В кустах за ее спиной послышалось шуршание.
Оохаси-сан дернул на себя удочку и принялся крутить ручку катушки, сматывая леску.
– Поймал кого-то, старик?! – крикнула Рин, выпрямившись и вытянув шею.
– Ага, смотри-ка ты! Кефаль! – Он чуть отступил от края берега и потянул на себя удочку. – Здоровенная! Отличная кефаль! О-о! Вот это будет обед!
Она ощутила мягкое прикосновение: большая белая с черными пятнами кошка прошла мимо и уселась прямо перед ней, обернувшись хвостом. Следом вышли еще две – трехцветная и еще одна черно-белая с порванным ухом. Черно-белых звали Уни-тян – «морской еж» и Кани-тян – «краб», а трехцветную – Бури-тян, «желтохвост». Всего кошек было двадцать четыре хвоста, и каждой Оохаси-сан дал имя. Маленькая Саба и трехцветная Бури приходили ночевать в его самодельную «хижину», построенную из тонких досок и нескольких старых палаток, и Оохаси-сан говорил, что с такими друзьями ему никакой ночной холод не страшен.
– Ну-ка… – Сняв рыбину с крючка, Оохаси-сан сразу же положил ее на заранее приготовленную на берегу доску и приступил к разделке. – Хочешь посмотреть на работу мастера суси, онээ-тян?
Когда Рин впервые увидела, как ловко мужчина разделывает рыбу, орудуя не слишком острым ножом, она подумала, что он готовит сашими для себя. Но оказалось, что кушанье предназначалось для многочисленных кошек, которые каждый день собирались на берегу к четырем часам и спокойно дожидались угощения. Разделав рыбу, Оохаси-сан раскладывал готовые сашими в несколько мисочек и, кланяясь и произнося фразы на кэйго, которые обычно говорят официанты в дорогих ресторанах, ставил мисочки перед кошками, которые тут же принимались за еду, а Оохаси-сан нанизывал на крючок очередной кусочек наживки и вновь закидывал удочку. Так продолжалось до тех пор, пока все кошки не были накормлены – обычно им хватало двух-трех таких рыбин. Кефаль в большом количестве заплывала в Аракаву из Токийского залива и была основным блюдом на этих званых обедах, но кошкам не надоедало. Съев сашими и вылизав мисочки, они подходили к Оохаси-сану, терлись боками о его выцветшие джинсы и подставляли головы, чтобы он их погладил, а затем исчезали в прибрежных зарослях – так же тихо и стремительно, как появились.
Покрепче обхватив руками колени и упершись в них подбородком, Рин уставилась на спокойные воды Аракавы, по которым время от времени пробегала рябь от легкого весеннего ветерка. Из-за большой глубины реки вода в ней казалась темной. В тот вечер она была мутной от прошедшего дождя. Дождь размывал лужицы крови, натекшие из-под двери хижины. Крови было много – даже Рин редко сталкивалась с подобным. Особенно если учесть, что это сделал школьник. Старшеклассник, но все же.
Можно было подумать, что он наносит удары в слепой ярости или страхе, но, стоя в углу, где Оохаси-сан смастерил что-то вроде кухонного шкафа, на полках которого стояли разнообразные миски, выброшенные людьми чашки с отбитыми ручками и надколотыми краями, пластиковые контейнеры для о-бэнто и множество баночек со всякими специями, она чувствовала исходивший от мальчишки восторг. Он убивал человека – и ему это нравилось. За то время, что она приходила наблюдать, как Оохаси-сан ловит рыбу для своих кошек, Рин видела мальчишку несколько раз: он спускался по пологому берегу к набережной, смотрел, как бездомный выуживает из Аракавы кефаль, черных окуней и карпов, отпускал одобрительные замечания по поводу размеров рыбы и цвета ее чешуи, расспрашивал Оохаси-сана о его прошлой работе и нынешней непростой жизни. Высокий красивый парень – совсем не похож на того, кто стал бы слоняться без дела после занятий. Когда он попытался заговорить с ней, Рин посоветовала ему отвалить. Она понимала, что сэмпай будет недоволен ее поведением, но у нее не было никакого желания любезничать с убийцей.
– Осторожнее, Норито-кун, эта кошка царапается! – рассмеялся Оохаси-сан, занятый приготовлением сашими из окуня для своих подопечных.
– Ничего, мне нравятся симпатичные девушки с характером, – отозвался мальчишка.
Рин сжала руку в кулак и почувствовала, как твердые ногти глубоко вонзились в ладонь.
– Только попробуй подойти ко мне, сопляк.
– Ого! – изумленно воскликнул бездомный.
Мальчишка улыбнулся, делая вид, что принял ее слова за шутку.
В тот день он пришел навестить Оохаси-сана под вечер. Сказал, что принес ему кое-что, и, привычным движением сбросив с плеча синюю школьную сумку, извлек из нее продолговатую картонную коробку.
Когда он открыл коробку, лежавшее в ней длинное остро заточенное лезвие тускло сверкнуло в свете стоявшего на столе аккумуляторного фонаря, который Оохаси-сан использовал в качестве светильника.
– О-о, это очень дорогой подарок, Норито-кун, – старик покачал головой, – как я могу его принять?
– Мы решили заменить ножи на кухне, так что он больше не нужен.
– Не нужен?
– Раньше мама много готовила, и у нас были все возможные виды ножей и палочек для готовки. Обычный человек редко пользуется всем этим на своей кухне. Это специальный нож для приготовления сашими, длина лезвия один сяку[149], как у настоящего самурайского клинка. Я специально для вас его наточил.
