дение увидел?
– Ничего. Простите, Осогами-сан. – Александр послушно отвел взгляд. И правда, вышло неловко.
– В общем, как-то раз, идя вечером мимо задней двери какого-то магазина, он заметил служащего, улучившего свободную минуту, чтобы выкурить сигарету. Мужчина и сам не понял, что заставило его остановиться и уставиться на этого служащего. Затем он увидел, как струйка дыма, вившаяся над кончиком сигареты, приобретает странную форму, напоминающую женский силуэт. Постаравшись не показать вида, что это его испугало, он отвернулся и поспешно зашагал прочь, твердя про себя, что все это ему только померещилось.
– Но он же видел это на самом деле?
– Ты что, дурак? Хочешь сказать, что в современной Японии водятся призраки?
– Нет, я не…
– Кстати, кем ты работаешь?
– Я… банковский менеджер.
– Вот как. Я думала, банковские работники разве что в Инари верят. И как тебя только в банк взяли…
– Дело в том, что…
– Ладно, забей. Короче говоря, призрак жены стал донимать этого мужика, куда бы тот ни пошел. Это было еще до того, как в Японии начали бороться за запрет курения в общественных местах[106], и тогда можно было спокойно курить в крошечных кафе и на платформах станций метро – там даже специальные пепельницы имелись. Так что призраку, являющемуся из сигаретного дыма, было где разгуляться.
Александр сдержанно вздохнул: Рин явно уступала официанту по части умения рассказывать тоси дэнсэцу.
– В конце концов мужчина так измучился, что решил просить защиты у ками-сама и пришел в храм. Там он сделал щедрое пожертвование и принялся молиться, прося богов успокоить мстительный дух его жены. Но именно в этот момент он увидел, как дым от курившихся в храме благовоний вместо того, чтобы рассеиваться, наоборот, сгущается и уплотняется, постепенно принимая форму женщины, висящей в петле. Призрак, покачиваясь в воздухе, медленно приближался к нему. Мужчина хотел было броситься бегом, но ноги его как будто приросли к земле, и он не мог пошевелиться. От страха у него остановилось сердце, и он умер прямо на территории храма. – Рин затянулась сигаретой. – Вот как вышло.
«Очень… интересно», – хотел было сказать Александр, но успел выговорить только первое слово, как Рин раздраженно его перебила:
– Да его просто бесит, что я курю, и он выдумал эту дурацкую историю, чтобы надо мной посмеяться. Кисараги очень нравится рассуждать о том, что на черных кораблях[107] под командованием коммодора Мэтью Перри, прибывших в 1853 году к берегам Японии из Соединенных Штатов, в нашу страну приехал сам дьявол. А у дьявола, как известно, изо рта и из носа идет дым и чувствуется запах серы. Так что, чтобы не слишком выделяться среди окружающих, дьявол приучил японцев к курению трубки. Вот ведь хренов зануда.
– Вы и Кисараги-сан давно дружите? – набравшись смелости, спросил Александр.
– Что? С чего это ты взял, что мы друзья?
– Я… просто…
– Хватит чушь молоть! – Рин одним глотком допила свой виски и со стуком поставила стакан на стол. – Ему только дай возможность – будет до самого рассвета рассказывать тоси дэнсэцу, а у меня смена начинается в девять утра. Не проводишь меня до дома, гайдзин?
Манами
Митико ей ни в какую не верила, а Норито наотрез отказывался фотографироваться – мол, он нефотогеничный, только совместное фото испортит. Ну да, как же. Манами вздохнула и рассеянно перелистнула свои записи. Завтра нужно будет навестить господина Ли. Она-то думала, он китаец, и, собираясь к нему в первый раз, заранее выучила выражение «Дзао сян хао»[108] – «Доброе утро», старики обычно такое любят, ты как бы демонстрируешь уважение к их родной культуре. Но господин Ли оказался корейцем, и Манами с порога оконфузилась. Теперь старый хрыч на дух ее не переносил.
А все-таки – что, если она как-нибудь придет к нему, а он лежит на полу уже окоченевший? Говорят, большинство социальных работников рано или поздно с таким сталкиваются. Если пожилой человек не открывает дверь, нужно прийти еще пару раз в этот день и прикрепить записку к дверному косяку. Если записка остается нетронутой в течение нескольких дней, это повод вызвать полицию. Но подруга Манами по работе – Митико, у которой были ключи, как-то раз в таком случае решила не заморачиваться с полицией и зашла самостоятельно. Говорила, чуть в обморок не хлопнулась: ее подопечная, видимо, решила принять ванну и умерла прямо там, да еще было начало августа, самый сезон «большой жары» тайсё[109]. Манами даже непроизвольно нос зажала пальцами, слушая ее рассказ.
Когда Манами устраивалась на эту работу, она утешала себя мыслью, что это очень нужно, что в Японии, особенно в таком огромном городе, как Токио, много одиноких пожилых людей, утративших связи с близкими. В 60-е и 70-е годы, во времена экономического бума, они приезжали сюда из провинции, а потом массово остались без работы в 90-е. А у кого-то просто дети уехали в другие города и обзавелись собственными семьями – им не до своих престарелых родителей, и они уверены, что их самих не ждет такая же судьба. Манами вздохнула. Да, дела… если ты за что-то взялся, бросить – последнее дело, сам себя уважать перестанешь.
