Наступило 11 декабря.
Скорее всего, мое последнее воскресенье. Я упросила родителей всей семьей куда-нибудь съездить. Последний раз мы куда-то выбирались два года назад. На самом деле я планировала съездить в небольшое путешествие накануне экзаменационной горячки, но ведь я до нее не доживу.
– Ведь не факт, что мой организм выдержит до следующей весны! Поедемте сейчас!
Этот аргумент стал решающим. Родители не нашли, что мне возразить. Мне не хотелось давить на больную мозоль, но я не видела иного выхода.
И в итоге мы поехали на горячие источники прямо посреди недели. Во вторник рано утром мы все вчетвером сели в папину машину и поехали в гостиницу. Учителям родители сказали, что я себя плохо чувствую и беру отгул. Я все равно знала, что больше туда не приду. Друзьям в общий чат тоже написала, что, может быть, пропаду до конца триместра. Отправила сообщение – и тут же выключила телефон. Сегодня и завтра я все время посвящу семье.
Отмокая в горячих источниках, я думала о жизни. В детстве я как нечто само собой разумеющееся считала, что все дети обязательно вырастают и становятся взрослыми. А оказалось совсем не так. Врачи вынесли мне приговор в средней школе, но ведь жертвами болезней, несчастных случаев, преступлений и войн становятся и дети намного младше меня.
Пока не заболела, я ни разу о смерти не задумывалась. Мне казалось, что это какая-то страшная сказка, которая меня не коснется. Смерть была каким-то далеким, эфемерным явлением, которого я на своем веку не испытаю. Наверное, в каком-то смысле даже хорошо, что я заболела. А то жила себе без забот и сама об этом не ведала.
Вдруг вспомнились бессмертные медузы, о которых рассказывал Сакимото. Тогда я ему сказала, что все бы оставила как есть, потому что не до конца осознавала ужас своей ситуации. Однако теперь я отчаянно завидовала медузам.
Мне хотелось жить.
– Рина, все хорошо?
Я будто пришла в себя и увидела, что сестра смотрит на меня с тревогой. А я лила в янтарные воды источника слезы.
– В порядке. Пошли в купель под открытым небом!
Я вытерла слезы, с плеском поднялась из воды. Вылезла из каменной купели. Некогда предаваться мрачным мыслям: мы с семьей приехали насладиться нашей последней общей поездкой.
И вот остался день до моей смерти.
Даже если предсказание не сбудется, то рано или поздно болезнь меня все равно добьет. Меня уже охватила апатия. Вечером перед сном я наконец включила телефон. Чуть не забыла про него. В «Лайне» набежало за сотню уведомлений. Народ в чате за меня переживал.
«Рина-а-а, приходи в школу!»
«Рина, как ты? Пропала совсем, страшно!»
Я одновременно удивилась и растрогалась. И чтобы ребята больше за меня не волновались, ответила: «На самом деле мы с семьей уезжали путешествовать. Завтра вернусь». Сэкикава тут же прислал в ответ стикер с собачкой, записывающей что-то в блокнот.
Перед поездкой я решила, что больше в школу не пойду, но после такого шквала сообщений передумала. Да и что может быть лучше, чем провести последний день как обычно, а потом умереть?
Но тут я заметила, что у меня осталось последнее непрочитанное сообщение. От Сакимото: «Пойдем завтра с утра в океанариум?»
От слез у меня все поплыло перед глазами. Задрожали руки от радости, что он так захотел в последний раз увидеться, что даже набрался смелости сам меня куда-то пригласить. Разумеется, у меня не было ни одной причины отказываться. Я так долго думала, чем могу ему помочь за отмеренное мне время, но до сегодняшнего дня так ничего и не придумала.
Завтра мы обязательно встретимся. И я сделаю все, что успею.
Я тут же села за ту книжку про гинофобию, которую оставила лежать на столе, и перечитала ее с начала до конца. Читала, забыв про время, и сама не заметила, как настало утро.
Простите, друзья, знаю, что вы за меня беспокоитесь, но всю мою решимость пойти сегодня в школу как ветром сдуло.
Ведь мне перед смертью надо столько всего сказать Сакимото.
Он боится женщин. Но у каждого человека найдутся страхи. Я – не исключение.
Больше всего на свете я боюсь высоты. И я хочу доказать ему, что страх можно преодолеть. Он рассказал мне правду, не побоявшись моего пола. А ведь наверняка вообще ни с кем не хотел делиться такой тайной. Сакимото сказал, что со мной ему не страшно. Так, может, я и правда могу чем-то помочь? Я напряженно думала. Если по-хорошему, то такую проблему надо решать постепенно. Но у меня нет времени. Может быть, я перегибаю палку, но, кажется, я придумала отличный вариант.
И конечно, надо рассказать ему о моих чувствах. Раз уж он меня пригласил, то обязательно признаюсь, что я его люблю.
На самом деле я собиралась навсегда запереть это чувство в груди. Когда тебе призна́ется в симпатии безнадежно больная девушка, это только смутит человека. Но пусть уж простит мне такую слабость на пороге смерти.
Ведь даже у безнадежного больного есть право на чувства.
Конечно, я хотела сократить дистанцию между нами постепенно и выбрать самый романтичный момент. Но мое время на исходе, и, раз мы видимся в последний раз, нельзя будет потом пожалеть, что чего-то недоговорила.
Больше я уже ни о чем не думала и не понимала, как мне раньше это не пришло в голову.
