– О, как интересно, – сказала Таппенс. – Не желаете рассказать поподробнее?
– Мое имя Рейли, – ответил рыжеволосый. – Джеймс Рейли. Возможно, вы его слышали. Я написал томик «Пацифистских виршей». Хорошие вещи, даже если это говорю я сам.
– «Пацифистских виршей»?
– Да, а почему бы нет? – воинственно спросил мистер Рейли.
– Что вы, я просто спросила, – поспешила успокоить его Таппенс.
– Я за мир на все времена, – с пафосом заявил мистер Рейли. – К черту войну. И женщин! Женщин! Вы видели это создание, которое только что вертелось здесь? Джильда Глен, называет она себя. Джильда Глен! О боже, как я боготворил эту женщину! И я вот что вам скажу: если у нее есть сердце, то оно на моей стороне. Когда-то она любила меня, и я могу заставить ее полюбить меня вновь. Если же она продаст себя этой навозной куче, этому Леконбери – что ж, помоги ей Господь. Я убью ее своими собственными руками!
Сказав это, рыжеволосый поэт-пацифист поднялся и выбежал из зала.
Томми удивленно выгнул бровь.
– Какой, однако, нервный джентльмен, – пробормотал он. – Таппенс, по-моему, нам пора.
Когда они вышли из отеля, в прохладном вечернем воздухе уже начал сгущаться туман. Следуя совету Исткорта, супруги резко свернули налево и через несколько минут подошли к повороту, обозначенному как Морган-авеню.
Здесь туман был еще гуще. Мягкий и белый, он, извиваясь, плыл мимо них. Слева виднелась высокая стена кладбища. Справа протянулся ряд невысоких домов. Затем дома закончились, а их место заняла высокая живая изгородь.
– Томми, – призналась Таппенс, – мне немножко не по себе. Этот туман и тишина… Как будто на целые мили вокруг кроме нас никого.
– Да, есть такое ощущение, – согласился Томми. – Как будто мы одни во всем мире. Это эффект тумана, потому что мы не видим, что там впереди.
Таппенс кивнула.
– Лишь наши шаги эхом отдаются по тротуару… Ой, что это?
– Что именно?
– Мне показалось, будто я услышала позади нас шаги.
– Если ты будешь себя пугать, то через минуту увидишь призрака, – мягко заметил Томми. – Главное, не нервничай. Или ты боишься, что этот призрак-полицейский вдруг положит руку тебе на плечо?
– Прекрати, Томми! – взвизгнула Таппенс. – Не вкладывай мне в голову такие мысли.
Она обернулась через плечо, всматриваясь в молочно-белый туман, который обволакивал их с головы до ног.
– Я снова их слышу, – прошептала она. – Только теперь они впереди. Томми, только не говори, что ты их не слышишь.
– Нет, что-то я слышу. Да-да, чьи-то шаги у нас за спиной. Кто-то еще идет этой же дорогой на станцию. Интересно…
Он резко остановился и замер. Таппенс негромко ахнула.
Завеса тумана впереди них внезапно самым удивительным образом расступилась, и футах в двадцати от них, как будто материализовавшись из тумана, появилась огромная фигура полицейского. Еще мгновение назад его там не было, как вдруг он предстал перед ними – или, по крайней мере, так показалось их разыгравшемуся воображению. Затем туман слегка откатился назад, и за его спиной, подобно театральным декорациям, появился некий пейзаж.
Внушительного роста полицейский в синей форме. Красный почтовый ящик. Справа от дороги очертания белых стен дома.
– Красный, белый, синий, – проворчал Томми. – Прямо как на флаге… Пойдем, Таппенс, нам нечего бояться.
Полицейский – он сумел это рассмотреть – был настоящий. Более того, он был не так уж и велик ростом, как это показалось из-за тумана.
Увы, стоило им двинуться дальше, как позади них снова раздались шаги, а в следующую секунду их торопливо обогнал какой-то человек. Он свернул возле ворот к белому дому, поднялся по ступенькам и оглушительной дробью постучал в дверь медной колотушкой. Когда Томми и Таппенс дошли до того места, где, пристально глядя на него, застыл полицейский, его уже впустили в дом.
– Похоже, наш джентльмен торопится, – заметил полицейский.
Он говорил медленно и задумчиво, как будто его мыслям требовалось какое-то время, чтобы созреть.
– Такие, как он, вечно куда-то торопятся, – заметил Томми.
Полицейский медленно обернулся и подозрительно посмотрел на него.
– Это ваш знакомый? – резко спросил он. В его голосе явственно слышалось подозрение.
– Нет, – ответил Томми. – Но я чисто случайно знаю, кто он такой. Его имя Рейли.
– А! – протянул полицейский. – Кажется, мне пора.
– Вы не могли бы сказать нам, где находится Уайт-хаус? – спросил у него Томми.
Констебль мотнул головой в сторону белого дома.
– Вон он. Там живет миссис Ханикотт. – Он задумался, как будто решал про себя, делиться с ними ценной информацией или лучше не стоит. – Мнительная особа. Ей постоянно мерещатся взломщики. Вечно просит меня присмотреть за ее домом. Женщины в годах все такие.
– В годах? – уточнил Томми. – Вы, случайно, не знаете, остановилась ли в доме некая молодая особа?
– Молодая особа? – задумчиво переспросил полицейский. – Молодая особа… Нет, боюсь, я ничего о ней не знаю.
