– Ничего себе, – сказала Робин, косясь на лошадей из тряского «лендровера». – Она жеребцов держит вместе.
– А это неправильно, да? – спросил Страйк, глядя, как гривастое, черное как смоль животное куснуло и ударило задними копытами своего крупного собрата, которого сыщик, далекий от коневодства, назвал бы коричневым, хотя для такого окраса наверняка имелся специфический лошадиный термин.
– Обычно так не делают. – Робин содрогнулась, когда задние копыта черного жеребца коснулись бока соседа.
За поворотом взгляду открылся простой особняк в неоклассицистском стиле, сложенный из камня грязно-желтого цвета, с давно не мытыми окнами. Покрытый гравием передний дворик, выщербленный, как и подъездная дорога, порос сорняками; у входа почему-то стояло большое корыто с кормом для лошадей. На этой площадке уже были запаркованы три автомобиля: красная «Ауди-Q3», зеленый спортивный «рейнджровер» и старенькая, заляпанная грязью «гранд-витара».
Справа от дома располагалась конюшня, а слева – широкая лужайка для крокета, давно заросшая ромашками. За домом опять начинались густые лесные заросли.
Как только Робин затормозила, из парадной двери с лаем вырвались раскормленный черный лабрадор и жесткошерстный норфолк-терьер. Лабрадор был, судя по всему, настроен благодушно, зато терьер с мордой злобной обезьяны исходил лаем и рычаньем до тех пор, пока возникший на пороге светловолосый мужчина в полосатой рубашке и горчичного цвета вельветовых брюках не прокричал:
– Фу, Рэттенбери!
Пристыженный пес перешел на тихое ворчанье, но не сводил глаз со Страйка.
– Торквил Д’Эмери, – нараспев представился блондин, подходя к Страйку с вытянутой рукой. У него были ввалившиеся голубые глаза и блестящие розовые щеки, словно не знавшие бритвы. – Этот пес – гроза здешних мест, но вы на него не обращайте внимания.
– Корморан Страйк. А это…
Когда Робин тоже протянула руку, из дома выскочила растрепанная рыжеволосая Кинвара в старых бриджах для верховой езды и застиранной футболке.
– Да что же это такое?.. Вы, вообще, не имеете представления о лошадях? – визгливо напустилась она на Страйка и Робин. – Зачем было так мчаться по дороге?
– Да по этой дороге нужно в каске ездить, Кинвара! – крикнул Торквил в сторону ее удаляющейся фигуры, но хозяйка дома неслась дальше, будто не слышала. Вытаращив глаза, он обратился к Страйку и Робин: – По такой дороге, будь она неладна, – только не снижая скорости, а иначе недолго и в яме застрять, ха-ха. Входите… А, вот и Иззи.
Иззи вышла из дверей в темно-синем платье рубашечного покроя, с сапфировым крестом на шее. К удивлению Робин, она обняла Страйка, как старого друга, приехавшего выразить соболезнования.
– Привет, Иззи. – Он сделал полшага назад, чтобы высвободиться из ее объятий. – С Робин вы, естественно, знакомы.
– О да, теперь буду привыкать обращаться к тебе «Робин». – Она улыбнулась и расцеловала Робин в обе щеки. – Ты уж извини, если с языка сорвется «Венеция», – мысленно только так тебя и называю. Слышали новость о Уиннах? – на едином дыхании спросила Иззи.
Они покивали.
– Жуткий, жуткий человечишка, – выговорила Иззи. – Я рада, что Делия его выперла. Входите же… А где Кинвара? – повернулась она к зятю, сопровождая гостей в дом, мрачный после яркого солнечного света.
– Да лошади проклятые опять нервничают, – прокричал Торквил, перекрывая возобновившийся лай норфолк-терьера. – Фу, Рэттенбери, пошел вон, тебе в доме не место.
Пес заскулил и начал скрестись когтями в дверь, захлопнутую у него перед носом. Лабрадор успел тихо скользнуть за Иззи и вместе со всеми направился в гостиную по грязноватому коридору, который заканчивался широкой каменной лестницей. Высокие окна этой комнаты выходили на лужайку для крокета, за которой начиналась лесная чаща. Откуда ни возьмись на заросшую лужайку с оглушительным визгом выбежали трое белоголовых ребятишек, которые, впрочем, тут же скрылись из виду. Ничто в их облике не напоминало о современности. И одежда, и стрижки будто бы перенеслись сюда из сороковых годов.
– Потомство Торквила и Физзи, – любовно сообщила Иззи.
– Отпираться не стану, – гордо сказал Торквил. – Супруга моя наверху, сейчас за ней схожу.
Отвернувшись от окна, Робин почувствовала сильный, головокружительный аромат, который вызвал у нее безотчетное напряжение: оказалось, что на столике у дивана стоит ваза с восточными лилиями. Цветы были того блекло-розового оттенка, что и выгоревшие, некогда алые шторы, и истертая обивка стен, где несколько пунцовых прямоугольников намекали на недавно снятые картины. Над каминной полкой висело одно из немногих оставшихся полотен, изображавшее кобылу броского коричнево-белого окраса, трогающую носом чисто-белого жеребенка, свернувшегося на соломе.
Под этим полотном, спиной к пустой каминной топке, неподвижно стоял Рафаэль – они даже не сразу его заметили. В этой сугубо английской гостиной, с линялыми диванными подушками, грудой книг по садоводству на журнальном столике и щербатыми лампами в китайском стиле, он выглядел стопроцентным итальянцем.
– Привет, Рафф, – сказала Робин.
