Однако Аюми, которую он убил следующей, оказала такое яростное сопротивление, что ему пришлось вспороть ей живот, прежде чем она наконец смирилась со своей судьбой и покинула этот мир. Это было поистине ужасно. Поэтому девушке по имени Кэйко Норито дал несколько таблеток «Хальциона» и влил ей в рот пару рюмок сакэ. Она была самой молодой из всех и больше всех стремилась жить. Она думала, что, раз у нее впереди еще много времени, она сможет прожить свою жизнь счастливо. Но разве не поэтому она приняла его приглашение? Разве не потому, что хотела угнаться за призраком, который люди называют «счастьем»? Если бы она разумнее распорядилась отпущенным ей временем, она бы осталась жива. Так какая разница, сколько дано человеку времени, если он постоянно спешит и забывает об осторожности? Японская криптомерия суги живет тысячу лет. Криптомерии, посаженные в период Камакура, все еще живы. Если бы у людей было столько времени, они бы и тогда не перестали вести жизнь муравьев.
Норито плеснул на лицо прохладной воды и посмотрел в зеркало. Они все говорили, что он очень похож на маму. Все эти девушки были очень симпатичными – за исключением, быть может, Мэйко Маэды, однако Норито не встречал в своей жизни никого более одаренного. Когда Мэйко рассказывала ему о своих научных исследованиях, она казалась ему красивой. И все же – ни одна из них не могла сравниться с Аюми. И все же… судьба была к ней несправедлива.
– Безжалостный, – повторил Норито. – Разве я – тоже безжалостный?
Капли воды поблескивали на его лице, но он не находил в себе сил стереть их. То, что случилось с его мамой, было несправедливо.
Несправедливо!
НЕСПРАВЕДЛИВО!
От воспоминаний нельзя избавиться. Даже когда человек спит, воспоминания все равно живут в его сердце. Все эти девушки были несчастливы. Сколько бы еще они ни прожили, они не стали бы счастливыми, потому что каждая из них носила в себе тяжелые воспоминания. Они просто не верили, что достойны счастья, потому что вся их жизнь была лишь чередой сменяющих друг друга унижений и неудач. Когда они смотрели на себя в зеркало, они видели не свои настоящие лица, но блеклые и некрасивые маски, которые против их воли надели на них самые близкие люди. Однако, встретив Норито, они все же обретали надежду на счастье – хотя бы на краткое время. Разве это не стоит того, чтобы заплатить жизнью?
Он представил Манами, стоящую посреди огромного зеркального зала. Вокруг нее в причудливом танце кружились тончайшие неоновые нити, бросавшие голубоватые отсветы на ее лицо и поднятые вверх руки. Она парила в наполненной чистым сиянием бесконечности, и ее широко распахнутые глаза смотрели на вещи, находящиеся за пределами обыденного мира. Эта девушка не знала, как она в действительности красива. У нее было юное лицо с трогательно вздернутым кончиком носа, придававшим ей особое очарование. Норито подошел к ней так близко, что мог слышать ее дыхание. Но он так и не посмел к ней прикоснуться – если бы он это сделал, это бы все испортило, ведь они еще только познакомились.
Вскоре после того, как отец оставил семью, Саюри начала еще больше увлекаться «Хальционом». Иногда она запивала его сакэ, чтобы забыться сном. Однажды Норито, вернувшись с занятий в университете, нашел маму лежащей на полу перед домашним алтарем камидана[172], с которого на нее смотрели фотографии умерших родителей отца. Норито снял фотографии с полки и тем же вечером сжег их в саду.
Никто не мог предположить, что у отца Норито была любовница. Это была женщина из компании, в совет директоров которой он входил. С детства Норито ненавидел отца – за то, что тот постоянно вмешивался в их отношения с Саюри. Засыпая, он нередко думал о том, как хорошо было бы, если бы папа просто исчез. Он представлял, как его насмерть сбивает машина или убивает грабитель, подстерегший его на темной улице. Отец постоянно задерживался на работе и приходил домой поздним вечером, так что это не было таким уж невероятным событием. Норито представлял себе, как они с мамой присутствуют на похоронах: мама в траурной одежде мофуку[173] выглядела еще прекраснее, чем обычно.
Он видел ту женщину лишь однажды – уже после того, как отец ушел жить к ней. Официально он даже не стал разводиться с мамой, чтобы, как он сказал, они оба смогли «сохранить лицо» и их развод не повлиял на будущее сына. Та женщина была согласна жить с ним в унизительной роли любовницы. И все же – она имела право чувствовать себя победительницей, ведь отец предпочел ее такой ослепительной красавице из уважаемой семьи, как Саюри Такамура.
У нее была хорошая фигура, но грубоватые черты лица, выдававшие низкое происхождение. Норито никогда бы не обратил на нее внимания – тем более было странно, что отец предпочел именно ту женщину. Как будто ему было все равно, только бы не оставаться с Саюри.
Она выбирала одежду в одном из магазинов в «Такашимая». Заметив отца, Норито поспешно сделал шаг назад, спрятавшись за рядами висящих на вешалках платьев.
– Как тебе это, дорогой? – Она показывала отцу приталенное европейское платье с длинной юбкой и рукавами-фонариками, с мелким узором из разноцветных цветочков. – Стоит мне его примерить?
Говоря, она делала свой голос нарочито более высоким, – по-видимому, чтобы казаться моложе.
«Какая отвратительная безвкусица», – злорадно подумал Норито.
Отец ободряюще ей кивнул, и она бросилась в примерочную.
Та женщина… Норито испытывал к ней странное чувство. С одной стороны, он был благодарен ей за то, что она увела отца из семьи и теперь все внимание его матери должно было принадлежать лишь ему. Однако в то же время он ненавидел ее за то, что она заставила маму страдать. И – вскоре ему пришлось это осознать – хотя отец больше с ними не жил, мама вовсе не стала уделять Норито больше внимания. Напротив, переживания все сильнее отдаляли ее от сына. И самым неприятным, с чем ему приходилось мириться, было понимание, что она любила отца и до последнего надеялась, что он к ней вернется.
Норито взял с полки зубную щетку, выдавил на нее немного зубной пасты и, почистив зубы, тщательно прополоскал рот. Это воспоминание всегда приходило к нему вместе с привкусом жареного тофу. Никогда до или после того случая он не ел более вкусного жареного тофу.
– Что с тобой, Нори-тян? – Саюри тихо рассмеялась, увидев, как изменилось его лицо.
После того как отец бросил ее, Норито почти никогда не видел ее улыбки, а когда она все-таки улыбалась ему, ее улыбка тотчас угасала, стоило ей вспомнить, что отец не вернется вечером с работы.
– Все дело в особом рецепте. Для начала нужно снять верхний лист со стебля лука-порея, потому что он жесткий и может испортить весь вкус блюда. Толщина колечек лука должна быть не больше одного сантиметра. Также брусок тофу нужно разрезать на шесть частей, чтобы они не были ни слишком маленькими, ни слишком большими. – Она увлеченно перечисляла ему этапы приготовления жареного тофу с говядиной. – А еще нужно правильно предварительно отварить мясо, чтобы осталось немного розового цвета, и полностью слить бульон. Иначе после варки с тофу оно будет слишком жестким. Потом нужно взять соевый соус, сладкое сакэ мирин и кулинарное сакэ в правильной пропорции, добавить сахар, водоросли нори, мелкую стружку сушеного тунца кацуо…
– Но, мама…
– Да, Нори-тян, что такое?
– Это ведь простое блюдо. Неужели вы готовили его на кулинарных курсах?
Саюри, несмотря на депрессию, не оставила своего любимого увлечения.
– Не совсем, – его вопрос как будто смутил ее, – а я разве тебе не рассказывала?
Он отрицательно покачал головой:
– В последнее время ты почти ничего мне не рассказываешь.
– Прости, Нори-тян, я обязательно исправлюсь. У нас на курсах недавно появился новенький. Молодой мужчина – это так необычно! Женщины его постоянно обсуждают, пытаясь угадать, есть ли у него кто-нибудь. Это так глупо, правда?
Норито не отвечал, внимательно глядя на Саюри. В его груди шевельнулось беспокойство. Но она ничего не замечала, увлеченная рассказом о своем новом знакомом.
– Меня все эти разговоры, конечно, совсем не интересуют. Все эти женщины – домохозяйки. Они посещают курсы, чтобы сделать приятно своим мужьям и детям. Странно, правда… Может быть, я всю жизнь была эгоисткой. Даже на кулинарные курсы я пошла не для того, чтобы радовать твоего папу, но просто потому, что мне это нравится. Я занималась этим только для себя одной. Делать что-то только для себя – это неправильно. Мне всегда хотелось, чтобы в школе у тебя были самые лучшие бэнто, но, готовя их, я думала только о красоте и не уделяла должного внимания вкусу. Твой папа ел мои блюда через силу, хотя и старался не показывать вида, а ты каждый раз хвалил их, хотя я видела, что они тебе не нравятся. Спасибо тебе, Нори-тян.
– Это не так, – возразил он, может быть, чуть более поспешно, чем следовало. – Мне нравились твои бэнто, мама!
Она снова улыбнулась, но ее улыбка была грустной.
– Я так рада, что мне удалось приготовить для тебя по-настоящему вкусную еду. Я благодарна этому человеку за то, что он научил меня…
– Этому… человеку? Но кто он? Ты даже не сказала, как его зовут.
– Тофу нужно жарить на небольшом количестве масла… – задумчиво произнесла Саюри, избегая прямого ответа на его вопрос. – И перед тем, как обжаривать лук, нужно обязательно начисто вытереть сковороду салфеткой. Он был так любезен, что подробно объяснил мне весь рецепт и внимательно проследил за тем, как я готовлю – на нашей кухне на курсах. Когда я в чем-то ошибалась, он ненавязчиво поправлял меня. Честно говоря, мне показалось, что он прекрасно умеет готовить, не хуже нашего сэнсэя. И все же он пришел учиться. Наверное, любая женщина из нашей группы была бы счастлива оказаться на моем месте, но почему-то он обратил внимание именно на меня, хотя я с ним даже не разговаривала.