Разгоряченная спором, Флик находилась в том пограничном состоянии между злостью и слезами, в котором, насколько знала Робин, человек может ненароком себя выдать. Чтобы спровадить привередливую покупательницу, она внаглую сказала с ярко выраженным йоркширским акцентом, как и полагалось Бобби:
– Ну дык это, других-то где ж взять?
Дама что-то еще пробормотала, повертев в руках оба клинка, и в итоге ушла без покупки.
– Все путем? – Робин взяла быка за рога.
– Как сказать, – ответила Флик. – Перекур нужен. – Она взглянула на часы. – Если эта припрется, ты ей скажи, что у меня обед, лады?
«Вот черт», – подумала Робин, когда Флик вышла, не оставив ей ни сумки, ни шанса воспользоваться многообещающим пограничным состоянием.
Больше часа Робин управлялась в магазине одна; от голода у нее уже подводило живот. Пару раз на нее бросал неопределенные взгляды Эдди из противоположной палатки с музыкальными дисками, но ни в чем другом его интерес к ее деятельности не проявился. Улучив момент, когда покупателей не было, Робин нырнула в подсобку, чтобы проверить, нет ли там чего-нибудь на зуб. Съедобного на полках не оказалось.
Без десяти час вернулась Флик в сопровождении смуглого, в обтягивающей синей футболке красавца криминальной наружности. Он окинул Робин жестким и высокомерным взглядом отъявленного сердцееда, одновременно оценивающим и презрительно указывающим на то, что она, быть может, и недурна собой, но должна еще себя проявить, чтобы удостоиться его внимания. По опыту Робин, эта стратегия срабатывала с девушками, которые протирают юбки в офисах. С нею же – ни разу.
– Прости, что задержалась, – сказала Флик, явно не стряхнувшая мрачного расположения духа. – Залетай, Джимми. Джимми, это Бобби.
– Очень приятно. – Джимми подал руку.
Робин пожала протянутую ладонь.
– Ты сходи-ка, – предложила Флик, – купи себе чего-нибудь пожевать.
– Вот спасибо, – ответила Робин. – Самое времечко.
Джимми с Флик выжидали, пока Робин делала вид, будто проверяет у себя в сумке наличные: она присела, укрывшись за прилавком, включила мобильник на запись и осторожно задвинула его вглубь темного стеллажа.
– Я мигом, – бодро сказала она и вышла на рынок.
48
Но что же ты скажешь теперь, Ребекка?..
С жужжанием вспарывая потоки загазованного вечернего воздуха между двумя распахнутыми окнами, из кабинета Страйка в приемную и обратно зигзагами носилась оса. Барклай отмахивался от нее картонкой меню, которую доставили вместе с обильным ужином из китайского ресторана. Робин открыла и расставила пластиковые контейнеры с едой. Страйк следил за чайником и пытался найти у себя в хозяйстве третью вилку.
Почти час назад, когда Робин позвонила Мэтью с Черинг-Кросс-роуд и сказала, что, видимо, задержится, так как ей надо еще встретиться со Страйком и Барклаем, муж проявил удивительную сговорчивость.
– Надо – значит надо, – ответил он. – Том как раз зовет поесть карри. Увидимся дома.
– Как прошел день? – быстро спросила Робин, пока Мэтью не повесил трубку. – Та контора в…
Название района вылетело у нее из головы.
– В Барнете[43], – подсказал он. – Фирма – разработчик игр. Все хорошо, ага. Как у тебя?
– Нормально, – ответила Робин.
После многочисленных перепалок из-за ее работы по делу Чизуэлла муж утратил всякий интерес к ее занятиям, и Робин уже не видела смысла рассказывать, где она была, кого изображала и что происходило. Они распрощались; Робин шла дальше в потоке туристов и пятничных выпивох, а сама думала, что со стороны этот обмен репликами можно было принять за разговор соседей или неблизких знакомых.
– Пива? – предложил Страйк, кивая на упаковку из четырех банок «Теннентс».
– Да, пожалуй, – ответила Робин.
На ней было все то же короткое черное платье и сапоги на шнуровке, но она уже стянула мелованные волосы в хвост, сняла темные линзы и смыла слой штукатурки. При взгляде на лицо Страйка, освещенное пятном заходящего солнца, ей показалось, что он нездоров. Морщины у рта и на лбу обозначились резче – морщины, как она подозревала, пропаханные ежедневной нестерпимой болью. Подходя к ее рабочему столу и протягивая ей пиво, он даже двигался как-то странно: разворачивался всем корпусом и пытался скрыть хромоту.
– Что сегодня делал? – спросила она Страйка, пока Барклай наваливал себе еду.
– Пас Герайнта Уинна. Он обосновался в дешевой гостиничке, минутах в пяти от супружеского гнезда. Я шел за ним до центра города и обратно в Бермондси.
– Это рискованно, – встрепенулась Робин. – Он же знает тебя в лицо.
– Мы все втроем могли бы увязаться за ним по пятам – и то он бы не заметил. С нашей последней встречи потерял в весе не менее пяти кило.
– И чем он занимался?
– Перекусил рядом с палатой общин, в «Селлариуме». Кафе без окон, смахивает на склеп.
– Веселенькое место, – отметил Барклай, устраиваясь на диване из искусственной кожи и принимаясь за свиные шарики в кисло-сладком соусе.
