость. Диктор сообщил: