было очень красиво, но солнце ещё не успело спрятаться за Фудзи и окрашивало багряными красками дома вдалеке.
Мы с Юки сидели на скамейке и пили чухай. Я дописывал в тетради последние строчки. Рука невыносимо ныла, пальцы сводило, но я заставлял себя продолжать писать, ведь позже такого шанса уже не будет. Мне казалось, для того, чтобы рассказать о своих прожитых двадцати годах, потребуется уйма времени, но оказалось, что моя жизнь была слишком скучна и не пестрила какими-то значимыми событиями.
Я игнорировал ком в горле, только сильнее надавливая ручкой на бумагу, пытаясь хоть как-то избавиться от гнетущих мыслей, но расписывая самого себя, свои воспоминания и мысли, не мог сдерживать глубокую горечь, что так яростно впивалась в моё нутро.
Хотелось расплакаться и убежать, но я не мог. Не хотел. Это был мой последний вечер.
Последняя строчка отражала мою суть лучше всего:
«Мне страшно».
– Вот и всё. – Я выдохнул, закрывая тетрадь. Протянул её Юки, чтобы тот надёжно спрятал её у себя, а сам принялся рассматривать пальцы, на которых остались следы от чернил. – Теперь дело за малым.
– Так спокойно говоришь. – Юки прикрыл глаза и улыбнулся. – Завидую.
– Да ладно, что уж там. – Я попытался пошутить, но слова словно застряли в глотке, и больше я не смог из себя ничего выдавить. – Мгм.
В голове крутилось множество мыслей, которые никак не хотели обретать хоть какой-то смысл. Мне всё казалось, что нужно было что-нибудь сказать, но я не знал что. Будто нечто важное ускользало прямо у меня из-под носа, но я прекрасно понимал, что то было лишь временем, – и вечности не хватит, чтобы вот так проститься. Если от родителей у меня вышло сбежать, то от Юки – нет.
Чувствовал, как сердце колотилось в моей груди, а в животе всё скручивало от напряжения. Правда, порхали не слащавые мультяшные бабочки, а траурницы, которые начали пожирать меня изнутри.
Ещё чуть-чуть, и меня стошнило бы от собственных мыслей.
– Когда всё закончится… – мой голос дрогнул, – я хочу напиться до беспамятства и встретить рассвет где-нибудь на берегу моря, чтобы песок холодил ноги, а морской ветер запутывал волосы.
– Звучит интересно.
– А ещё… – всё продолжал я, пытаясь успокоиться. Представлять себя на берегу моря было в разы приятнее, чем в гробу. – А ещё – чтобы мы с тобой построили самый крутой песочный замок, а потом съели бы целый арбуз, знаешь, большой такой, самый большой, который найдём.
– Чтобы потом всю ночь бегать в туалет?
– Ёкаи разве нуждаются в таком?
– Вот скоро и узнаешь.
– Хорошо, но тогда с тебя гигантский арбуз.
– Уговорил.
Мы ещё какое-то время провели в молчании. В комфортном для нас обоих. Мне даже показалось, что я начал дремать, и стряхивать с себя эту сладостную дрёму было невыносимо трудно, но больше оттягивать было нельзя, ведь мы с лёгкостью могли просидеть так целую вечность: только я да Юки.
– Думаю, пора, – тихо проронил я.
– Да, пожалуй.
Я смутно помнил, как мы поднялись, держась за руки. Как подошли к перилам, глядя на стелющийся у подножия город. Как вызвали такси, чтобы подъехать ближе к горе. Всё происходящее мало походило на реальность. Все действия были словно в замедленной съёмке, а голоса эхом отдавались в голове. Отвечал и двигался я больше на автомате, чем в сознании. Я знал: чтобы сесть в машину, нужно нажать на ручку двери, а чтобы идти – передвигать ногами.
Мой максимум.
Сам же я от ужаса прятался в самом себе, ощущая себя не более чем преступником, приговорённым к казни. Правда, единственное моё преступление, которое мне довелось совершить, – это само моё рождение. Несправедливо.
Мне всегда казалось, что конец должен был быть длинным, красочным, немного трагичным. Что он будет длиться очень и очень долго, словно бы в предвкушении. Как занесённый над жертвой меч, готовый обрушиться в любую секунду, но вот такси приехало в пункт назначения, мы с Юки расплатились и вышли. Тайком пролезли за ограждение, чтобы нас не остановили, и пошли по каменистой земле куда-то вверх.
Начался снегопад. Перед глазами всё заволокло, а очки вновь запотели.
Подниматься было трудно. Воздух яростно обжигал лёгкие, а ноги ныли. Я вспотел, устал, и у меня кружилась голова. Теперь мне уже не хотелось умирать забытым где-то на горе, и больше я не восхищался красотой Фудзиямы – издалека она мне, пожалуй, нравилась куда больше.
Теперь и мысли об операции не казались такими уж ужасными, а ещё пара лет в запасе были целой парой лет! За два года я мог сделать много всего… наверное… хотя… Как только я начинал думать об этом, понимал, что во мне клокотал страх. Он разрывал меня изнутри, пытался заставить бежать назад.
Это нормально – бояться умереть.
Потому что я хотел жить.
Потому и шёл вслед за Юки, сжимая его ладонь в своей.
– Остановимся здесь, – вдруг произнёс он. – Здесь будет видно рассвет и достаточно снега, чтобы… – Юки сглотнул, отводя взгляд, – …чтобы я смог укрыть нас им.
