отовый расплакаться. А как только увидела меня в коридоре, тут же снова расплылась в улыбке.
Я ничего не забыл.
Искусственная улыбка человека, который молит о помощи. У меня тогда сердце обливалось кровью.
– И еще мы ведь пересеклись на концерте «Ред Стоунз»! Я понятия не имела, что ты придешь, так удивилась. Жалко, что Рюдзи потом погиб, но концерт получился прямо что надо.
Я все-таки не сдержался, и из глаз покатились слезы.
Зачем она вдруг пустилась в воспоминания? Ведь я знаю, что мы вот-вот расстанемся навек, и ее слова резали меня точно нож.
Я не хотел больше ничего слышать, но она, как обычно, разливалась соловьем:
– А как мы фейерверки вместе жгли! Вечером в парке. Я тогда подмерзла, но какая же красота была! Вот бы летом еще разок… Сколько счастливых воспоминаний! Я давно смирилась, что болезнь – это часть меня, но, кажется, впервые… возненавидела больные легкие.
Голос Асами опять задрожал. Как будто она тоже что-то предчувствовала. Может быть, понимала, что ее организм практически истощен.
– И мне… Мне тоже было очень весело. Спасибо тебе огромное, Асами.
На самом деле я вовсе не эти слова хотел ей сказать. И презирал себя за то, что не могу продолжить мысль.
– Знаешь, на самом деле я знала, что ты выберешь для стажировки океанариум. И решила, что пойду сюда же.
– Что? Почему? – удивился я, но тут она уронила голову.
Схватилась за грудь, сползла с лавочки, сжалась на корточках и снова зашлась диким кашлем.
– А? Асами!.. – позвал я ее, вскакивая с места.
Но девушка упала набок и ничего не ответила, только хрипела и кашляла.
У меня потемнело в глазах.
– У вас все хорошо?! – К нам подбежал смотритель зала.
Вокруг собрались посетители, и меня отпихнули. Я запнулся и упал.
– Звоните в скорую! – рявкнул какой-то мужчина, и одновременно из динамиков прозвучало объявление о скором закрытии океанариума.
Совершенно не к месту заиграла музыкальная шкатулка, и ее ностальгическая мелодия звенела у меня в ушах.
Я понял, что время вышло.
Синигами предсказал ее смерть, и она умирает. Пока я мялся с ноги на ногу, боги закончили нашу историю за нас.
– Асами…
Я осторожно пробрался к ней, мучительно зажмурившейся на полу, и, не придумав ничего лучше, крепко схватил ее за руку.
Ладонь, которую мне прежде не доводилось подержать, оказалась такой теплой на ощупь.
Вот и я тоже скоро умру.
– Скорая уже едет! – крикнул кто-то еще, а к нам бросилась знакомая сотрудница океанариума.
Она звала Асами, но та, боюсь, уже ее не слышала.
Рука девушки обмякла.
«Прощай. Я скоро последую за тобой», – мысленно простился я и отпустил ее.
Медленно поднялся на ноги и побрел к выходу, по пути проводя пальцами по аквариумному стеклу. Я знал, что веду себя как распоследний трус. Но не хотел видеть, как мучается в последние секунды жизни Асами.
Дождь зарядил еще сильнее, еще холоднее, чем утром. Мне не хватило сил возвращаться в гардероб за зонтом, и я уныло побрел по улице прямо так. Чуда не случилось. Предсказание Мрачного Жнеца сбывается, и мы умрем. Я не сумел изменить судьбу. И все же я ни о чем не жалел. Пусть я не рассказал Асами, что люблю ее, зато хотя бы поблагодарил. Сделал все, что мог.
Жизнь на мою долю выпала короткая, но последняя пара месяцев, которую я провел с Асами и Рюдзи, переливалась яркими самоцветами, которые стоили всего остального срока. И – надо же! Я, гинофоб, впервые влюбился…
Если права окажется Асами и где-то существуют небеса, то мы с ней прощаемся ненадолго. Поэтому я не боялся умереть. Напротив: я жаждал смерти, чтобы поскорее увидеться снова. Ведь тогда я легко ее нагоню.
Правую руку я сжал в кулак, чтобы тепло любимой ладони не покинуло ее, и шел вперед, рыдая. Лицо было мокрым не то от дождя, не то от слез, не то от соплей, и видел я всего на пару метров перед собой.
Вдалеке выла сирена скорой. Видимо, это за Асами, но все равно ее уже не спасти. Я проклинал врачей за то, что они бессильны и только зря тратят время.
Но вот загудела машина, и я пришел в чувство. Оказывается, сам того не заметив, я вышел на пешеходный переход на красный свет. Взвизгнули тормоза, пролетели белые светляки фар.
Но уже слишком поздно.
И черная груда металла, которая на меня неслась, и собственное тело, которое пыталось увернуться с ее пути, показались мне такими медленными. Я будто различал каждую каплю, что летела к земле.
«Сейчас я умру», – успел подумать я. Мне страшно не хотелось страдать, поэтому я молился, чтобы все прошло быстро и безболезненно.
Однако уже в следующий миг я вновь думал об Асами. Она не успела что-то договорить, и я бы хотел узнать что. Но, видимо, спрошу уже на небесах.
Я закрыл глаза, и уши заполнил визг тормозов.
