«Что ж, в конце концов, подобная немногословность вполне сойдет за обычную манеру общения японских мужчин», – мысленно успокоил он себя, когда за ними закрылись ворота сада.
«На этом мое “расследование” можно считать оконченным. Я сделал все, что было в моих силах».
Синтаро Кисараги был прав: ему не следовало здесь находиться. Но он был настолько самоуверен, что принялся с ним спорить. Завтра он позвонит Акико и поедет в Иокогаму. В прошлый раз они не успели посетить храм Иокогама-кантэйбё, и Александр не купил себе привлекающий деньги нефритовый талисман. Для банковского работника это будет самый подходящий сувенир из путешествия.
Приняв душ и вытершись мягким полотенцем, от которого приятно пахло хвойной отдушкой, Александр с наслаждением вытянулся на кровати. Ночной светильник был сегодня погашен, только в узкую щель между задернутыми плотными шторами проникал свет городской иллюминации. Закрыв глаза, он представил себя всего лишь одним из миллионов жителей мегаполиса, в котором даже соседи едва знают друг друга и где до него никому нет дела. Эта мысль странным образом успокоила его, и спустя некоторое время он забылся сном.
– Помогите… помогите мне! Таскэтэ-курэ!
Над мостом горел единственный фонарь – как раз над тем местом, где он стоял. Александр поежился от зябкой ночной прохлады. В широком конусе света под лампой фонаря мельтешили крошечные полупрозрачные насекомые. Некоторые из них были неосторожны и подлетали к горячему стеклу слишком близко.
– Этот сезон называется «кэйтицу», «пробуждение…», – пробормотал Александр, оглядываясь вокруг.
На погруженной в темноту улице стояла тишина, не нарушаемая ни единым звуком, – казалось, тот короткий крик донесся не из этого мира. Ему просто померещилось. На улице не было ни одного человека. Уютный спальный квартал с небольшими парками и скверами недалеко от центра города. Здесь даже вынос мусора в неположенное место считается «преступлением», а плакаты с фотографиями кандидатов на парламентских выборах месяцами остаются нетронутыми. В таком тихом районе никто не мог бы истошно кричать среди ночи.
Александр подошел к краю моста и взялся за деревянные перила. Сакуры, высаженные вдоль реки, еще не цвели, и сквозь их голые ветви было хорошо видно небо. Он опустил глаза и всмотрелся в темноту, царившую между отвесными бетонными стенами. Спустя некоторое время его глаза и уши привыкли достаточно, и он стал различать поблескивание неспешно текущей воды и слышать тихий плеск, когда вода перекатывалась через камни. Говорят, в сильный дождь эта река превращается в бурный поток.
– Помогите… пожалуйста, помогите мне!
Женский голос доносился откуда-то из-под моста, отражаясь глухим угасающим эхом, из-за которого трудно было понять, где именно находилась женщина. Александр поднялся на цыпочки и, перегнувшись через перила, попытался заглянуть под мост, но там было слишком темно.
– Пожалуйста…
– Где вы?! – Он закричал изо всех сил, но не услышал ни одного своего слова. – Просто скажите мне, у какого вы берега!
– Пожалуйста… я не хочу здесь умереть, – продолжала женщина, но он не мог понять, что говорит она – а что повторяет за ней эхо. – Здесь так темно… так страшно. Я совсем одна. Я не хочу умереть в одиночестве.
– Да где же вы?! Просто скажите!
– Я никому не делала зла. В детстве я всегда… слушалась моих родителей. Я никогда не перечила старшим. Я старалась не быть невежливой или навязчивой. Почему же тогда я была так одинока?.. Почему… тот человек…
– Что?! Я не…
– Тот человек был так добр ко мне. Мне было неловко…
– Скажите же, где вы!..
До него донесся вздох, многократно отраженный эхом, отчего наполнявшая этот вздох печаль как будто тоже во много раз усилилась.
– Он всегда улыбался мне и покупал мои любимые данго[178]. Я никогда не решалась их съесть и оставляла в маленьком святилище, мимо которого ходила по дороге в школу. Наверное, их съедал какой-нибудь бедный человек или, может быть, бродячие кошки. – Голос говорившей под мостом изменился, став детским. – Разве я поступала неправильно? Мне следовало отказываться от подарков, но тот человек был настойчив. Мне казалось, он делает это от чистого сердца. Я боялась обидеть его отказом. В конце концов, данго ведь стоят совсем недорого, но мама редко мне их покупала.
– Где вы?! – настойчиво повторил Александр.
Должно быть, эхо искажало звуки, и он никак не мог понять, кто с ним говорит – девочка, молодая девушка или взрослая женщина. Но, в конце концов, это было не так уж и важно. Главное было – найти ее.
– Как следует поступить, если кто-то относится к тебе по-доброму? Принимая чужую доброту, человек может чувствовать себя обязанным. Это – тяжелое бремя. Но в то же время, когда мы принимаем чужую доброту, не обременяем ли мы того, кто к нам ее проявляет? Может быть, этот человек действует из сострадания или же просто из вежливости? Так много вопросов. – Она снова вздохнула, и ее голос вновь стал взрослым. – Но если мы отвергаем того, кто делает нам добро, все становится еще хуже. Так можно попасть в ловушку.
– В ловушку… – отозвалось эхо.
