оябуну[116] свой правый большой палец – в качестве извинения.
– Ну… и что с того?
– Все-таки сволочь был этот его оябун – мог бы взять и мизинец для соблюдения традиции, зачем ему было брать именно большой палец?..
– Ми-тян!
– Короче, он рассказывал мне про одного парня: когда тот пришел в якудза, никто не верил, что от него будет какая-то польза, и его поначалу хотели отослать обратно к его настоящей семье. Сато-сан говорил, тот парень был такой симпатичный и голос у него был такой нежный, как у женщины, что ему бы скорее подошло играть куртизанок в театре Кабуки. Но парень уперся, и вскоре выяснилось, что он самый настоящий психопат. Сато-сан сказал, что все его товарищи были уверены в том, что этот парень девственник, вот только не потому, что он особенно стеснительный с женщинами, а потому, что он ничего не любил больше, чем пустить кровь. – Она указала палочками с болтающейся на них лапшой прямо в лицо Манами. – Что, если этот твой Норито – такой же?
– Ну ты скажешь тоже…
– А что в этом такого? – возразила Митико. – Вы с ним уже больше недели встречаетесь, а он даже сфотографироваться с тобой отказывается! Это подозрительно.
– Нет в этом ничего подозрительного. И времени-то совсем немного прошло…
– А я тебе говорю, что подозрительно.
Манами страшно хотелось встать и просто выйти из этой тошниловки – все равно ее лапша, плававшая в соевом бульоне, остыла и стала совершенно невкусной. Ей хотелось бы убедить себя в том, что Митико просто завидует, но она чувствовала, что в ее словах скрывается настоящее беспокойство. Да ну, бред какой-то… в Токио живет больше людей, чем муравьев в муравейнике, – с чего бы именно ей повстречать убийцу-демона из Итабаси? Это все равно что встретить на улице настоящую знаменитость. Шансов – никаких.
Рамэнная находилась на первом этаже старого здания, притулившегося вплотную к восьмиполосной эстакаде, – если прислушаться, можно было услышать непрерывный гул проезжающего по ней транспорта. Манами вздохнула и ухватила палочками немного лапши.
– На этот раз тела нашли в Мэгуро, неподалеку от станции, так что теперь его можно назвать убийцей-демоном из Мэгуро, «Мэгуро но сáцудзинки».
– Мэгуро? Но это…
– Ну да, на другом конце города. Он даже в реке не потрудился их как следует утопить, бросил мешки с расчлененными телами на мелководье, в прибрежных зарослях, как будто для того, чтобы их побыстрее нашли. Ты только себе представь: открываешь пакет, а там…
– Слушай, Митико, хватит уже. Достала.
– А ты не думала, кстати, почему тела находят сразу по два, а не по одному? – пропустив ее слова мимо ушей, задумчиво проговорила Митико. – Вроде как это было бы проще…
– С чего мне об этом думать?
– Я думаю, перед тем как убить, он заставляет девушек смотреть на смерть, – уверенно заявила Митико. – Он зачем-то хочет, чтобы они увидели, что их ожидает.
Манами устремила на подругу ошеломленный взгляд:
– Ты все это… серьезно сейчас?
– Зачем бы еще ему это делать? С несколькими телами возни ведь намного больше. – Она говорила так, будто речь шла всего лишь о работе. – Если он усложняет себе задачу, значит, у него есть какая-то цель. Он хочет, чтобы его жертвы что-то увидели. И сейчас, возможно, где-то умирает пойманная им девушка…
– Пожалуйста, Ми-тян, прекрати это! Это просто… просто отвратительно!
Митико пожала плечами, обиженно замолчала и несколько минут молча поглощала свой адски острый рамэн, но потом все-таки не выдержала:
– Ма-тян, да ты сама подумай – а что, если я права?
– Ты что, серьезно считаешь, что парень, с которым я познакомилась в магазине рукоделия, – убийца? Бред какой-то…
Ее подруга опустила взгляд и еще некоторое время молчала, рассматривая плававшие в бульоне кусочки капусты, сладкого перца и черных древесных грибов, как будто в жизни не видела ничего интереснее.
– Я думаю, нужно позвонить Такэдзи.
– Это что, твой бывший?
– Ну да.
– А-а…
– Он полицейский. Я думаю, хуже не будет, если я скажу ему, что ты связалась с каким-то странным типом.
Манами хотелось в ответ отшутиться или вообще послать ее куда подальше, но вместо этого она сказала только:
– Не знала, что твой бывший парень в полиции работает.
– Ага, – кивнула Митико, – в кобане на Синагаве. Парень-полицейский и девушка – социальный работник – пара хуже не придумаешь. У кого-то должны под вечер оставаться силы, чтобы выслушать другого, верно?
Манами пожала плечами, бесцельно водя палочками по разбухшей в соевом бульоне лапше. Может быть, только ради этого люди и заводят отношения – просто чтобы было кому тебя выслушать. В конце концов, остальное не так уж и важно. По крайней мере, жизнь несчастных стариков, для которых она и Митико покупали лекарства, продукты, выполняли работу по дому и которых они так боялись однажды обнаружить мертвыми, была тому лучшим доказательством. Манами подумалось, что, может быть, некоторые из их подопечных сердились и капризничали потому, что никак не могли разглядеть в работницах социальной службы своих утраченных навсегда друзей и родственников. Или, наоборот, видели в них своих близких и переставали сдерживаться. Все же одиночество – страшная вещь. Ее рука вдруг дернулась, и кончики палочек с силой ткнулись в стенку миски, едва не опрокинув ее содержимое на пол.