Глава четвертаяМузыкальная шкатулка возвещает конец
– Хикару Сакимото, – представился он еле слышным голосом в первый день одиннадцатого класса, когда все знакомились друг с другом, и я подумала: «Ой!»
Я уже видела этого мальчика! Спящее в недрах памяти воспоминание воскресло, как будто хмурое небо расчистилось.
Закончив представляться, он сел обратно за парту, не выказывая ни малейшего интереса к остальным ребятам, подпер щеку рукой и уставился в окно.
Я уверена, это он. Тот самый мальчик, которого я когда-то постоянно видела в океанариуме. Он всегда приходил туда один.
В средней школе у меня начались приступы сухого кашля, и родители отвели меня к врачу. Сначала мы думали, что я простудилась.
Анализы показали у меня идиопатический легочный фиброз.
Это такая болезнь, от которой пока не придумали эффективного лечения, и медикаментозно удается только замедлить ее течение. Никогда прежде ее не обнаруживали у людей моего возраста, но обычно с таким диагнозом живут от трех до пяти лет.
Я провалилась в бездну отчаяния и три дня подряд проплакала. Не хотела верить этому приговору, а потом впала в такое уныние, что чуть не наделала глупостей.
Но вдруг поняла, что плачь не плачь – от слез толку нет, и болезнь мою они не прогонят. Плачь или смейся – исход один. Так не лучше ли тогда смеяться, как распоследняя дурочка?
С зареванным лицом я подошла к зеркалу и заставила себя улыбнуться. Болезнь – тоже часть меня, и остается только принять ее со смехом. Мне всегда удавалось легко переключаться с темы на тему. В кои-то веки этот козырь сыграл мне на руку, и на сердце стало чуть легче.
Потом меня надолго госпитализировали, и если мне разрешали погулять, то мы с семьей – мама, папа, я и сестра – шли в расположенный неподалеку от больницы океанариум «Санрайз».
– Интересно, он один пришел? – спросила Юри, указывая на мальчика, который завороженно разглядывал медуз.
Мне показалось, что мы ровесники, и вокруг мы не заметили никого, кто бы походил на его родителей.
Мы с сестрой уже насмотрелись на аквариумы и на этот раз принялись наблюдать за мальчиком. Чтобы ребенок такого возраста один пришел в океанариум? Такие попадаются не чаще глубоководных рыб.
Я следила, как он несколько раз обошел весь комплекс, пристально вглядываясь в каждого обитателя. Когда мы собрались уходить, он все еще не оторвался от медуз.
В другой раз мы опять пришли в «Санрайз». Всё посмотрели и среди медуз опять обнаружили знакомое лицо.
– А! – воскликнули мы с сестрой одновременно.
Он удостоил нас единственным странным взглядом и ушел. Между двумя визитами в океанариум я о нем и думать не думала, но тут мы с Юри посмеялись: «Надо же, опять он один!»
Даже после моей выписки я еще несколько раз заглядывала в «Санрайз» и чуть ли не каждый раз обнаруживала его в зале с медузами. Даже успела заподозрить, что он на самом деле призрак, который тут обитает.
Мы с Юри прозвали его между собой Медузий Страж.
В девятом классе все мое свободное время съедала подготовка к грядущим экзаменам, а в старшей школе я в океанариум уже не ходила.
Симптомы резко обострились в конце второго триместра десятого класса. Прежде я еще упрямилась и отрицала серьезность ситуации, но тут уже и врачи, и родители посоветовали мне серьезно задуматься о трансплантации легких.
Я обреченно заполнила соответствующие документы, прошла обследования, зарегистрировалась в базе и встала в очередь. Меня не радовала идея, что ради моей жизни кому-то придется умереть, поэтому я ждала операции без особого энтузиазма. К тому же я понимала, каким тяжким бременем ляжет на родителей стоимость операции.
Мне сказали, что, если донор найдется, окончательный ответ надо будет дать в течение часа, и я решила, что откажусь.
И вот настал первый день одиннадцатого класса. Когда мы знакомились с новыми ребятами, во мне ожило поблекшее воспоминание из средней школы.
«Это же Медузий Страж!» – подумала я, когда он представился и сел на свое место. В десятом классе мы учились в разных параллелях, и я его даже не заметила.
Удивительно, что мы встретились вновь! Пусть он не знал, что мы уже знакомы, я тут же написала сестре: «Срочно в номер! Прикинь, я в одном классе с Медузьим Стражем! xD»
Юри прислала хохочущего кролика – пять раз подряд.
Следующий месяц я за ним наблюдала. Сакимото ни разу не заговорил ни с кем из одноклассников, всегда сидел особняком. За единственным исключением: иногда он общался с моим знакомым из средней школы, Сэкикавой: они, как я поняла, вместе учились в десятом классе.
В первом триместре нас с ним даже один раз посадили за соседние парты. В переднем ряду, прямо перед учительским столом. На переменах он читал мангу, и я изо всех сил попыталась его разговорить.
– Что читаешь? – спросила я, и он вздрогнул всем телом. Видимо, от неожиданности.
– Да т-т-т-т-так, просто… – Он тут же захлопнул книжку и сбежал из класса.
Я для себя решила: разозлился за то, что я его напугала.
На выходных я купила ту самую мангу, которую он читал, на пробу: успела подглядеть название. Решила, будет о чем в следующий раз поговорить.