– Он был похож на унылого почтового голубя, – сказал Страйк, разом вываливая на тарелку порцию лапши по-сингапурски, – когда в стае туристов возвращался туда, где прежде распускал хвост. Затем поехал на Кингз-Кросс.
Робин прекратила жевать проростки сои.
– Ему отсосали на какой-то лестничной клетке, – буднично сообщил Страйк.
– Фу! – буркнула Робин и вернулась к проросткам.
– А ты сам видел, да? – оживился Барклай.
– Со спины. Протиснулся в подъезд, после чего с извинениями ретировался. Уинн был не в том состоянии, чтобы меня опознать. Потом он зашел в «Асду», купил носки и вернулся в ночлежку.
– Короче, день удался, – сказал Барклай, налегая на свиные шарики.
Поймав взгляд Робин, он с набитым ртом объяснил:
– Мне к полвосьмого домой – моя велела не задерживаться.
– О’кей. – Страйк осторожно опустился на стул, который сам принес в кабинет. – Робин, а мы с тобой давай-ка полюбопытствуем, о чем беседовали Джимми и Флик, думая, что их никто не слышит.
Он открыл блокнот и достал из подставки ручку, свободной левой рукой накручивая на вилку и отправляя в рот лапшу по-сингапурски. Работая челюстями, Барклай выказал заинтересованность и оперся на подлокотник дивана. Робин положила мобильный на стол дисплеем вверх и включила воспроизведение.
Какое-то время ничего не было слышно, только приглушенные шаги – это Робин минутой ранее убегала из магазина викканских украшений купить что-нибудь перекусить.
«Я думал, ты здесь одна», – раздался голос Джимми, тихий, но вполне разборчивый.
«У нее сегодня испытательный срок, – отозвалась Флик. – А где Сэм?»
«Я сказал ему, чтобы чуть позже подходил к твоему дому. Ладно, где твоя сумка?»
«Джимми, у меня нет…»
«Может, случайно прихватила. – Снова шаги, скрежет дерева, шуршание кожи, бряканье, резкий глухой стук и хруст. – Ногти накладные, черт».
«У меня ее нет, сколько раз повторять? И ты не имеешь права рыться…»
«Это не шутки. Она лежала у меня в бумажнике. Куда она делась?»
«Может, ты ее где-то посеял?»
«Или кто-то ее стырил?»
«С какой стати мне ее тырить?»
«Для подстраховки».
«Да какого хера…»
«К твоему сведению, я считаю, что сперла ее ты, да, и это тебе с рук не сойдет. Учти: тебе будет еще хуже, чем мне».
«Это из-за тебя я влипла, Джимми!»
«Ах вот, значит, как, да? Никто, мать твою, тебя не заставлял. Ты сама все замутила, или не помнишь?»
«Помню, и теперь жалею».
«Поздняк метаться. Мне нужно найти эту бумажку, чего и тебе желаю. Она доказывает, что у нас был туда доступ…»
«Хочешь сказать, она подтверждает, что вы с Биллом связаны… ой!»
«Иди ты нахер, я тебе больно не делаю! Строишь из себя жертву, а сама компрометируешь баб, реально подвергшихся насилию. Я не шучу. Если ты действительно ее сперла…»
«Еще угрожать мне вздумал…»
«И что ты сделаешь, побежишь жаловаться мамочке с папочкой? Что с ними будет, когда они узнают о проделках своей дочурки?»
Прерывистое дыхание Флик переросло в тихие всхлипывания.
«Ты опустила его на деньги, точка», – отрезал Джимми.
«Ты же считал, что это потешно, что так ему и надо, он заслужил…»
«Построй на этом защиту в суде – посмотрим, что из этого выйдет. Если у тебя получится спасти свою шкуру, бросив меня на растерзание, мне, сука, не составит труда заявить, что ты в этом была замешана с самого начала. В общем, если этот клочок бумаги где-нибудь всплывет, я не хочу, чтобы…»
«У меня его нет, я понятия не имею, где он!»
«Я, мать твою, тебя предупредил. Дай сюда ключи».
«Что? Зачем?»
«Затем, что я собираюсь прямо сейчас пойти к тебе, в этот свинарник, и обшмонать его на пару с Сэмом».
«Без меня ты туда не пойдешь…»
«Неужели? У тебя там отсыпается с похмелья очередной официант-индус?»
«Я никогда…»
«Да мне насрать, – перебил Джимми. – Трахайся с кем хочешь. Дай мне ключи. Давай сюда».
Опять шаги; бряканье ключей. Это уходил Джимми, а затем раздалась новая череда всхлипываний, и Робин поставила воспроизведение на паузу.
– Она ревела до прихода хозяйки магазина, – сказала Робин. – Та появилась чуть раньше меня, ну а Флик всю вторую половину дня была не в себе. Я хотела проводить ее до метро, но она меня отфутболила. Будем надеяться, завтра наша девушка станет более разговорчивой.
– Ну так что: вы с Джимми обыскали ее квартиру? – обратился Страйк к Барклаю.
– Ну. Книжные полки, ящики, под матрасом. Ничего.
– А он объяснил, что конкретно вы ищете?
– Бумажку с написанным на ней именем «Билли», – ответил Барклай. – Она лежала у него в лопатнике, но куда-то запропастилась. Талдычил мне, что это как-то связано с наркоманскими разборками. Думает, я полный лошара и куплюсь на любую плешь.