– Ты чего это? – удивилась Митико.
– Да так, ничего, просто руку свело.
Вот оно, точно! Ей снова представилась невидимая, слегка поблескивающая пленка, обволакивающая Норито. Он совершенно не вникал в то, что она говорила – интересовался ее внутренним миром не больше, чем нитями и шестеренками, приводящими в движение механическую куклу. Манами и сама не могла толком объяснить, в чем было дело, но почему-то предложение Митико не казалось ей таким уж дурацким. В конце концов, если Норито – обычный парень, то ничего плохого не случится, а если Митико окажется права… не то чтобы Манами допускала такую мысль, но всякое ведь может быть. Да что с ней такое?! Рассуждает, будто сама себе в бабушки годится.
– Хорошо.
– Хорошо?
– Хорошо, OKэ-дэсу-ё, позвони своему бывшему.
Митико сидела спиной к большому прямоугольному окну, за которым стремительно темнело и начал накрапывать дождь. Освещение на улице было тусклым, к тому же над зданием бетонной громадой нависала эстакада, и из-за этого казалось, что рамэнная плывет в огромном ночном океане, подобно крохотной рыбацкой лодке – такой, на которой ходил в море отец Манами. Зачем она только переехала из провинции в Токио, где у нее совсем никого нет… Она взглянула на Митико, аккуратно вылавливавшую палочками кусочки капусты из своего рамэна, – та всегда заказывала себе ровно столько, сколько могла съесть, и никогда не оставляла еду в тарелке, чтобы не проявить неуважения к труду повара. Интересно, как ей всегда удавалось быть такой правильной? Похоже, у Манами появилась идеальная подруга. Даже имена у них были подходящие: Ми-тян и Ма-тян, прямо как герои какой-нибудь детской передачи. Один все делает по правилам, а другой их все время нарушает. Они бы запросто могли быть подружками с детского сада, если бы, конечно, встретились тогда, а не познакомились в социальной службе каких-то пару лет назад. Манами хотелось перегнуться через разделявший их столик и обнять Митико, но момент был явно не подходящий, да и Митико могла не понять, с чего это вдруг. Ничего, случай ей еще не раз представится. Манами отодвинула в сторону миску с недоеденным рамэном, чувствуя на себе укоризненный взгляд подруги.
Александр
Александр спустился в лобби отеля. Было уже далеко за полдень. Завтрак он благополучно проспал, под утро наконец уснув тревожным, не приносящим отдыха сном. Двойной эспрессо из стоявшей в номере кофемашины бодрости ему не прибавил, – наоборот, от кофе глаза начали слипаться еще сильнее, а мысли в голове путались. Он помнил, как вместе с Осогами-сан долго шел по узким ночным улочкам Икэбукуро, пока они не пришли к видавшему виды старому кондоминимуму, – вероятно, вскоре его уже предполагалось снести, поэтому аренда квартир в нем была значительно дешевле средней. В здании даже лифта не было, и им пришлось подниматься на четвертый этаж по узкой бетонной лестнице. Александр с удивлением рассматривал стены с отслоившейся штукатуркой и пятнами черной плесени, похожими на потеки туши. Молодая женщина жила в таком месте? Даже при самом скромном заработке в Токио можно было подыскать что-нибудь получше.
– Вот мы и пришли. – Рин открыла серую, обшитую потрескавшейся фанерой дверь.
Из квартиры пахнуло холодом и затхлостью.
«Не дом, а настоящая могила…»
Он так и не решился войти внутрь, пробормотав про какие-то важные дела, хотя ясно было, что никаких дел у него в такой час быть не могло. Рин пожала плечами и, коротко попрощавшись, закрыла дверь перед его носом. Могла ли просьба проводить ее до дома быть своеобразным приглашением продолжить свидание? В таком-то месте?.. Однако не похоже было, чтобы она расстроилась или обиделась. Странная девушка. Александр постоял еще некоторое время, глядя на закрытую дверь. В квартире стояла абсолютная тишина, как будто там никого не было. Он развернулся и начал спускаться по лестнице, стараясь не наступить на валявшийся на ступенях мусор. На обратном пути ему встретился какой-то неопрятный парень, вышедший покурить на переходный балкон и проводивший его заинтересованным и недружелюбным взглядом.
Дойдя до станции Икэбукуро, которая была уже давно закрыта, он смог наконец поймать ночное такси и вернуться в отель, думая только о том, как бы поскорее вытянуться на кровати и провалиться в сон. Однако, войдя в номер и приняв душ, он еще долго лежал в каком-то оцепенении, неотрывно глядя в широкое, во всю стену, окно, за которым раскинулась впечатляющая панорама ночного Токио: теснившиеся высотки, которые словно пытались оторваться от земли и взмыть в иссиня-черное небо, и ленты дорог, похожие на реки, источающая мягкий теплый свет старая телебашня Tokyo Tower, построенная по образцу Эйфелевой башни, помаргивающие красные сигнальные огни на крышах… В окне отражался подвешенный над его кроватью зажженный светильник в форме храмового фонаря, отчего возникало впечатление, будто где-то в мирно спящем городе полыхает пожар.