– Томми, она могла остановиться где-то еще, – сказала Таппенс. – Или же вообще пока ее здесь нет. Она ушла всего за минуту до нас.
– А! – внезапно воскликнул полицейский. – Теперь припоминаю. Да, в ворота действительно вошла некая молодая особа. Я видел ее, когда шел по дороге. Минуты три-четыре назад.
– В горностаевой накидке? – с волнением уточнила Таппенс.
– Да. У нее вокруг шеи был обернут какой-то кролик, – подтвердил полицейский.
Таппенс улыбнулась. Затем служитель закона пошел дальше – в ту сторону, откуда они только что пришли. Они же приготовились войти в ворота белого дома.
Внезапно внутри раздался сдавленный крик, а в следующий миг входная дверь распахнулась и на крыльцо выбежал Джеймс Рейли. Его бледное лицо было перекошено ужасом, глаза сверкали безумием. Шатаясь, как пьяный, он прошел мимо Томми и Таппенс, как будто даже не заметил их, бормоча себе под нос одну и ту же фразу:
– О боже! О боже! О боже!
Дойдя до ворот, он схватился за столб, как будто боялся упасть. Затем, постояв немного, как будто охваченный внезапной паникой, со всех ног бросился по дороге в направлении, противоположном тому, куда ушел полицейский.
Полицейский в тумане(продолжение)
Томми и Таппенс озадаченно посмотрели друг на друга.
– Что ж, – произнес Томми. – Похоже, в доме случилось нечто такое, что до смерти перепугало нашего друга Рейли.
Таппенс рассеянно провела пальцем по столбу ворот.
– Должно быть, он испачкал руку красной краской, – заметила она.
– Хм, – скептически хмыкнул Томми. – Думаю, нам нужно поскорее зайти внутрь. Что-то здесь не то.
В дверях дома застыла горничная в белом чепце, возмущенная до такой степени, что в первую минуту не нашлась, что сказать.
– Вы когда-нибудь видели что-то в этом роде, святой отец? – крикнула она, пока Томми поднимался на крыльцо. – Этот тип приходит, спрашивает про молодую леди, бросается наверх – и никаких вам «здравствуйте» или «как поживаете»! Затем она кричит, как дикая кошка, что неудивительно… бедняжка… а он сбегает вниз, причем на нем лица нет, как будто только что увидел призрака. Что бы это все значило?
– С кем ты там разговариваешь у входной двери, Эллен? – раздался откуда-то из коридора скрипучий женский голос.
– Хозяйка, – пояснила Эллен, хотя это было и без того понятно.
Служанка отступила в сторону, и Томми оказался лицом к лицу с худой, немолодой, седовласой женщиной с колючими голубыми глазами, в пенсне и в черном платье с отделкой из стекляруса.
– Миссис Ханикотт? – спросил Томми. – Я пришел проведать мисс Глен.
Миссис Ханикотт смерила его пронзительным взглядом, затем пристально посмотрела на Таппенс, мысленно отмечая все мелочи в ее внешности.
– Ах, вот оно что! – сказала она. – Ну что же, тогда проходите.
Она провела их по коридору в комнату в задней части дома, окна которой выходили в сад. В целом комната была довольно просторная, однако выглядела меньше своих размеров, так как до отказа была забита столами и стульями. В камине пылал огонь, рядом стояла обитая веселеньким ситцем софа. Обои были в узкую серую полоску, по их верху тянулся бордюр с рисунком в розочку. Стены увешаны гравюрами и живописными полотнами.
Комната эта никак не вязалась с такой роскошной особой, какой была мисс Джильда Глен.
– Садитесь, – пригласила миссис Ханикотт. – Во-первых, прошу меня извинить, если я скажу, что не питаю особых симпатий к католичеству. И никогда не рассчитывала увидеть в своем доме католического священника. Но если Джильда перешла в лоно Римской Блудницы, то лично я не вижу в этом ничего удивительного, если учесть, какую жизнь она ведет. Впрочем, могло быть и хуже. Она вообще могла не принадлежать ни к какой церкви. Я была бы лучшего мнения о католических священниках, имей они жен. Я всегда привыкла говорить то, что думаю. А чего стоят эти монастыри! Сколько в них заперто красивых девушек, и никто не знает, какова их дальнейшая судьба… Об этом даже страшно подумать!
Миссис Ханикотт умолкла и перевела дух.
Томми не стал вставать на защиту целибата духовенства, равно как касаться других щекотливых вопросов, а сразу перешел к делу:
– Насколько я понимаю, миссис Ханикотт, мисс Глен сейчас в этом доме?
– Да. Скажу сразу, я этого не одобряю. Брак есть брак, а муж есть муж. Как постелешь постель, так в ней и поспишь.
– Боюсь, я плохо вас понял, – растерянно произнес Томми.
– Я так и подумала. Именно поэтому и пригласила вас войти. Вы можете подняться к Джильде, после того как я высказалась по этому поводу. Она пришла ко мне – после всех этих лет, подумать только! – и попросила меня помочь ей. Хотела, чтобы я посмотрела на этого человека и уговорила его согласиться на развод. Я ей тотчас же заявила, что не желаю иметь с этим ничего общего. Развод – это грех. Но разве я могла отказать родной сестре в крыше над головой? Нет, конечно.