– Здравствуй, Робин, – ответил он без улыбки.
– Рафф, это Корморан Страйк, – вступила Иззи.
Рафаэль не шелохнулся; Страйк подошел к нему, чтобы пожать руку; Рафаэль приветствовал его с неохотой и сразу после рукопожатия опять засунул руку в карман джинсов.
– Ну так вот, мы с Физз как раз говорили о Уиннах. – Казалось, на Иззи произвела большое впечатление весть о разводе именитой пары. – Нам остается только молиться, чтобы Герайнт держал язык за зубами, потому что теперь, после папиной смерти, он может безнаказанно нести все, что заблагорассудится, правда ведь?
– Пусть попробует – у тебя есть на него управа, – напомнил Страйк.
Она бросила на него благодарный взгляд.
– Да, конечно, причем только благодаря тебе… и Венеции… То есть Робин, – спохватилась Иззи.
– Торкс, я уже сама спустилась! – прокричал незнакомый Страйку и Робин голос прямо за порогом, и в гостиную, неся нагруженный поднос, спиной вперед вошла женщина, в которой безошибочно угадывалась старшая сестра Иззи. Веснушчатая, с обветренным лицом и седыми прядями в светлых волосах, она предстала перед ними в рубахе, почти такой же, как у мужа, только отделанной жемчужинами. – ТОРКС! – задрав голову к потолку, гаркнула она так, что Робин вздрогнула. – Я ТУТ, ВНИЗУ!
Она с лязгом опустила поднос на оттоманку с вышитой обивкой, перед Раффом и камином.
– Здрасте всем. Я – Физзи. А где Кинвара?
– С лошадьми возится, – ответила Иззи, бочком обходя вокруг дивана и садясь. – Чтобы под этим предлогом не общаться с нами, так мне думается. Ребята, подвигайте себе, на чем сидеть.
Страйк и Робин взяли два продавленных кресла, стоящие рядом, под прямым углом к дивану. Пружины, судя по всему, пришли в негодность много десятилетий назад. Робин поймала на себе взгляд Рафаэля.
– Иззи упоминала, что вы знакомы с Шарли Кэмпбелл, – обратилась Физзи к Страйку, наливая всем чай.
– Да, это так, – подтвердил Страйк.
– Счастливчик, – изрек Торквил, только что вновь появившийся в гостиной.
Страйк сделал вид, что не услышал.
– А с Джонти Питерсом когда-нибудь пересекались? – продолжала Физзи. – С другом Кэмпбеллов? Он как-то связан с полицией… фу, Бэджер, это не тебе… Торкс, чем занимался Джонти Питерс?
– Заседал в городском магистрате, – во всеуслышание провозгласил Торквил.
– Да-да, точно, – подхватила Физзи, – в магистрате. Вы пересекались с Джонти, Корморан?
– Нет, – ответил Страйк, – к сожалению, не довелось.
– Он был женат на… как же ее звали… такая прелестная крошка… Аннабель. Очень помогла Фонду спасения детей, в прошлом году получила орден Британской империи, причем совершенно заслуженно. А кстати, коль скоро вы знакомы с Кэмпбеллами, то, безусловно, встречались и с Рори Монкриффом, правда?
– Не припоминаю, – терпеливо отвечал Страйк, а сам гадал, что сказала бы Физзи, узнай она, как Кэмпбеллы пускались во все тяжкие, чтобы на пушечный выстрел не подпускать его к своим друзьям и родственникам, и не спросит ли она дальше: «Ну, тогда вы определенно видели у них Бэзила Пламли, точно? Они его на дух не переносили, да-да, конченый алкоголик, но жена его покорила Килиманджаро, чем очень помогла Фонду защиты собак…»
Торквил оттолкнул жирного лабрадора от тарелки с печеньем, и пес поплелся в угол, где лег вздремнуть. Физзи сидела на диване между мужем и сестрой.
– Уж не знаю, присоединится к нам Кинвара или нет, – сказала Иззи. – Давайте, пожалуй, приступим к делу.
Страйк спросил, известно ли присутствующим, как продвигается полицейское расследование. Наступила небольшая пауза, нарушаемая только детским визгом на заросшей лужайке.
– За исключением того, что я тебе уже говорила, – начала Иззи, – нам практически ничего не известно, хотя по нашим ощущениям… вы согласны?.. – обратилась она к родным, – официальной версией остается самоубийство. Но в то же время следователи планируют тщательно рассмотреть…
– Не будем забывать, Изз, какой пост он занимал, – перебил Торквил. – Министр, член правительства, – естественно, они с особой тщательностью отнесутся к данному делу, речь ведь не о человеке с улицы. Чтобы вы понимали, Корморан, – со значением произнес он, поудобнее размещая свой значительный вес на диване, – вы уж простите, девушки, но скажу об этом вслух: я считаю, это не что иное, как самоубийство. Конечно же, я понимаю, примириться с этой мыслью трудно, и не думайте, пожалуйста, что я против вашего параллельного расследования! – заверил он Страйка. – Если девушкам так спокойнее, то и хорошо. Но что касается, э-э-э, мужского контингента… ты подтверждаешь, Рафф? – мы считаем, здесь все ясно: мой тесть почувствовал, что у него не осталось сил. Такое случается. Совершенно очевидно, это было помрачение рассудка. Ты подтверждаешь, Рафф? – повторил Торквил.
Рафаэлю, похоже, пришелся не по нраву этот подразумеваемый приказ. Оставив без внимания вопрос зятя, он обратился непосредственно к Страйку: