«Совсем как редкие морские животные в океанариуме». Их с Нобуо и сравнить-то было трудно. Бывший парень Юи выглядел совершенно обычно, – по правде сказать, она надеялась, что благодаря этому их отношения будут надежными. Не было никаких препятствий к тому, чтобы двое людей с заурядной внешностью были счастливы в браке. Норито немного наклонился к окошку кассы, вытащил из кармана джинсов бумажник, небрежно протянул кассиру банкноту, забрал билеты и сдачу. Юи, как завороженная, наблюдала за этими простыми движениями, хотя ее немного удивило, что он не воспользовался банковской картой. Но гораздо больше удивляло ее другое: невозможно было представить, чтобы один из двух маленьких прямоугольных билетов, которые он зажал двумя пальцами, принадлежал ей. Ее сердце забилось чаще от охватившего ее волнения. Норито обернулся и помахал ей рукой.
То ли из-за того, что была середина недели, то ли из-за холодной погоды посетителей в океанариуме было немного: их шаги и голоса отзывались приглушенным эхом в коридорах, чьи стены представляли собой ряды ярко оформленных аквариумов разных размеров. На входе Норито купил теплое софуто-куриму[85] в вафельных рожках: со вкусом зеленого чая маття для себя и с ванильным вкусом для Юи. По правде сказать, Юи терпеть не могла ваниль, но, когда Норито спросил ее, какой она хочет софуто-куриму, она застеснялась и принялась отнекиваться, так что он выбрал ванильный вкус, по-видимому решив, что он должен понравиться девушке. Юи предпочла бы какао или горьковатый маття, но даже нелюбимый вкус ванили сейчас переполнял ее радостью, и она откусывала от десерта самые маленькие кусочки, чтобы растянуть удовольствие.
Они шли медленно, время от времени задерживаясь перед каким-нибудь из аквариумов и разглядывая его жителей, занятых своими делами и не обращавших на них ни малейшего внимания. Замечали ли их все эти рыбы с причудливо расцвеченной чешуей и отливающими металлом жабрами, деловито копошившиеся в грунте крабы и креветки и флегматично покачивавшиеся в искусственном течении и неоновой подсветке фестончатые медузы?.. Должно быть, все они даже не подозревали о том, что существует некая прозрачная преграда, за которой их мир заканчивается, – они просто скользили вдоль нее целыми днями, уверенные в том, что странствуют в бесконечном океане, на самом же деле из раза в раз они возвращались к исходной точке и начинали свой путь заново. Юи стало грустно от этих мыслей.
– Странно… а где же осьминог?
Удивленный голос Норито заставил ее поднять глаза и посмотреть на стекло громадного, возвышавшегося перед ними аквариума, задняя стенка которого была затемнена, отчего создавалось впечатление, что она вовсе отсутствует. Аквариум был оформлен крупными камнями, имитировавшими подводные скалы. На них росли разноцветные мягкие кораллы, губки и морские анемоны, чьи полупрозрачные щупальца колыхались, как от слабого дуновения ветра. Небольшие морские звезды с красными и синими пятнами неподвижно лежали на дне и камнях, похожие на пластиковые декорации.
– Написано, что в этом аквариуме живет гигантский тихоокеанский осьминог Enteroctopus dofleini. – Норито, сощурившись, вглядывался в казавшуюся бесконечной глубину. Сложное название морского обитателя он произнес без запинки, как будто целыми днями только и делал, что читал тексты на латыни. – Может быть, он спрятался за камнями?
Юи немного наклонилась, едва не коснувшись лбом стекла. На первый взгляд пространство за ним казалось необитаемым, если не считать похожих на причудливые цветы морских анемон и асцидий, ползавших внутри аквариума моллюсков, очищавших его от пленок водорослей, и крошечных, едва заметных креветок, деловито сновавших по песчаному дну. Она уже готова была ответить утвердительно на вопрос Норито, когда очертания одного из камней вдруг показались ей необычными – слишком плавными и регулярными для творения неживой природы. В следующее мгновение она увидела ряд темно-фиолетовых присосок распластавшегося по каменной поверхности щупальца, практически незаметного среди ярких пятен анемон и кораллов, а проследив за его изгибами, отыскала и саму голову огромного моллюска с выступающими холмиками глаз, похожими на рожки. Осьминог не двигался, прижавшись к камням и приняв пеструю узорчатую расцветку, делавшую его практически неразличимым. Его овальный глаз с горизонтальной полоской зрачка внимательно смотрел на Юи.
– Вон он, – шепотом проговорила Юи и рассеянно откусила кусочек сладкого софуто-куриму, – между камнями…
– Да? И правда! – Проследив за ее взглядом, Норито тоже наконец заметил осьминога. – Кажется, он рассматривает тебя, Юи! Ты ему тоже понравилась!
Недовольный вниманием к своей персоне, осьминог пошевелился и подтянул к себе щупальца – когда они начали двигаться, Юи едва не ахнула от того, какими они оказались длинными. Если бы моллюск решил вытянуть их на всю длину, то, наверное, смог бы дотянуться из своего убежища до любого места в аквариуме. Как завороженная, она смотрела на свивавшиеся упругими кольцами мускулистые тяжи, вразброс усеянные круглыми присосками, на глазах менявшими оттенок и форму. Голова осьминога была покрыта извилистыми складками, напоминающими морщины на лбу древнего старца.