Я страсть как хотела погулять с Сакимото по «Санрайзу».
«Прости, что так поздно. Ты, наверное, уже в классе. Я готова даже после уроков, буду ждать в океанариуме», – спешно написала я, когда сообразила, что вчера так и не ответила. Мой план требовал подготовки, и я торопливо засобиралась.
Накрасилась, выбрала любимое пальто. Тщательно проверила, что я одета великолепно, и уже схватилась за ручку двери… Как вдруг мне на глаза попался маленький бумажный листок. Тот самый бесплатный билет, который нам подарили после стажировки. Я думала как-нибудь сходить по нему в «Санрайз» с Сакимото, но не сложилось. Я сунула его в сумочку как оберег. И взмолилась, чтобы приступ не случился до того, как мы встретимся.
Снаружи лило, поэтому я раскрыла новенький зонтик в горошек и поехала в океанариум. По дороге дождь унялся.
Как я могу доказать Сакимото, что его страх – это еще не приговор?
Пока я размышляла, то вспомнила, что и сама много чего боюсь. Высоты, замкнутых пространств, насекомых, уколов, зубных врачей, привидений. Тут-то мне и пришло в голову колесо обозрения. Может, моя идея кому-то показалась бы совсем детсадовской, но уж если я смогу прокатиться на колесе обозрения, то и Сакимото справится с гинофобией.
Вот я и приехала заранее, чтобы порепетировать в одиночку, потому что без подготовки я бы туда ни за что не полезла. Может, я даже немного приободрилась бы ко времени встречи. Сакимото придет еще не скоро.
Я закрыла зонтик, подошла к колесу и робко подняла голову.
Высоченное. Вершина утопает в тучах. У меня чуть ноги не отнялись, когда я себе представила, как оно меня туда повезет. Я никогда в жизни не каталась на колесе обозрения. Впрочем, и жить-то мне оставалось недолго.
И все же я никак не могла решиться. Два часа простояла на месте. Ноги как будто приросли к земле и отказывались делать хоть шаг.
Когда я присела перевести дух на лавочку, заметила, что от Сакимото пришло сообщение. Он уже уехал из школы! Дрожащими пальцами я набрала: «Прости, только сейчас заметила! Я уже приехала, выходи к колесу обозрения!»
Он примчался мгновенно. Переживал, как у меня дела, и я быстро отчиталась, что нормально, и тут же перешла к делу. Я торопилась, потому что не знала, сколько еще у меня в запасе времени. Оставив все подробные объяснения на потом, в первую очередь я выдала ему билет, и мы сели в кабинку. Отчаянные времена требовали отчаянных мер.
Все наше путешествие по воздуху было для меня сплошным кошмаром. Не представляю, как люди по собственной воле на такое подписываются. Всю дорогу я только и пыталась себя уговорить, что мне совсем не страшно.
После колеса пришлось снова присесть на лавочку. Я объяснила Сакимото свой замысел, сказала, что через страх можно научиться перешагивать. Что весь секрет – в постепенном привыкании, поэтому ему надо найти любимую девушку, и с ней у него все получится.
Интересно, смогла ли я его убедить? Хоть немножко?
Я молилась, чтобы его упорные труды увенчались успехом и впереди его ждало светлое будущее. Только почему-то мне стало безумно обидно, что там с ним рука об руку буду стоять не я, и слезы хлынули из глаз неудержимым потоком. Сакимото растерялся, а я все плакала и плакала.
Снова пошел дождь, и мы спрятались в океанариуме. Оставалось сказать ему всего одну вещь. Сердце гулко билось в ушах, и я села на лавочку в зале с круговым аквариумом. Пыталась успокоиться, но, когда наконец собралась с силами, случилось то, чего я так боялась. Я не могла дышать, осела на пол.
Нет! Не хочу умирать! Что за дурацкая болезнь, почему вечно мне ставит палки в колеса? Я не договорила!
От тесноты в груди и обиды на глазах набухли новые слезы.
Перед ускользающим сознанием пролетел один из наших с ним разговоров.
«Как думаешь, что случается с человеком после смерти?» – «Думаю, ничего. Как только умираешь, все заканчивается. Нет ни рая, ни ада, только сплошное ничто».
А как на самом деле?
«Вот сейчас и узнаем», – подумала я, закрывая глаза. В ушах звучала музыкальная шкатулка, отсчитывающая минуты до закрытия океанариума.
За миг до того, как я упала в обморок, почувствовала, как рукам вдруг стало тепло. И пусть они дрожали, реальное и осязаемое тепло отогнало страх.
Эпилог
Я проснулся от тупой боли.
Наступило утро 16 декабря, часы показывали без пары минут шесть.
Я сел в постели и проверил каждый сантиметр тела. Не нашел никаких различий: я все тот же, что и всегда, – не прозрачный, ничего.
Что же случилось? Я свесил ноги с кровати и попытался припомнить.
Я сбежал из школы до конца занятий, прокатился с Асами на колесе обозрения. Потом пошел дождь, мы спрятались в океанариуме. Я хотел рассказать ей о своих чувствах, но тут у нее начался приступ, и она, как и предсказывал Мрачный Жнец, умерла. Я ушел из «Санрайза» прежде, чем прибыла скорая, и бродил под дождем. Потом вдруг гудок автомобиля, но слишком поздно – и меня сбила машина… то есть чуть не сбила.