Александр осмотрелся в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве подставки, но ничего подходящего не обнаружил. Поняв, что другого выхода у него нет, он перелез через невысокие решетчатые перила и, держась обеими руками за одну из балясин, заглянул под мост.
Его глаза уже достаточно привыкли к темноте, так что он смутно различал очертания предметов.
Из черной, как кофейная гуща, воды на него смотрела маленькая девочка. Ослабевшими от холода пальцами она цеплялась за перекладину спускавшейся к реке технической лестницы. Ее голова, запрокинутая под неестественным углом, колыхалась в такт речному потоку.
«Нет, пожалуйста, только не это…»
– Помогите… мне. Пожалуйста…
– Сейчас, подожди немного… – пробормотал Александр, лихорадочно раздумывая, как лучше спуститься к воде: можно было перелезть обратно и пройти через калитку в ограде набережной или же попробовать дотянуться до технической лестницы прямо отсюда.
Он решил, что быстрее будет второй вариант, и, подобравшись поближе к берегу и отпустив левую руку, попытался ухватиться за верхнюю перекладину лестницы, тускло отсвечивавшую в лучах фонаря.
– Ну, давай же… еще чуть-чуть… – Стараясь не смотреть вниз, Александр тянулся к перекладине. Но она находилась гораздо дальше, чем он предполагал. – Еще совсем немного…
Все его мышцы мучительно ныли от напряжения.
– Прошу вас… я не хочу умереть в одиночестве.
Он уже почти дотянулся до лестницы, когда пальцы его правой руки, цеплявшиеся за балясину, соскользнули, и он, потеряв равновесие, рухнул в реку.
Его падение показалось ему медленным, будто он двигался в замедленной съемке. Медленное падение в темноту, а затем – громкий всплеск и ледяной холод, сковавший все его тело.
Упав, Александр тотчас вынырнул, цепляясь за нижние перекладины лестницы и яростно отплевываясь. Прямо перед ним в воде колыхалось похожее на маску белое кукольное лицо. Густые черные волосы куклы поблескивали, похожие на нити речной тины. Сквозь плеск воды слышалось постукивание – будто полые стебли бамбука бились о бетонную облицовку берега.
«Она… ненастоящая?»
– Тот человек был так добр ко мне, – раздалось из-под моста. – Он говорил мне, что я красивая. – В ее голосе заклокотали слезы. – Почему?.. Почему это случилось именно со мной? Разве это была моя судьба?!
Александр, сжав зубы, схватился за следующую перекладину и подтянулся. Из-за того, что уровень воды в реке периодически поднимался, нижняя часть лестницы обросла водорослями и была довольно скользкой, но подняться по ней все же было возможно.
«Почему все это происходит именно со мной…»
Он уже поднялся на несколько ступеней, когда что-то вдруг потянуло его вниз. Он подумал, что зацепился штаниной за какой-нибудь штырь или за корень растения, торчащий из стены, не сразу поняв, что кто-то крепко держит его за ногу. Александр замер, не в состоянии заставить себя посмотреть вниз. Затем, сжав зубы, он подтянулся еще на одну ступеньку, но сила, пытавшаяся его удержать, возросла и теперь настойчиво тащила его в реку.
«Это все просто сон… это не может происходить в реальности».
– Прошу вас, не оставляйте меня здесь!
«Не надо… не смотри на нее… просто не смотри вниз…»
Но любопытство все же пересилило страх, и, отчаянно цепляясь за спасительную перекладину, Александр с трудом повернул голову.
От открывшейся ему картины у него перехватило дыхание. Его щиколотку крепко обхватили деревянные пальцы манекена, а запрокинутое, неестественно раскрашенное лицо смотрело на него живыми глазами, в которых плескалась боль. Рот куклы был приоткрыт в беззвучном крике, и было слышно, как постукивают друг о друга разъединенные части ее тела, связанные лишь веревками, которые когда-то обеспечивали ее подвижность. Из-за того, что вслед за Александром манекен частично поднялся из воды, он видел ее разорванную одежду: это была обычная школьная форма с матросским воротником, белые полосы которого резко выделялись из темноты.
– Оставь меня! – собрав всю волю в кулак, крикнул Александр. – Я ничем не могу тебе помочь! Пожалуйста, прости меня за это!
Он яростно дернулся, пытаясь высвободиться из ее цепкой хватки, но это было не так-то просто: чем сильнее он сопротивлялся, тем сильнее деревянные пальцы сжимались на его щиколотке.
– Отстань! Пусти же!
– Прошу вас… спасите меня! Не оставляйте меня здесь!
– Спасите меня! – отозвалось из-под моста эхо, но вместо того, чтобы угаснуть, неожиданно усилилось разноголосым хором: – СПАСИТЕ МЕНЯ! СПАСИТЕ МЕНЯ!!
Мерно текущая вода вздулась и забурлила, как при сильном ливне, и среди поднявшихся волн начали мелькать лица – мертвенно-белые, облепленные тиной и перепутанными прядями волос, покрытые темными пятнами тления, с широко распахнутыми глазами и открытыми в крике ртами. Руки, отделенные от тел, беспорядочно молотили по воде, пытаясь подплыть к нему поближе и тоже схватить его за ноги. Шум потока смешивался с бешеным глухим перестуком, который нарастал все сильнее, и Александру показалось, что сейчас он либо оглохнет, либо сойдет с ума.