Я сел на каменистый выступ, покрытый изморозью. Достал из рюкзака бутылку воды и с жадностью впился в неё, пытаясь перевести дыхание. Меня била мелкая дрожь, и я не знал, из-за усталости ли или из-за страха. Возможно, из-за всего разом.
– Акира, я… – Юки упал передо мной на колени, на его бескровных губах заиграла траурная улыбка. – Я столько всего не успел сказать, но, надеюсь, у меня ещё будет шанс. Мне очень страшно. Страшно думать, что по моей вине ты можешь не проснуться, – признаюсь честно, эти мысли душат меня который день. Я боюсь, что не справлюсь и что ты пострадаешь из-за моей гордыни и глупости.
Странно было видеть Юки вот таким. Я вспомнил отца, который напился и встал точно в такую же позу, что и Юки сейчас. Его извинения и слёзы. Теперь мне и самому стало в разы страшнее, но я проглотил этот ком в горле и, выдавив из себя глуповатую улыбку, произнёс:
– Ночь темна перед самым рассветом.
– Пришла зима, но означает ли это, что весна далеко? – вторил моим словам Юки, склонив голову. – Разумеется…
Мне казалось неправильным видеть его таким скорбным, но я понимал, что этот груз ответственности свалился на его плечи подобно тяжёлому камню, что так и норовит придавить его к земле. Окажись я на месте Юки, то волновался бы не меньше, даже больше. Тревога и страх загрызли бы меня, не оставив ни капли рассудка.
Я облизнул пересохшие губы. Взглянул на Юки, который всё не решался поднять на меня взгляд, словно он совершил непростительный грех, и, грустно улыбнувшись своим же мыслям, я сполз с выступа, вставая на колени, прямо как он.
Теперь мы находились в равном положении.
Мне хотелось его утешить, пошутить, но я знал, что моя смерть принесёт облегчение только мне. Юки же придётся жить с грузом вины за содеянное, и вряд ли кто-то сможет доказать, что это было и моим решением.
– Знаешь, меня всегда пугало одно слово, – осторожно начал я. – Его так часто произносят, что я начал терять его суть, искренность и важность. Ещё оно мне всегда казалось… обременяющим, слабым, словно если я призна́ю существование этого слова, то потеряю самого себя. Стоит только вымолвить, как меня растопчут и засмеют. Или не поверят.
Юки молчал. Он поднял на меня взгляд, и на дне его серых глаз зрело недоумение, которое он не решался высказать. Он просто слушал. Слушал и внимал каждому моему слову.
– Но теперь, стоя на краю этой пропасти, которая зовётся жизнью, я понял, что есть люди, которым я могу это сказать. – Я улыбнулся ещё шире. – И этот человек – ты.
– Акира…
– Я…
– Постой. – Юки склонил голову к плечу. Его губы дрогнули, а на дне глаз будто что-то промелькнуло. – Скажешь мне это на той стороне, договорились?
Я нервно сглотнул. Чувствовал, как по щеке стекает слеза за слезой. Такие холодные, липкие и горькие. Я не знал, кому следовало продать душу, чтобы жизнь не прекращалась. Чтобы мы, такие уставшие, но счастливые, спустились с этой треклятой горы и поехали к морю.
Осталось совсем чуть-чуть.
– Чем бы ни закончился этот день, – на одном дыхании вымолвил Юки, – я последую за тобой, Акира.
Мне оставалось только горестно улыбнуться, чувствуя, как белая вуаль снега ложится на нас тенью:
– До встречи в следующей жизни.
Эпилог
Дорогие мама и папа!
Вероятно, я поступаю очень подло и эгоистично по отношению к вам, но у меня больше нет сил притворяться, что все будет так, как и раньше. Мы все это знаем. И знали еще задолго до этого дня.
Простите.
Простите, что я так подло хватаюсь за последние мгновения своей ускользающей жизни, но проводить их в стенах больниц было бы худшим из всех решений. Я хочу познать себя и реальность вокруг. Узнать, каково это – увидеть мир во всех его красках, со всеми его прелестями и опасностями, которые мне всегда были доступны, но которые я игнорировал, боясь вас разочаровать.
Простите…
Об этой вольности я и мечтать не мог, но чего теперь стоят эти мечты?
Я вас очень люблю и знаю, что вы любите меня. Вы все. Но я считаю, что куда легче, если вы не будете знать, что со мной: жив я или нет; греюсь на пляже под золотистыми лучами солнца или мои кости тлеют под землей. Думайте о лучшем, пожалуйста. Считайте меня счастливцем, который ушел во все тяжкие ради праздных удовольствий. Вините меня. Ругайте. Но не думайте о том, что меня уже может не быть совсем, хорошо?
Я не один. У меня есть друг, который позаботится обо мне. Поверьте, ему я готов доверить свою жизнь, потому что знаю: Юки-кун – надежный человек, который способен разделить со мной эту ношу. Верьте и вы ему, хорошо?
Я хочу, чтобы у вас и у Асахи с Мэй все было хорошо. Вы это заслужили.
Отец, будь с ним мягче и ради меня, пожалуйста, если у моего братца когда-нибудь будут дети, побалуй их. Будь самым потрясающим дедушкой, к которому они будут тянуться. Своди их в парк, купи сладкой ваты и расскажи сказку про юки-онну!