Я поглядел на девочку с жалостью. Ее сюда вытащили обманом. Я страшно разозлился на R, которая посмела так жестоко посмеяться над чистым детским сердечком. И какого черта она вообще опаздывает на встречу, которую сама организовала?! От злости я громко втянул остатки жидкости в стакане. Некрасиво хлюпнуло.
Едва закончился рассказ Канон, к нам привели последнего человека. Официантка усадила по диагонали напротив меня какого-то блондина.
Лет двадцати трех на вид, с довольно длинными волосами и серебристыми сережками в обоих ушах. Светлая кожа, андрогинное лицо – очень симпатичное, но под глазами у него залегли темные круги.
– Привет. Эр – это я. А целиком – Рюдзи Адзума. Рад встрече.
Я представлял его себе совершенно не так, потому растерялся и не мог вымолвить ни слова. Первой нашлась, что сказать, Канон, которая еще минуту назад проливала горькие слезы.
– Простите, а вы… не из «Ред Стоунз»? – спросила она, изумленно распахнув глаза.
Я такое название слышал впервые и озадаченно склонил голову набок.
– А, да, это я. Хотя мне осталось с ними выступать только тридцать один день.
– Что за «Ред Стоунз»? – спросил я.
– Вы не знаете? – Канон уставилась на меня с укоризной.
Она объяснила, что это безумно популярная среди ее ровесников инди-группа и Рюдзи играет в ней на гитаре.
В начале следующего года у них планировался выпуск первого студийного альбома, и к молодым музыкантам приковывалось все больше внимания прессы. Сам Рюдзи слушал пламенную тираду девочки смущенно, но явно не без удовольствия.
Хотя я сам еще недалеко ушел от Канон по возрасту, но никогда не интересовался эстрадой, потому ни про каких «Ред Стоунз» не слышал. Но, как бы то ни было, я возмутился:
– Знаете что, на интервью я не соглашался. Что это за безобразие?
Мне плевать, что он знаменитость.
Рюдзи примирительно поднял руки.
– Не сердись! Нам же в любом случае надо обменяться информацией. А тут еще и приплатят сверху. Всем хорошо! – ответил он, не поведя бровью.
Тут ему принесли заказанный кофе, и Рюдзи стал на него дуть, как будто боялся обжечься.
– Так вы… не знаете, как можно отменить приговор? – только теперь догадалась Канон, и выглядела она совершенно потрясенной.
Но только я успел подумать, как мы удачно разделились по сторонам стола двое на двое, как Рюдзи успокоил ее:
– Ну, я думал всем вместе обменяться информацией и подумать над решением проблемы.
Я снова остался в одиночестве. Но когда Канон попросила себе еще и автограф после встречи, я решил пока посидеть на месте и никуда не уходить.
– Тогда я сейчас буду задавать вопросы, а вы честно отвечайте, ладно? – уточнил Касай, и интервью началось. Впрочем, от меня он уже через десять минут отстал: сказал, из моей истории интересного материала не получится. Видимо, я отвечал слишком односложно.
Зато Канон ему явно понравилась, и дальше он сосредоточился на ней:
– Ты рассказала своему парню то, что узнала?
– Он не мой парень, он друг детства. Я хочу, но у меня слова в горле застревают…
– Но ведь он же тебе явно нравится. Так и запишем. Так к тому же интереснее.
Канон, сбитая с толку, неуверенно кивнула. Кажется, предположение журналиста попало точно в цель. Дело уже шло к обеду, так что мы с Рюдзи заказали себе перекусить и тихо жевали в сторонке. Канон взяла парфе и ловко отвечала на изощренные вопросы Касая. Тот иногда и к нам с Рюдзи обращался, но я отделывался отговорками, которые он хотел услышать.
Странная встреча продлилась больше часа, но закончилась прежде, чем мы хотя бы подступились к обсуждению проблемы. Собственно, в основном нас интервьюировал журналист, и мы только подкидывали ему материал для статьи.
В конце встречи он протянул мне конверт, подписанный словом «Гонорар», и внутри оказалась купюра номиналом в 10 000 иен.
Мы создали канал в «Лайн»[17], и я молча направился в сторону станции. Однако Рюдзи бросился за мной следом:
– Хикару, стой! Нам в одну сторону, давай хоть обратно подброшу!
Я скрипнул зубами, недовольный, как он по-панибратски обратился ко мне по имени, хотя мы едва познакомились.
– Не сердись ты так. Я рассудил, что, если бы сразу сказал все как есть, ты бы не приехал. Но я правда хотел познакомиться с людьми, которые попали в такое же положение, как я.
– Зачем? Все равно нам скоро умирать.
– Мне кажется, вместе не так страшно.
Я закатил глаза и молча продолжил возвращаться той же дорогой, что пришел. Рюдзи чесал языком как ни в чем не бывало. Как будто я встретил мужскую версию Асами.
– Вон, видишь черную машину? Моя. Не стесняйся, я подвезу!
Он показывал на маленькую парковку перед станцией, на которой стоял единственный черный автомобиль-купе, блестевший на солнце матовым блеском новенькой машины. Я в марках автомобилей не разбирался – и то сразу понял, что модель какая-то дорогая. В детстве у меня была похожая игрушка, и я мечтал хоть раз на чем-то таком прокатиться.
