озоватая начинка и вытек густой жирный бульон. Александр почувствовал внезапный приступ тошноты.
– Любой убийца считает, что он вправе распоряжаться чужими жизнями, но…
Она продолжала водить палочками по дну пароварки, не замечая, что начинка пельменей превращается в неаппетитное месиво. По-видимому, воспоминания о ее умершей тете причиняли Акико сильную боль.
– Арэксу-сан, простите, я не разбираюсь в подобных вещах. Мне кажется, сама идея того, что убийца мог испытывать к кому-то сильную привязанность, довольно глупая и подходит только для развлекательного сериала. Если бы тетя была жива, она смогла бы объяснить это гораздо лучше. Если бы актер мог в точности воссоздать образ убийцы, то настоящего убийцу можно было бы с легкостью узнать среди обычных людей, как вы считаете?
Александр согласно кивнул.
– Но на самом деле никто не может сказать, кто же именно является убийцей. Убийца – такой же обычный человек, как вы или я. Однако…
– Однако?..
– Каждый человек думает, что он с легкостью узнал бы убийцу, представься ему такая возможность. Как я сегодня. Именно поэтому люди смотрят подобные фильмы. Им кажется, что они могут отличить убийцу от других людей, потому что они верят образу, созданному актером. Но в реальной жизни люди не замечают черт, присущих убийцам. Я думаю, они просто не видят их, потому что это – нечто совершенно необычное. Когда человек сталкивается с чем-то, принадлежащим другому миру, он пытается объяснить это себе привычными вещами. Вы совсем не едите, Арэксу-сан. Вам не нравятся сёромпо? Попробуйте, пока они не остыли! В Токио таких нет.
Александр опустил глаза, но от одного вида белого теста, от которого поднимался пар, на него вновь накатила тошнота, и он, скомканно извинившись, вскочил из-за стола и бегом бросился из зала. Ему повезло, что уборная оказалась практически сразу напротив выхода.
Ватанабэ
Смена выдалась не из легких, – впрочем, с тех пор, как он приступил к выполнению своих обязанностей в кобане на станции Синагава, Ватанабэ с трудом припоминал, чтобы во время смены у него нашлась возможность спокойно выпить кофе и съесть купленный в комбини бэнто. Как говорил его начальник, господин Номура, «перерыв – не причина для прекращения работы, а если ты думаешь иначе, тебе нечего делать в полиции». Господин Номура быстро нашел бы общий язык с покойным отцом Ватанабэ, но подчиненные, особенно совсем молодые, его недолюбливали, считая слишком строгим. Хотя, если здраво рассудить, он был совершенно прав: неприятности не станут ждать в сторонке, пока ты пообедаешь.
– Эй, дядя, успокойся! Успокойся, одзи-сан! Не нужно так буянить!
Ватанабэ вместе с напарницей пытался урезонить здоровенного, похожего на борца мужчину лет шестидесяти, едва державшегося на ногах. В правой руке у того была канабо[136] серебристого цвета – небольшая колотушка с шипами, видимо оставшаяся с праздника Сэцубун.
– Эй, я не твой дядя, убери от меня руки! – Мужчина отмахивался от полицейских, как будто те были парой досаждавших ему шершней.
– Пожалуйста, успокойтесь! – Ватанабэ повысил голос, чувствуя растущее внутри раздражение. – Вы совершаете правонарушение!
«И откуда только берутся такие придурки?»
– Иди сюда! Сейчас я тебя проучу, сопляк! Думаешь, нацепил форму и можешь мне указывать?! Будешь знать, кто твой дядя! – взревел мужчина, в очередной раз замахиваясь колотушкой.
– У него оружие! – взвизгнула, отпрыгивая в сторону, напарница Ватанабэ и, прежде чем он успел ее остановить, выхватила свою полицейскую дубинку и огрела ею нарушителя порядка, целясь ему в плечо, но в этот момент мужчина выпрямился, и удар пришелся ему по голове. Послышался глухой стук – будто отбили мяч в бейсболе.
Издав жалобный стон, дебошир, как большой мешок риса, рухнул на мостовую.
– Сэмпай, я не специально! – Поняв, что перестаралась, девушка залилась краской. – Просто у него… у него же оружие…
Ватанабэ тяжело вздохнул: выпить кофе до конца дежурства ему теперь точно не светило. Придется тащить этого типа в участок и, если дело серьезное, вызывать ему «скорую» и писать кучу объяснительных.
«Да он же весит килограммов девяносто…»
– Это просто игрушка, Мидзуки-кун. Игрушечная колотушка для праздника Сэцубун. Ею маленьких детей пугают.
– Я… простите меня, сэмпай. – Девушка виновато опустила голову.
– Ладно, помогите мне его поднять. – Он наклонился и попробовал взять мужчину под правую руку. – Помогайте, Мидзуки-кун.
Его напарница послушно взяла поверженного дебошира за другую руку. Похоже, им предстояло повозиться, но, на их счастье, спустя несколько мгновений тот зашевелился и с некоторым трудом поднялся на четвереньки, пытаясь нащупать валявшуюся на земле колотушку, которую Ватанабэ уже поднял и держал в руке. Она и правда ничего не весила, – видимо, была сделана из папье-маше и обернута пищевой фольгой. Всего лишь безобидная игрушка.