– Какой же он огромный…
– Точно! И вкусный, наверное! – усмехнулся Норито.
Он протянул руку к стеклу и постучал по нему пальцами.
– Что вы, разве можно так говорить! – Юи тихонько засмеялась, прикрыв рот ладонью, однако Норито бросил на нее короткий взгляд, в котором вновь читались с трудом сдерживаемые досада и раздражение, и она мысленно себя одернула.
«Ох, Юи, какая же ты глупая. Сколько раз тебе говорили, что нельзя возражать мужчине даже в шутку! Почему ты никак не можешь научиться вести себя уважительно… ты опять все испортила».
Она с надеждой посмотрела на Норито, не решаясь больше ничего произнести, но, к ее радости, выражение его лица смягчилось, и он даже слегка ей улыбнулся:
– А тебе известно, какие раны остаются от присосок осьминога?
– Раны?..
Норито медленно кивнул и потер пальцами тыльную сторону левой ладони. Юи захотелось прикоснуться к его руке, но она не могла заставить себя пошевелиться. Софуто-куриму оплывало в вафельном рожке, грозя упасть сладкой ванильной каплей на пол.
– Как-то однажды, когда я еще в младшей школе учился, мама принесла домой живого осьминога, чтобы приготовить из него юдэдако[86]. Она положила его в миску с водой, из которой он все время пытался вылезти.
– Юдэдако?..
– Да… обычно это блюдо подают в ресторанах, а в супермаркетах осьминога продают уже отварным, потому что дома его очень сложно правильно приготовить. Но моя мама… как бы это сказать… она была просто фанаткой готовки.
Довольно крупный осьминог был, казалось, все еще полон жизни – мама, не доверив это ответственное дело домработнице, специально сама съездила за ним ранним утром на рыбный рынок. Она была домохозяйкой и больше всего на свете любила готовить, посещала разные кулинарные курсы и смотрела кулинарные шоу по телевизору, однако Норито не нравилось почти ничего из того, что она готовила. Наверное, у мамы просто не было таланта, но все вокруг из вежливости или из сочувствия убеждали ее в том, что ее кулинарные произведения превосходны, хотя единственное, в чем она достигла совершенства, так это в мастерстве оформления и подачи блюд. Но восхитительно красивые замысловатые бэнто с героями анимэ или сезонными мотивами, которые она делала для Норито в школу, он ел с большой неохотой – лишь для того, чтобы не чувствовать голода, – и едва ли не всегда больше половины выбрасывал в мусор. Ему было жаль это делать, но еще больше ему не хотелось расстраивать маму, и он делал вид, будто съел все до последнего зерна риса. Трудно сказать, в чем была причина: мама всегда неукоснительно следовала сложным рецептам, но всякий раз допускала какую-нибудь незначительную ошибку: то недокладывала, то добавляла слишком много какой-нибудь специи, а может быть, причина крылась в чем-то другом – как бы то ни было, даже обыкновенные онигири с умэбоси[87] или сэндвичи с омлетом получались у нее то с каким-то посторонним привкусом, то вовсе безвкусные, и, когда Норито не успевал потратить все карманные деньги на гасяпон[88] с роботами из «Гандама», он предпочитал маминым обедам стряпню из школьной столовой.
Теперь же она купила осьминога – наверняка выбрала самого большого и красивого из тех, что нашлись в тот день на рынке. Норито стоял в одиночестве в просторной кухне – такой идеально чистой, будто она была подготовлена к съемкам кулинарной программы – и рассматривал моллюска, шевелившегося в миске, до половины наполненной водой. Осьминог был темно-бурого цвета, покрытый сложным узором, похожим на узоры на поросших водорослями морских камнях. Наверное, он с легкостью прятался среди камней, затаивался в расщелинах и поджидал проплывавших мимо рыб или, может быть, своих более мелких сородичей. Глупый осьминог – когда он залезал в ловушку, он и не подозревал, что сам станет чьим-то ужином, да к тому же попадет в руки самой неумелой хозяйки во всем Токио. Норито ткнул осьминога в голову пальцем. Его кожа была скользкой и упругой, как будто сделанной из резины. Он тут же попытался обвить палец Норито щупальцем, но тот успел вовремя отдернуть руку и усмехнулся.
– Скоро мама приготовит из тебя юдэдако, и твои щупальца будут такими же жесткими, как подошвы моих школьных ботинок! Глупая ты рыба!
Норито протянул руку к подставке для ножей и вытащил из нее большой нож сантоку[89] с темной деревянной рукояткой. Клинок холодно блеснул в электрическом свете зажженных над кухонным столом ламп. Он опустил руку и снова уставился на осьминога. В одной из кулинарных программ, которую смотрела мама, повар рассказывал, что мозг у осьминога располагается между его глазами и это – самое уязвимое его место. Нужно сделать два глубоких перекрещивающихся надреза – сначала горизонтальный, затем вертикальный, и осьминог сразу же станет беспомощным. Он почувствовал, что его ладонь вспотела, и покрепче сжал пальцами гладкую рукоятку ножа. Всего лишь два надреза – это не должно быть особенно сложно. Любой повар в ресторане суши или обычная домохозяйка могли с этим справиться. Между глазами у осьминога, к