Канон сказала, что их группа очень популярна, но, раз они пока еще не выпустили ни одного студийного альбома, я думал, у Рюдзи в лучшем случае какой-нибудь недорогой кей-кар[18].
– Не поедешь?
Он так беззаботно улыбнулся, что я согласился.
– М-да, хорошо музыканты зарабатывают… По-моему, у вас очень недешевая машина, – заметил я, когда мы вырулили на шоссе. В салоне играла незнакомая музыка – возможно, как раз их собственная.
– А! Нет, это мне родители на двадцатилетие подарили. Всего три года откатал, а уже всё – обидно-то как!
Он рассмеялся, как будто беда его совершенно не касалась. За темными линзами очков не разглядеть, не притаилась ли в глубине его глаз грусть.
В начале следующего года этот парень планировал сделать впечатляющий рывок в своей музыкальной карьере. Тогда почему же он теперь смеется? Может, он вообще никогда не унывает, а может, просто не хочет показывать истинных чувств шапочным знакомым. Впрочем, по его манере держаться на встрече я заключил, что он и впрямь смирился с судьбой.
– Хотя тебе, наверное, еще обиднее. Напомни, ты в одиннадцатом учишься? Да, тяжко, тяжко…
– На самом деле мне все равно. Я даже рад, что смерть не заставила себя ждать. Меня ничто не беспокоит.
Я не лукавил и не пытался бравировать: слова шли от чистого сердца. Мои чувства не изменились с того самого мига, как Мрачный Жнец вынес приговор.
– Какое равнодушие. В последнее время многие старшеклассники такие.
– Разве?
– Ага. Понимаю, не мне судить, но в ответ на любую мелочь норовят свести счеты с жизнью. Мне это не нравится.
– Да, есть и такие…
– Вот!
Я и в самом деле часто думал о смерти, но, строго говоря, хотел вовсе не умереть, а скорее исчезнуть. Это не одно и то же. Объяснить, в чем разница, лично мне сложно, но я просто хотел, чтобы меня не стало. Чтобы от меня ничего не осталось, как от растаявшей медузы.
Рюдзи безмолвно вел машину. Я наконец привык к аромату освежителя и музыке, наполнявшей салон, и перевел взгляд за окно.
Вид заслонял ветрозащитный забор. Я закрыл глаза.
– Хикару, почти приехали. У тебя в какой стороне дом?
Я вздрогнул и открыл глаза. Шоссе уже сменилось городскими улицами. Какое счастье, что мы почти дома.
– Пока никуда сворачивать не надо. Простите, что уснул.
– Ничего страшного. Кстати, ты сказал родителям?
«О чем?» – чуть было не спросил я, однако прикусил язык. И так понятно. Он, видимо, и сам именно так сформулировал вопрос, потому что лишние пояснения были не нужны.
– Нет, не говорил. Не поверят, и ничего все равно не изменится.
– Это да… Врачу бы еще поверили, синигами – вряд ли.
– А вы, Рюдзи-сан, верите?
Он заметно напрягся. Но тут же снова улыбнулся.
– Как знать… – глубокомысленно пробормотал он.
Пока я спал, Рюдзи переключил музыку на радиоканал, и теперь ведущий красивым низким голосом зачитывал письма слушателей. Их-то я и слушал. Между нами повисла напряженная, неловкая тишина.
– За следующим светофором направо, – бросил я.
– Угу, – откликнулся Рюдзи.
За поворотом я указал на стоянку, и он уточнил:
– Точно сюда?
– Да. Отсюда недалеко.
– Лады. Давай как-нибудь еще встретимся, пообедаем. Угощаю.
Я кивнул и вышел из машины. Напоследок поблагодарил его, Рюдзи посигналил и уехал.
На самом деле до дома еще оставалось приличное расстояние, но меня тянуло прогуляться, вот я и не сказал попутчику правду. Мне четко запомнилось, как он помрачнел на ту короткую секунду, и это видение меня не оставляло.
Я брел домой и жалел, что согласился на сегодняшнюю встречу.
«Встретимся на выходных?» – написал Рюдзи в начале ноября, когда мне оставалось жить 43 дня. Притом не в нашем канале на четверых, а лично мне.
В общем чате в основном общались только Рюдзи с Канон, а я лишь прокручивал чат и ничего не писал. Периодически Касай что-нибудь уточнял или придумывал новые вопросы, но я не отвечал и на них.
«Я подумаю», – написал я, и тут как раз прозвенел звонок: занятия подошли к концу. Когда я собрал вещи и поднялся из-за парты, Сэкикава снова сложил ладонь в характерный жест.
– Сколько сегодня? – спросил я после непродолжительной паузы.
– Семьдесят иен.
Я сел на место, вытащил из кармана кошелек и выудил из него монетку в сто иен.
– Благодарю! – просиял Сэкикава, возвращая мне сдачу. – Любимый музыкант Асами… Сёя из «Ред Стоунз»!
– Ого.
Больше мой приятель ничего не сказал и покинул класс. Имена остальных участников коллектива, кроме Рюдзи, я не уточнял, но название группы запомнил. Значит, Канон не соврала, и они в самом деле популярны.
Я повернул к выходу, но тут за окном застучал дождь, и я опять опустился на свое место. Погода испортилась неожиданно: еще с утра ничего не предвещало дождя, и зонт я с собой не взял.