Не то чтобы все ее подопечные были похожи на ворчливого господина Ли, которому не объяснить, что начинать день с бутылки дешевого соджу[110] – не очень-то похоже на здоровый образ жизни. Например, была госпожа Мацуда, связавшая для Манами чудесную шапочку, шарф и пару перчаток из темно-вишневой пряжи, так что зимой ее даже спрашивали: «Это тебе бабушка связала, Манами-тян? Как красиво!» – хотя ее собственная бабушка уже несколько лет как умерла, да и вязать она не умела. К госпоже Мацуде Манами старалась приходить чаще, чем два раза в неделю, и покупала ей в «Торая» немного ее любимого ёкана[111], хотя врач запрещал госпоже Мацуде есть сладкое. Когда Манами однажды напомнила ей об этом, та рассмеялась надтреснутым старческим смехом:
– Мне девяносто три года, какая мне разница, что там сказал твой врач! В мои времена никто и не думал о таких глупостях, как какая-то там глюкоза, а люди были покрепче нынешних.
– Но все-таки, Мацуда-сан…
– Ничего вы, молодые, не смыслите в жизни. – Госпожа Мацуда прищурилась, весело глядя на Манами. – Хотя тот ваш новый сотрудник понимает больше, чем можно было бы ждать от такого симпатичного юноши.
– Наш… новый сотрудник? – Манами уставилась на свою подопечную, округлив глаза и приоткрыв рот от удивления.
В их офисе уже года два как не появлялось новых сотрудников, не считая Манами, и парней почти не было, в основном девчонки и женщины средних лет. Оно и понятно – не очень-то «мужская» профессия, да и платят не то чтобы много, разве что на холостяцкую жизнь и хватит. И уж точно не было никого, кого бы можно было назвать «симпатичным юношей». В этом-то и заключалась основная проблема для Манами.
– Как же, такой обходительный молодой человек и знает столько занятных историй! С ним я впервые за многие годы почувствовала, что я не так одинока. Конечно, не считая тебя, Манами, – быстро спохватилась госпожа Мацуда. Несмотря на преклонный возраст, живости ее ума мог позавидовать и кто-нибудь помоложе.
Но Манами так удивилась, услышав про некоего молодого человека, работающего в их офисе, что пропустила ее замечание мимо ушей. Нет, ну надо же! Очень странно… Наверное, у руководства имелись какие-то особые причины, чтобы не представлять новенького остальным сотрудникам. А может, он просто был волонтером? Это бы все объяснило. Наверное…
– Нужно будет связать ему что-нибудь на память, если у меня сил достанет, – продолжала госпожа Мацуда.
– А?.. – рассеянно переспросила Манами.
– Я в последние дни чувствую, как жизнь меня покидает – капля за каплей. Видимо, ками-сама наконец-то обо мне вспомнили.
– Да что вы такое говорите, Мацуда-сан! Вы ведь еще крепкая!
Госпожа Мацуда снова засмеялась, но ее смех показался Манами грустным, как шелест старой бумаги в семейном альбоме, который госпожа Мацуда время от времени просила снять с полки и дать ей полистать. С пожелтевших фотокарточек улыбались вечно молодые люди в одежде прошлой эпохи. Неужели подобное будущее ожидало и Манами? Их начальник как-то сказал: «Вам предстоит помогать людям, которые утратили связь со своими семьями. Те, кого они любили, живут далеко или уже давно умерли. Им очень грустно, потому что они знают, что такое настоящее одиночество. Отнеситесь к ним с заботой и пониманием». Но у Мацуды-сан по крайней мере когда-то был мужчина, которого она любила, пусть их брак и был бездетным, а ее муж умер вот уже двадцать лет назад. Увидев ее фотографию пятидесятилетней давности в альбоме (почти у каждого подопечного социальной службы были такие альбомы), Манами ахнула: неужели эта сухонькая, сгорбленная, как столетний бонсай, женщина когда-то была такой привлекательной? Куда уж Манами, с ее курносым носом…
– Манами-тян, будь так добра, купи мне в следующий раз пряжу…
– А?.. – Манами будто очнулась и увидела, что госпожа Мацуда протягивает ей несколько банкнот по тысяче иен.
– Да что вы, Мацуда-сан! Это ведь много, пряжа, наверное, столько не стоит. Я сама для вас куплю, вы только скажите, какая вам нужна.
– Ну уж нет, мне важно, чтобы подарок был куплен на мои собственные деньги. Я могу себе это позволить, не зря же я работала почти до восьмидесяти лет. Государство платит мне большую пенсию, да и после смерти мужа стали доплачивать.
Манами вздохнула. Наверняка старушка откладывала эти деньги несколько месяцев.
– Ты возьми какую-нибудь получше, и чтобы цвет был подходящий мужчине, – продолжала, не обращая внимания на ее возражения, госпожа Мацуда, – а то ведь схватишь какую-нибудь «сакуру» или «момо».