– Ох, ну ничего себе, – Оохаси-сан, прищурившись, рассматривал узорчатое стальное лезвие, – выглядит очень роскошно. Это настоящая дамасская сталь? Такой не у каждого шеф-повара на Гиндза есть. Им же можно с одного раза тунца вдоль разрезать.
Норито ухмыльнулся. Ему было трудно сдерживать нетерпение, но старик этого не замечал – все его внимание поглощал лежавший в коробке нож.
– Ваш-то совсем затупился, – добавил Норито, – он больше рвет рыбу, чем ее режет.
– Это точно, – старик кивнул, – а с таким ножом посетители моего ресторана на свежем воздухе смогут насладиться сашими, которого и на Гиндза не купишь.
Он все еще колебался – принимать такой роскошный подарок или все-таки отказаться… Конечно, мальчик был прав: тот нож, которым он нарезал выловленную из Аракавы рыбу, и ножом-то назвать было трудно – деревянная ручка замотана изолентой, а режущий край весь в трещинах и зазубринах, да таких, что править и точить уже бесполезно. Оохаси-сан старательно очищал его от ржавчины и смазывал маслом, боясь, что, попав на рыбу, ржавчина может навредить его кошкам. Можно было попросить в суси-я, где он брал наживку, какой-нибудь старый нож, – по правде сказать, Оохаси-сан так и собирался сделать в скором времени, но все откладывал, подыскивая нужные слова, чтобы просьба не выглядела слишком нескромной. Должно быть, нарезая рыбу при Норито, он подосадовал на старый нож – что, если отзывчивый мальчик стащил нож с кухни родителей и, прими старый Оохаси его подарок, мальчика ожидает выговор или даже наказание? Бездомный внимательно посмотрел на стоявшего перед ним подростка, пытаясь угадать, говорит ли тот правду, но проницательность никогда не была его сильной стороной. Поэтому он решил спросить напрямую:
– Тебя точно дома за это не накажут, Норито-кун? Ты ведь меня не обманываешь?
– Конечно не накажут, я же уже сказал, что он больше не нужен. Уверен, мама будет рада, узнав, что я отдал эту вещь хорошему человеку.
Голос Норито звучал по-прежнему спокойно и дружелюбно, но Рин расслышала в нем нотки раздражения.
– Что ж… ох, я даже не знаю…
– Его все равно придется отдать кому-то или выбросить, – Норито с деланым равнодушием пожал плечами, – я думал вас обрадовать. Что ж, если он вам не нравится…
– Постой, постой, я же не хотел тебя обидеть, Норито-кун! – Старик смутился. Надо же, он совсем не подумал, что парень может на него обидеться. И правда – у него, небось, домашнее задание еще не доделано, а он пришел сюда поздним вечером, чтобы вручить старому Оохаси такой подарок. Сам Оохаси-сан в старшей школе не учился, но предполагал, что там должны очень много задавать, особенно в выпускных классах. – Что ж…
Норито вытащил нож из коробки и, крепко обхватив пальцами рукоятку, повернул так, чтобы он был как можно лучше освещен. То ли из-за его уверенной позы, то ли из-за желтоватого света фонаря, каплями стекавшего вдоль узкого лезвия, сашими-хо: тё: теперь выглядел угрожающе, словно в руке у мальчишки и правда был настоящий самурайский танто. Рин опустила взгляд на часы на своем левом запястье. На круглом белом циферблате поблескивали маленькие синие камешки. Оставалось совсем немного времени. Оохаси-сан восхищенно любовался лезвием, даже не подозревая об истинных намерениях своего вечернего гостя.
– Мне и самому жаль с ним расставаться. Когда я был ребенком, мама часто пользовалась этим ножом, готовя для нас с папой обед в выходные дни. Но у каждой вещи есть свой срок жизни, и приходит время от нее избавиться. Мне бы не хотелось отдавать этот нож кому-то другому или тем более выбрасывать его. Отдав его вам, я буду знать, что он еще послужит доброму делу.
– Ох, да что тут скажешь… – Оохаси-сан почесал голову, все еще смущенно улыбаясь. – Ты хороший парень, Норито-кун. Спасибо тебе. Ты уж не сомневайся, этот сашими-хо: тё: еще хорошенько послужит. Я буду беречь его, как настоящую драгоценность.
Рин почувствовала снаружи хижины какое-то еле заметное движение. Чья-то крошечная жизнь. Кошка.
– Так вы его возьмете? – просиял Норито.
– Да, – старик кивнул, – неудобно, конечно, но что поделать – вещь-то и правда нужная, да еще и подаренная другом. Спасибо тебе, Норито-кун!
Он склонился было в благодарственном поклоне, когда Норито с силой ударил его ножом в шею. Когда он отвел руку в сторону, кровь брызнула из раскрывшейся раны, заливая разделявший их столик. Старик захрипел и рухнул вперед, еще толком не понимая, что произошло. В его глазах было лишь недоумение. Норито размахнулся, словно собирался забросить удочку, и нанес следующий удар – на этот раз в его плечо. Затем выдернул нож и снова ударил в шею. Голубоватое свечение вытекало из ран вместе с кровью, беззвучным вихрем поднималось в воздух, заполняя все тесное пространство хижины, и устремлялось к пальцам Рин, будто притягиваемое магнитом. Ей следовало подойти поближе – мальчишка все равно не мог ее видеть. По мосту через реку Аракава даже в этот поздний час одна за другой мчались машины, заглушая шум происходившего в хижине. Оохаси-сан тщетно пытался оттолкнуть от себя убийцу слабеющей рукой, его ноги беспомощно скользили в растекавшейся по полу луже крови. На красивом лице Норито застыла отстраненная, почти мечтательная улыбка.