– Где вы задержались, капитан?
– Рядовой Черепанов тяжело ранен в живот. Решил сначала его в медсанбат отвезти, заодно и раненых там оставил. Лейтенант Комогорцев с ними.
Шангин молча кивнул головой и, обращаясь к разведчикам, проговорил:
– От лица командования выражаю благодарность за отличное выполнение боевого задания. Группа идет отсыпаться. Капитан Мамаев, останьтесь.
Когда разведчики отошли на приличное расстояние, Шангин широко улыбнулся и, пожимая руку капитану, произнес:
– Ну вы и орлы! В двенадцать человек разгромить ЯВМ и угнать машину с архивом под носом у японцев! Отлично! Устал?
– Не то слово, товарищ полковник.
– Сдай задержанных, оружие и документы по описи.
– Товарищ полковник, я же с документами за сутки не управлюсь! Там коробок полмашины, – чуть не взвыл Мамаев.
– Дежурный! Пригласи сюда начальника отдела Смерш, – приказал Шангин. – Сделаем сейчас так: коробки опечатаем, оружие и пленных сдашь и иди отоспись, потом напишешь мне подробный рапорт. Не забудь указать особо отличившихся.
– Они все отличились, товарищ полковник.
– Значит, пиши всех.
Мамаев с трудом вырвался из теплой, бездонной пропасти сна, протер глаза и недоуменно уставился на солдата.
– Товарищ капитан, вас срочно вызывают в разведотдел, – доложил посыльный.
Семен сел на раскладушке, широко зевнул и покосился на похрапывающего Егора.
– Скажи, что приведу себя в порядок и прибуду, – проведя рукой по щетине на подбородке, буркнул он.
«Наверное, из штаба кто-то явился, раз полковник дал мне поспать от силы часа два», – шагая к стоявшей невдалеке хозчасти, размышлял он. Хмурый невыспавшийся старшина выдал ему бритву, мыло, полотенце, а потом полил на руки, нацедив в ковш воды из стоявшей рядом цистерны.
В палатке разведотдела рядом с Шангиным сидел грузный, с непроницаемым лицом незнакомый армейский полковник с малиновыми пехотными петлицами. «Кажется, из родной конторы пожаловали», – подумал Мамаев и отрапортовал:
– По вашему приказанию прибыл, товарищ полковник госбезопасности.
– Проходите, Семен Дмитриевич, знакомьтесь. Полковник из Управления Смерш Иван Петрович Попов.
Полковник, приподнявшись со стула, пожал Мамаеву руку и пригласил:
– Садитесь, капитан, сейчас вы нам все расскажете о действиях вашей группы, позже оформите рапорт.
Мамаев показал на подробной карте Хайлара весь их маршрут и обстоятельно доложил об операции. Шангин молча внимательно слушал, почесывая иногда нос. Попов же дотошно расспрашивал, вникая в детали:
– Расскажите, как выглядели помещения миссии.
– Японские офицеры, те, что уехали в крепость, явно не спешили покидать миссию. В плательных шкафах остались обмундирование и гражданская одежда. По тому, как аккуратно были упакованы коробки, служащие начали собирать секретную документацию еще с вечера. Все несгораемые шкафы были открыты, у начальника канцелярии капитана Ватанабе Наохико имелись ключи от них.
– Вы проверяли содержимое коробок?
– Бегло осмотрел папки. Там были сведения об агентурной сети.
– Что еще вы нашли?
– Деньги. Новенькие советские сторублевки, китайские юани, американские доллары. Считаю, что фальшивые, но отличить от настоящих почти невозможно.
– Как они были упакованы?
– Пачками. В каждой пачке было по сто тысяч.
– Кто еще кроме вас видел содержимое коробок?
– Только я один. Что-то не так, товарищ полковник? Мы все коробки опечатали, и я их сдал по описи начальнику отдела Смерш.
– Пока все сходится. Окончательный вывод сделаем после показаний других участников группы. Вы понимали, как рисковали, когда пошли на штурм миссии такой небольшой группой?
– У нас не было другого выхода. Большую группу могли быстро обнаружить. У японцев все было уже подготовлено к эвакуации архива, рисковать было нельзя. – На лице Мамаева вздулись желваки.
Что хочет от него этот штабной? Они добыли бесценные документы, по которым можно спокойно выловить всю агентуру ЯВМ не только на западе Маньчжурии, но и в Советском Союзе, и в Монголии. К чему все его подозрения и намеки? Заметив раздражение Мамаева, в разговор вмешался Шангин:
– Иван Петрович, перед выходом группы на задание ситуация с захватом миссии подробно обсуждалась, и мною была подготовлена группа прикрытия.
Расспросы длились не меньше двух часов. Полковник из Управления Смерш почему-то не спросил о Черных. Видно, генерал-лейтенант Вадис не посвятил его в детали этой операции. Наконец Попов сказал:
– На сегодня вы свободны, капитан.