– О-ох… – Мужчина схватился рукой за затылок. – Больно! Чего ты дерешься, дура?!
– Извините! – Мидзуки отпустила его руку, отчего он опять едва не упал, и склонилась в глубоком поклоне.
– Вам придется проследовать с нами в участок, – строго сказал Ватанабэ. – Сможете подняться и сесть в патрульную машину?
– О-ох… ага… – пробормотал мужчина. – Вот же угораздило с вами связаться…
Похоже, удар дубинкой его несколько отрезвил. Не без помощи Ватанабэ и его напарницы он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, направился к припаркованной поблизости патрульной машине.
Ватанабэ перевел взгляд с картонного стаканчика кофе на сидевшего перед ним мужчину. Мидзуки была занята проверкой его документов, но Ватанабэ и без всякой проверки был практически уверен, что перед ним, прижимая к внушительной шишке на голове бутылку минеральной воды из холодильника, сидит его бывший коллега: другой бы не догадался попросить остановиться возле круглосуточного «ФэмилиМарта»[137] и взять горячий кофе и пару сэндвичей. Большинство людей уверены, что, если человек надел синюю форму и получил удостоверение, ему перестают требоваться еда, питье и сон. Правда, поначалу Ватанабэ отказался, но присмиревший пьяный дебошир возразил, что в противном случае напишет на полицейских заявление о побоях – и тогда неизвестно еще, кто окажется нарушителем. «Начальство, возможно, лишит вас обоих новогодней премии или влепит выговор», – со знанием дела заявил он.
– Итак… Нака-сан… – начал Ватанабэ.
– Ну да, конечно, детская фамилия для такого здоровяка, верно? – ухмыльнулся задержанный. – И записывается всего одним иероглифом – «середина».
– Да, пожалуй, – улыбнулся Ватанабэ. – Полицию вызвала ваша супруга?
– Дура, – коротко отрезал Нака, взял свой стаканчик с кофе, сделал большой глоток и поморщился – то ли от горечи, то ли кофе был все еще горячий.
– Ваша супруга утверждала, что вы ей угрожали.
Мужчина с презрительным видом пожал плечами.
– Вы угрожали своей жене, Нака-сан?
– Вот этим. – Он кивнул на лежавшую на краю стола игрушечную колотушку. – Я сам сделал ее для нашего ребенка на праздник Сэцубун. Это обычное папье-маше. Что от него могло сделаться ее деревянной голове? Как будто мужчине нельзя выпить в пятницу вечером!
– Конечно, немного выпить можно, все-таки конец рабочей недели.
– Вот и я о чем говорю!
К Ватанабэ подошла его напарница и, не поднимая взгляда на сидевшего напротив мужчину, положила на стол распечатанные файлы. Ватанабэ опустил глаза.
– Но согласитесь, Нака-сан, вы вели себя очень шумно.
– Она выставила меня из квартиры, – буркнул мужчина. – Работа охранником в универмаге – ничего особенного, конечно, но счета-то я оплачиваю, а она своими деньгами распоряжается как ей угодно. Никто не может сказать, что я плохой муж и не выполняю своих обязанностей.
– Вы ведь не всегда работали охранником, Нака-сан? – ровным тоном поинтересовался Ватанабэ, делая вид, что только что прочитал эту информацию в данных мужчины, хотя там было указано только нынешнее место его работы – он действительно работал охранником в продуктовом универмаге на станции Синагава.
Тот еще больше помрачнел:
– А ты, похоже, видишь человека насквозь, парень. Напоминаешь мне одного моего бывшего напарника. Тот тоже все подмечал и схватывал на лету.
Ватанабэ молчал, больше не задавая вопросов. Если уж задержанный начал говорить о чем-то личном, он не остановится, пока не выговорится, и тут уж ему все равно, кто его слушает – его приятель за бокалом пива или полицейский, составляющий на него протокол. Опыт работы в полиции говорил ему, что в большинстве случаев именно так и происходит.
– Хороший он парень. Очень надеюсь, у него сейчас все в порядке – не то что у меня. – Он отпил еще кофе, снова поморщился и явно подавил желание сплюнуть на пол. – Вот же гадость… Но сакэ – еще того хуже. Паршивая штука, вот что я тебе скажу. Если бы я не поддался этой слабости, не сидел бы сейчас перед тобой, а сам патрулировал бы район Харадзюку.
– Оживленное место, – заметил Ватанабэ.
– Эт точно! – Мужчина выпрямился, едва не уронив свой ледяной компресс. – А первые сутки дежурства с Танакой – наш начальник все шутил, мол, Нака и Танака! – да, те первые сутки мне хорошо запомнились. Такой жути я за всю свою работу не видел… да уж…
– Жути?
Ватанабэ отодвинул бумаги в сторону. Время близилось к полуночи, и он надеялся, что другие нарушители дадут ему полчаса передышки, чтобы выслушать Наку, которого он уже решил про себя отпустить с устным предупреждением.
– Почти десять лет с тех пор прошло, а сцена эта до сих у меня перед глазами, как будто вчера случилось. Да уж… сколько там было крови… весь газон залит и кусты гортензий… кем нужно было быть, чтобы сотворить подобное… – Нака опустил голову и покачал ею из стороны в сторону, как будто сакэ вновь стало овладевать им.