Но я заставил себя вспомнить, что да. Мы с Асами умрем, как уже умерли Касай и Рюдзи. Друг Канон – исключение из правил, и мне не стоит уповать, будто и я им стану.
Когда тебе дают сознательный выбор, делать рискованную операцию или нет, то, может, ты и сбежишь от смерти. Но человек, которому не предоставлена роскошь принять столь судьбоносное решение, едва ли может как-то повлиять на исход событий. К сожалению, я не видел перед собой никакой развилки. Я собирался, как обычно, пойти в школу и, не противясь судьбе, шагнул в прихожую с решимостью умереть.
– Ах да, пап! Я сегодня не смогу приготовить ужин, так что купи чего-нибудь в магазине, – бросил я отцу, который как раз встал и только-только наливал себе кофе.
– Да? Ладно, – ответил он, не поднимая взгляда от газеты.
Если сейчас уйду, то, видимо, уже навсегда. Остался последний шанс что-то сказать ему напоследок.
– Вы там не ссорьтесь с Юко-сан, ладно? – пожелал ему я.
Отец взглянул на меня.
– Что такое? – спросил он с изумлением.
Я покачал головой:
– Ничего. Я там скрембл приготовил, поешь. Все, убежал! – попрощался я и покинул дом.
Не люблю сопливых прощаний, и нам с отцом так лучше всего.
Снаружи лил дождь. Я про себя порадовался. Не хотелось ни солнца, ни просто туч. Дождь – самое то. Я раскрыл прозрачный зонтик и дошел до остановки.
В автобусе я закрыл глаза и ни разу не выглянул в окно. Не хотелось запоминать последнюю дорогу в школу. У меня не осталось ничего, что бы привязывало меня к миру. Разве что я бы встретился напоследок еще раз с Асами, но раз не суждено, то ничего и не поделаешь. Я размышлял, не съездить ли мне в больницу, если ее госпитализировали, но бросил эту мысль. Ночью я, может, и набрался решимости отправить ей сообщение, но теперь мне ничего не хотелось. А в чувствах объясняться все равно уже поздно.
С этими мыслями я вышел на остановке и зашлепал по лужам в школу. Если мне, как Касаю, суждено погибнуть от рук убийцы, то пусть нападает поскорее. Однако, пусть на меня и кидали недобрые взгляды, убивать меня никто не спешил.
Асами не появилась и сегодня. Не то чтобы я надеялся, но все равно расстроился. Без нее казалось, что я попал в какой-то другой класс. Я еще острее понял, как много она для меня значила.
– О, Сакимото-кун! Есть новость за триста иен. Будешь брать? – все в той же деловой манере спросил Сэкикава, который опять чуть было не опоздал на урок.
Видимо, поднял цену, чтобы покрыть позавчерашние убытки, но я без колебаний ответил:
– Буду. И сдачи не надо.
Я бросил ему из кошелька пятисотиеновую монетку. Чего теперь деньги беречь? Да и заслужил он двести иен чаевых за все свои старания.
– Да ладно, серьезно?
– Да. Говори скорее.
Я наклонился к нему. Хотел узнать до того, как прозвенит звонок.
– Ну что ж. Асами… с сегодняшнего дня опять выходит на занятия!
– А?
Я недоверчиво уставился на него, не до конца осмыслив, что он только что сказал.
Сэкикава осклабился:
– Здорово, правда? – И он похлопал меня по плечу.
– Ты серьезно?
– Ага. Они семьей куда-то ездили. Подробностей, правда, не знаю.
– То есть она не по болезни пропускала? – еще раз переспросил я, но тут зазвенел звонок.
Сэкикава вернулся к себе и что-то бросил напоследок, но я не расслышал.
Одновременно в кармане завибрировал телефон. Я тихонько вытащил его под партой.
Сердце заколотилось.
«Прости, что так поздно. Ты, наверное, уже в классе. Я готова даже после уроков, буду ждать в океанариуме».
Это писала Асами. Меня терзало множество вопросов, но дрожащими руками я набрал ответ: «Хорошо». Всего шесть букв, но я не попадал по клавишам, и их пришлось раз за разом перепечатывать.
На самом деле я бы хоть сейчас бросился ей навстречу. Ведь неизвестно, сколько нам отпущено времени. Больше она ничего не писала. Я то и дело доставал телефон и ждал нового сообщения, но они приходили только от Канон, которая раз за разом спрашивала, как я. В первый раз я прислал стикер с призраком, показывающим большой палец вверх, а дальше уже ее игнорировал.
Надо рассказать Асами о моих чувствах. А потом уже и умереть не жалко. Даже не так: я не могу умереть, пока ей не скажу. Напоследок в нашей жизни распустится один-единственный цветок – который тут же опадет.
– Простите… Я себя нехорошо чувствую. Можно я пойду домой? – попросил я, поднявшись с места и низко опустив голову, когда набрался смелости к середине четвертого урока, английского.
Не дотерпел до конца занятий. Мы с Асами можем умереть в любую секунду, и я хотел видеть ее сейчас же. Наверняка она еще не приехала в океанариум, но уж лучше ждать ее на месте. Я хотел хоть на секунду приблизить нашу встречу.
В меня впились глаза всего класса. На парней я плевать хотел, но из-за девчонок затряслись колени, меня прошиб пот.
– Может, сходишь в медкабинет? Ребята, кто дежурный? – Учительница оглядела одноклассников.
Пот закапал на парту. Я чуть малодушно не отступился от своего дерзкого плана, но так мечтал увидеть Асами, что поборол страх.