Мамаев вышел из палатки злой, голодный. В воздухе витал теплый запах варева от кухонь. Вспомнив, что хотел с утра отыскать своих ребят, он спросил у дежурного про медицинский отряд.
– Часть машин отбыла в неизвестном направлении еще вчера ночью, – ответил офицер.
– Все отбыли?
– Нет, полуторка и «студебекер»-кунг где-то в расположении лагеря, – ответил дежурный.
Куда они отбыли, не надо было даже спрашивать. В то время, пока он и Комогорцев брали Хайларскую ЯВМ, Краснов показывал дорогу к лаборатории.
В расположении передового отряда царила неразбериха. Часть войск спешно разворачивалась и уходила на восток, к Хингану. «Студебекер» и полуторку он отыскал на окраине лагеря. Тоня и Фрося сидели на ящиках из-под снарядов, видно, подсуетился заботливый Лешка, рядом на траве лежал Комогорцев.
– Здравия желаем, товарищ капитан! – донеслось из-за спины. Мамаев оглянулся. Сияя радостью, его поприветствовал Баир, а рядом с ним стоял с незажженной самокруткой в зубах Лешка.
– Здравия желаю, бойцы. Вы, как всегда, недалеко от кухни, – сказал Семен, весело кивнув на котелки с кашей.
Он крепко пожал руку Комогорцеву и обнял подскочивших к нему девушек. Все радостно засуетились, усаживаясь вокруг расстеленной Тоней плащ-палатки. Кто-то резал хлеб, кто-то делил по котелкам кашу. Егор разлил по кружкам водку и, подняв свою, произнес:
– За встречу и за то, что все живы!
Когда котелки опустели, а в кружки налили чай, Мамаев спросил:
– Ну, рассказывайте, как вы тут? Смотрю, никуда не торопитесь.
– Был приказ оставаться на месте, ждать вас, – ответила лейтенант Котова.
Глава 19Староцурухайтуй
Притихшая толпа возле сельсовета слушала доносившееся из громкоговорителя заявление Советского правительства правительству Японии:
«После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны. Требование трех держав – Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая – от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией. Тем самым предложение японского правительства Советскому Союзу о посредничестве в войне на Дальнем Востоке теряет всякую почву. Учитывая отказ Японии капитулировать, союзники обратились к Советскому правительству с предложением включиться в войну против японской агрессии и тем сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира. Верное своему союзническому долгу, Советское правительство приняло предложение союзников и присоединилось к Заявлению союзных держав от 26 июля сего года. Советское правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции. Ввиду изложенного Советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».
Женщины тихо перешептывались, старушки крестились.
– Ну вот, граждане, и до нас очередь дошла, – сказал председатель сельсовета Староцурухайтуя, когда голос Левитана стих. – Что примолкли, бабы?
– Так опять война, Трифонович! Чего радоваться? – горестно вздохнула одна из женщин.
– Это другая война, Евдокия. Освободительная.
– Да как ее ни назови, все равно война, – отмахнулась та.
– Ничего ты не понимаешь, глупая! Никогда самураи не успокоятся, пока мы их из Маньчжурии не прогоним. Товарищ Сталин не зря распорядился нагнать сюда такую силищу, чтобы врага на его земле бить. Наконец-то мирной станет наша граница и китайцам поможем ярмо скинуть, – сердито одернул ее старый казак и, махнув рукой, направился к себе в контору.
К позднему вечеру десятого августа Староцурухайтуй походил на разворошенный муравейник. Взбудораженные стремительным наступлением войска жили своей жизнью. Армейские тылы армии смешались с тылами стрелковых корпусов. Окраины и узкие улочки села были забиты машинами, хозяйственными повозками, полевыми кухнями. В сельском клубе, где размещался штаб 36-й армии, стоял гул от голосов операторов, стрекотали телефоны, связисты наперебой вызывали то командира 86-го стрелкового корпуса Ревуненкова, то 205-ю танковую бригаду Курносова, то командира 298-й стрелковой дивизии полковника Гузенко. В душном, нагретом воздухе вслух повторялись телефонограммы из дивизий и корпусов о потерях, о взятых в плен японцах, просьбы о пополнении бензином, водой, боеприпасами. Тусклый свет электрических ламп высвечивал склонившиеся над картой, посеревшие от бессонницы лица офицеров-операторов. Войска армии продолжали наступление, но обстановка вокруг Хайларского укрепрайона была напряженной.
– Товарищ Первый, за день боев захвачено: бронепоезд, склад горючего, склад продовольствия, склад боеприпасов, девяносто человек взято в плен, в числе их японский консул и генерал, убито четыреста пятьдесят солдат и офицеров противника, – докладывал командарм Малиновскому.
– Что у вас с железнодорожными путями? На станции Маньчжурия уже надо начинать перепрошивку железнодорожного пути на союзную колею. – Лучинский чувствовал раздражение в голосе командующего фронтом.