– Родной сестре? – воскликнул Томми.
– Да, Джильда – моя родная сестра. Неужели она вам этого не сказала?
Томми смотрел на нее, разинув рот. Невероятно! Быть того не может! Впрочем, Джильда Глен блистает своей ангельской красотой уже много лет. Помнится, он еще маленьким мальчиком ходил на спектакли с ее участием… Так что да, такое возможно. Но какой контраст! Так вот откуда родом эта блистательная Джильда Глен! Из добропорядочной, но отнюдь не богатой семьи. Как же хорошо она охраняет свой секрет…
– И все же я не могу понять одного, – сказал Томми. – Ваша сестра замужем?
– Убежала из дома и вышла замуж в семнадцать лет, – сухо произнесла миссис Ханикотт. – За человека гораздо ниже себя. Наш отец был пастором. Боже, какой позор! Затем она бросила мужа и пошла на сцену. Стала актрисой! Я за всю свою жизнь ни разу не была в театре. Я не желаю осквернять себя грехом. И вот теперь, после стольких лет, она решила развестись с мужем. Не иначе как собралась замуж за какого-нибудь толстосума. Но муж ни в какую – никаких разводов. Как только она его не уламывала – и грозила, и пыталась подкупить… Я искренне восхищена им.
– А как его имя? – внезапно спросил Томми.
– Вы не поверите, но я не помню. Последний раз я слышала его двадцать лет назад. Отец запретил упоминать его в нашем доме. Я отказалась обсуждать этот вопрос с Джильдой. Мое мнение ей известно, и этого достаточно.
– Его звали, случайно, не Рейли?
– Может быть… Честное слово, не могу вам точно сказать. Оно начисто вылетело из моей головы.
– Тот, о ком я говорю, только что здесь был.
– Ах, этот!.. Я подумала, что он сбежал из сумасшедшего дома. Знаете, я была в кухне, давала распоряжения Эллен. Я только что вернулась в эту комнату и как раз подумала о том, пришла ли она или нет – у нее есть свой ключ, – когда услышала ее. Она на пару минут замешкалась в прихожей, после чего поднялась к себе наверх. Спустя минуты три началась эта катавасия. Я вышла в прихожую и увидела, как какой-то человек взбежал наверх. Затем наверху раздался какой-то крик, а потом снова появился этот тип. На сей раз он как безумный сбежал вниз. Странные вещи творятся на этом свете.
Томми встал.
– Миссис Ханикотт, разрешите нам тотчас же подняться наверх. Я боюсь…
– Чего именно?
– Что в вашем доме нет свежей красной краски.
Миссис Ханикотт недоуменно посмотрела на него:
– Разумеется, нет.
– Этого я и боялся, – серьезно произнес Томми. – Прошу вас, разрешите нам подняться в комнату вашей сестры.
Миссис Ханикотт тотчас умолкла и повела их за собой наверх. В прихожей они увидели Эллен, но та поспешила скрыться в одной из комнат. Открыв первую дверь на втором этаже, миссис Ханикотт переступила порог. Томми и Таппенс вошли вслед за ней.
В следующий миг миссис Ханикотт вскрикнула и отшатнулась.
На диване неподвижно распростерлась фигура в черном платье и горностаевом палантине. Лицо ее было нетронутым – все то же прекрасное, бездушное, похожее на лицо спящего ребенка. На голове сбоку зияла рана – по всей видимости, оставленная каким-то тяжелым предметом, которым ей раскроили череп. Кровь все еще медленно капала на пол, но сама рана уже прекратила кровоточить.
Томми, от ужаса бледный как мел, осмотрел неподвижную фигуру.
– Понятно, – произнес он. – Значит, он все-таки ее не задушил.
– Что вы хотите этим сказать? Кто? – вскричала миссис Ханикотт. – Она мертва?
– О да, миссис Ханикотт, она мертва. Вернее, убита. Вопрос в другом – кем? Впрочем, не такой уж это сложный вопрос. Странно – несмотря на все его угрозы, крайне сомнительно, чтобы ему хватило смелости это сделать…
Томми на минуту задумался, затем решительно повернулся к Таппенс.
– Будь добра, выйди из дома и приведи полицейского или на крайний случай позвони откуда-нибудь в участок.
Таппенс кивнула. Она тоже была бледна как мел. Томми повел миссис Ханикотт вниз.
– Не хотелось бы, чтобы в этом деле возникла какая-нибудь ошибка, – сказал он. – Вы можете сказать, когда именно ваша сестра вошла в дом?
– Помню, – ответила женщина. – Я как раз переводила настенные часы на пять минут назад, как я делаю каждый вечер. Они каждый день убегают на пять минут. По моим наручным часам было ровно восемь минут седьмого, а они идут точно, не убегают и не отстают.
Томми кивнул. Это лишь подтверждало слова полицейского. Тот видел, как женщина в белой меховой накидке вошла в ворота минуты за три до того момента, как к этому месту подошли они с Таппенс. Тогда он сам посмотрел на часы, отметив про себя, что опоздал к назначенной встрече всего на одну минуту.
Существовал крошечный шанс, что кто-то поджидал Джильду Глен в ее комнате. Но если это так, то человек этот должен был прятаться где-то в доме. Но ведь никто из него не выходил – за исключением Джеймса Рейли…
Томми взбежал наверх и быстро, но внимательно осмотрел помещение. Спрятаться здесь было негде.
Тогда он расспросил Эллен. Сообщив ей трагическое известие, сыщик дождался, когда иссякнет поток ее стенаний и обращений к святым, после чего задал ей несколько вопросов: «Скажите, кто-нибудь заходил в дом и справлялся о мисс Глен?» – «Никто». – «Была ли она сама наверху этим вечером?» – «Да, как обычно, в шесть часов, поднялась наверх задернуть шторы. Если не в шесть ровно, то в самом начале седьмого часа. Как раз перед тем, как к ним ворвался, сломав колотушку, этот сумасшедший…» Она бросилась вниз, чтобы открыть ему дверь. Он же явился с черными планами в сердце, будь он проклят, убийца…
Томми решил, что с него достаточно. Тем не менее ему почему-то было жаль Рейли. Не хотелось думать о нем плохо. Но кто, кроме него, мог убить Джильду Глен? Единственные, кто был на тот момент в доме, – это миссис Ханикотт и Эллен.
Услышав в прихожей голоса, Томми пошел посмотреть, кто это, и увидел Таппенс и полицейского, которого до этого встретил на улице. У констебля в руках был блокнот и довольно тупой карандаш, который он исподтишка лизал. Поднявшись наверх, страж закона лишь посмотрел на жертву, добавив при этом, что не будет ничего трогать, ибо в противном случае его ждет нагоняй от инспектора.
Затем он выслушал истерические всхлипы миссис Ханикотт и ее сбивчивые объяснения, время от времени что-то записывая в блокнот. В целом же его присутствие оказало на нее благотворное влияние, и она успокоилась.
Наконец Томми вывел его на пару минут на крыльцо, откуда он затем удалился, чтобы позвонить в управление.
– Послушайте, – сказал Томми. – По вашим словам, вы видели, как покойная входила в ворота. Вы уверены, что она была одна?
– Разумеется, она была одна. С нею никого не было.
– И между тем моментом и другим, когда вы встретили нас, никто не выходил из ворот?
– Ни души.
– Но если бы кто-то вышел, вы увидели бы?
– Конечно же! Но никто не вышел, лишь выбежал этот сумасшедший.
Блюститель законности и правопорядка с важным видом спустился с крыльца. На белом столбе ворот по-прежнему виднелся красный отпечаток чьей-то руки. Полицейский остановился рядом.
– Явный непрофессионал, – укоризненно произнес он. – Кто же оставляет такие улики?
С этими словами он зашагал по дороге.
На следующий день после убийства Томми и Таппенс по-прежнему были в «Гранд-отеле». Томми решил, что ему есть смысл снять с себя сутану.
Джеймса Рейли поймали и посадили за решетку. У его адвоката, мистера Марвелла, только что состоялся долгий разговор с Томми на тему убийства.
– Я никогда не поверю, что Джеймс Рейли убийца, – просто сказал он. – Да, он любитель кидаться угрозами, но не более того.
Томми кивнул.
– Когда вся энергия человека уходит в слова, ее почти не остается на действия. К сожалению, я буду одним из главных свидетелей против него. Разговор, который состоялся между нами незадолго до убийства, выставляет его не в самом выгодном свете. И все же, несмотря ни на что, он мне симпатичен, и будь еще один подозреваемый, я бы сказал, что Джеймс Рейли невиновен. А что говорит он сам?
Адвокат поджал губы.
– Он утверждает, что нашел ее мертвой. Что, разумеется, невозможно. Он цепляется за первую же ложь, которая пришла ему в голову.
– Потому что случись ему говорить правду, это означало бы, что преступление совершила наша сварливая миссис Ханикотт, а это уже из области фантастики. Так что остается только он.
– Помните, горничная услышала ее крик?
– Горничная? Ах да!..
Томми на минуту задумался, а затем произнес:
– Какие, однако, мы доверчивые существа! Верим свидетельским показаниям, как будто это евангельская истина… Но что это на самом деле? Лишь впечатления, переданные в мозг нашими чувствами. Но что, если это ложные впечатления?
Адвокат пожал плечами.
– О да. Мы все знаем, что есть ненадежные свидетели, которые со временем помнят даже больше, чем в начале, причем у них и в мыслях нет кого-то обманывать.
– Я имею в виду не только это. Я хочу сказать, что все мы говорим то, чего на самом деле не было, и даже сами этого не замечаем. Например, и вы, и я, вне всякого сомнения, не раз говорили «принесли почту», хотя на самом деле лишь слышали двойной стук в дверь или громыхание почтового ящика. Девять раз из десяти мы были правы – действительно, это почтальон принес почту. Но в десятый раз это может быть лишь уличный мальчишка, который задумал подшутить над нами. Теперь вы меня поняли?
– В целом да, – неуверенно протянул Марвелл. – Одно непонятно, на что вы намекаете?
– Вот как?.. Впрочем, я и сам не уверен. Но, кажется, начинаю понимать… Это как палка. Таппенс, ты помнишь? Один ее конец всегда смотрит в одну сторону, а противоположный – в другую. Все зависит от того, за какой конец вы ее держите. Двери открываются, но они и закрываются. Люди поднимаются наверх, но они также спускаются вниз. Коробки закрываются, но они также и открываются.
– Ты это о чем? – не поняла Таппенс.
– На самом деле все проще простого, – сказал Томми. – И тем не менее до меня это только что дошло. Откуда вы знаете, что кто-то вошел в дом? Вы слышите, как дверь открылась, а потом захлопнулась, и если вы кого-то ждете, то подумаете, что кто-то вошел. Хотя на самом деле с тем же успехом кто-то мог выйти из дома.