– Нет, простите, я пойду домой. До свидания, – твердо сказал я, подняв голову, и, пока мне не изменило мужество, вышел вон.
Учительница воскликнула:
– Стой!
Но я уже бежал по коридору и мысленно кричал: «Получилось! Получилось!» Наша учительница английского манерами здорово напоминала мне мать, и я всегда ее побаивался.
Кажется, я впервые в жизни собрал столько смелости в кулак. Я хвалил себя за то, что не отступил, и бежал, бежал, обливаясь потом. Дождь в сравнении с утром ослаб, но я все равно пошел к остановке под зонтом. Вскоре и автобус подъехал. Заняв местечко, я написал: «Занятия еще не кончились, но я выезжаю».
Классный руководитель нам сказал, что она пропускает уроки по состоянию здоровья, а Сэкикава – что из-за семейной поездки и с сегодняшнего дня она готова выйти на занятия.
Однако к четвертому уроку она так и не пришла, и мне оставалось только спросить у нее лично, в чем же дело. Почему если их семья и впрямь куда-то поехала, то именно сейчас, а не, скажем, на выходных. Меня многое смущало в этой истории, но главное – я успею увидеться с ней, прежде чем мы умрем.
Когда я вспоминал, что надо открыть ей свои чувства, меня прошибал пот. Чем ближе автобус подъезжал к океанариуму, тем бешенее колотилось сердце.
Я вышел на остановке ровно в час. Асами пока так и не ответила, и я решил, что подожду ее в залах. Мой годовой абонемент только что закончился, но оформлять новый я не видел смысла, так что просто купил билет. Мог пройти по бесплатному, но решил, что сохраню его как талисман.
Перед долгожданной встречей я хотел немного успокоиться и посмотреть на медуз. Я не спеша прошел все залы, от и до. С каждым последующим аквариумом душа моя очищалась, и вскоре я почувствовал себя легко-легко. Рюдзи говорил, что хотел бы умереть на сцене, а я бы многое отдал, чтобы встретить последний миг в океанариуме.
А вот и мои любимые медузы.
Как и всегда, они бессмысленно висели в узких аквариумах. У медуз нет мозгов, они в прямом смысле ни о чем не думают, пока плавают себе среди морей. Наверное, их не мучат ни тревоги, ни страхи.
Прошел где-то час. Асами не писала, и я начал волноваться: она ведь не могла уже погибнуть? Я раз за разом проверял телефон, но она даже не прочитала сообщение.
По динамику объявили, что в дельфинарии начинается выступление, и я поплелся туда. Людей почти не было, но я все равно сел на самом дальнем ряду. Вскоре шоу началось, и дельфины зарезвились в бассейне. Мне живо вспомнилось, как мы ассистировали и как Асами играла с животными. Как вовсю летели брызги, как мы с ней промокли с ног до головы. Я заулыбался, но одновременно на глаза выступили слезы.
В конце представления вдруг звякнул уведомлением телефон. Я тут же его вытащил и увидел, что это пишет Асами: «Прости, только сейчас заметила! Я уже приехала, выходи к колесу обозрения!»
Выступление еще не закончилось, но я тут же вскочил с места. Не медля ни секунды, бросился через пустые залы к выходу, не задерживаясь взглядом ни на одном аквариуме.
Небо снаружи все так же затягивали тучи, но дождь прекратился. Я несся к колесу обозрения, что высилось прямо возле океанариума. Возле входа на него и ждала Асами, одетая в обычную, а не школьную одежду, поверх которой накинула оранжевое пальто. Она, видимо, бежала, потому что дышала тяжело и казалась страшно бледной – видимо, все-таки правду сказал учитель про ее нездоровье.
– О, привет! Сто лет не виделись… Хотя какие сто, всего три дня! – улыбнулась она, но натянуто.
Я чувствовал, что что-то не так, и боялся, как бы ей не стало хуже.
– Ты в порядке? Нам классрук сказал, что ты в ближайшее время не появишься.
Про поездку, о которой мне рассказал Сэкикава, я решил все-таки не спрашивать. Незачем, да и некогда.
Она опять натянуто улыбнулась:
– В порядке вроде. Но я хотела с тобой кое о чем поговорить.
– О чем?
Асами глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Видимо, легкие давали о себе знать, потому что она прижала руки к груди и долго успокаивала дыхание.
– Знаешь, я тоже много чего боюсь. Например, вот.
И она указала на колесо обозрения. К чему она клонит, я пока не понял.
– Еще зубных врачей боюсь и уколов. И насекомых, и привидений. Высоты и замкнутых пространств.
Я неуверенно угукнул, сбитый с толку неожиданной сменой темы. Но Асами не обращала на мою растерянность ни малейшего внимания и продолжала:
– Я думаю, у каждого человека найдется какой-нибудь страх, а то и не один. И я буду бороться. Давай со мной!
Она протянула мне билет на колесо обозрения и шагнула через турникет.
– Сакимото-кун, не отставай! – крикнула она, когда я не сдвинулся с места, и поманила рукой.
По-прежнему не понимая, что к чему, я поспешил за ней.
Мы сели в красную кабинку, которая как раз неспешно спустилась к посадочной площадке. С обеих сторон от дверей крепились лавочки, рассчитанные на двух человек каждая, и мы сели на противоположные. Асами – по центру, а я забился в угол у дальнего окошка. Сидеть прямо лицом к лицу я все-таки стеснялся.