– Между нами: мы могли бы скрутить их и затолкать обратно в автобус. Всех, кроме, может быть, здоровяка.
Глядя на удаляющуюся Грейс, Магоцци улыбнулся. Забавно. По идее с увеличением расстояния она должна была уменьшаться, но вместо этого, казалось, становилась все больше.
– Джино, не иди за мной.
Джино даже не посмотрел на него:
– Если ты пойдешь, я тоже пойду.
– Не глупи. Все, что у меня есть, входит сейчас в этот ангар. А все, что есть у тебя, находится в Миннеаполисе.
Джино смотрел ему в спину: «Не все, дружище, не все».
35
Магоцци шел по бесконечному пространству бетонного пола, приближаясь к столу, компьютеру, бомбе и всей команде «Манкиренч». Он смотрел только на Грейс – но в кадр лез, естественно, Чарли. Черт возьми, она даже собаку не пожалела.
Она спиной ощутила его приближение.
– Уйди отсюда, Магоцци, – не оборачиваясь, сказала она. – Уезжай вместе с остальными. У вас всего восемь минут для того, чтобы убраться из зоны поражения, а потом Родраннер начнет нажимать на клавиши.
Она впервые с момента их встречи на поле обратилась прямо к нему, и он, понимая, что в данных обстоятельствах это страшно глупо, почувствовал себя счастливым. Не двигаясь с места, он подождал, когда у нее кончится терпение и она в ярости повернется к нему. Встретившись с ней взглядом, он сказал:
– Привет, Грейс.
Она тут же повернулась обратно к экрану, но он успел заметить, что уголок рта у нее едва заметно дернулся, выдавая улыбку.
– Семь минут.
– Да ладно тебе, Грейс. Может быть, займемся любовью?
Джино, Бонар, Холлоран и Шарон сидели в седане Кнутсена. Агент еще не завел мотор. Погибнуть, исполняя свой долг, – это одно. Ты принимаешь это вместе со значком. Погибнуть бессмысленно – это совсем другое. Ни одно силовое ведомство не приветствует ненужного самопожертвования, и ФБР не исключение. А это будет ненужное самопожертвование. Дожить до завтра, чтобы сражаться, – вот кредо любого человека, стоящего на страже закона, и именно это он должен сейчас сделать. Он никому не принесет пользы, если взорвется или хлебнет газа, – и поэтому он уезжает отсюда. Он уезжает отсюда, чтобы в том случае, если случится немыслимое, продолжить борьбу, найти и упрятать за решетку этих террористов, собрать все сведения, нужные для того, чтобы в следующий раз он и его коллеги действовали более эффективно и такого никогда больше не повторилось.
Но только он не трогался с места. Секунды текли, а он сидел за рулем, как слизняк, и думал о четырех гражданских и одном полицейском, которые находились сейчас в ангаре. Видимо, они считали, что их самопожертвование не так уж бессмысленно. Он надеялся, что кто-нибудь из сидящих с ним в машине людей начнет колотить по сиденью и кричать, чтобы он завел мотор, чтобы он убрался отсюда, – но все хранили молчание.
– Сколько еще? – спросила Энни.
Харлей взглянул на часы:
– Еще пять минут.
Ожидание убивало Магоцци. Грейс, похоже, не горела желанием принять его предложение, а остальные были заняты изучением программного кода на экране ноутбука, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как стоять столбом и ждать смерти. Он мог за это время обдумать, как бы он хотел провести остаток жизни, если Родраннер не ошибется в выборе командной строки, но счел, что разумнее будет готовиться к худшему. Школа Грейс.
Вдруг Родраннер хлопнул себя по лбу, сказал: «Ну конечно!» – затем передвинул мышь и щелкнул кнопкой.
Цифры на мониторе начали меняться. Магоцци со свистом втянул в себя воздух, ожидая, что его сейчас разорвет на кусочки. Он умрет и увидит свет в конце тоннеля – или что там он должен увидеть.
Через несколько секунд экран мигнул и обновил изображение. Все одновременно испустили вздох облегчения, по звуку похожий на порыв ветра. Магоцци посмотрел на себя. Его не разорвало на кусочки. И вообще никак не разорвало.
– Что произошло? – спросил он. Его голос сорвался на фальцет, и он покраснел.
– Помните, Харлей сказал, что кодовая последовательность, управляющая бомбой, написана довольно рыхло? Я тогда не дочитал до конца – цепочка команд была слишком длинной. – Родраннер прокрутил файл вперед и указал пальцем: – Вот здесь, в самом конце. Видите эти буквы? «БАБАХ» в конце этой последовательности, – он перелистнул страницу, – и «ХАБАБ» – бабах наоборот – в конце вот этой. Вот. Это просто несерьезно.
Харлей не выглядел удовлетворенным на все сто.
– И что ты выбрал?
– Естественно, хабаб. Бабах включает бомбу, хабаб отключает. Это же очевидно, разве нет?
Харлей дал ему подзатыльник:
– Ты идиот. А если он специально переставил слова, чтобы это не было очевидным?
Родраннер потер лоб:
– Черт. Я об этом не подумал.
Харлей опять дал ему подзатыльник, на этот раз легонько.
– Беда с вами, компьютерщиками. Все в лоб, никакого воображения, никакого понимания человеческой психологии – а психология, мальчик мой, движет этим миром. Магоцци, не хочешь выйти наружу и позвонить Кнутсену из автобуса? Скажи им, пусть возвращаются. Опасности больше нет.
Магоцци посмотрел на свои ботинки. Конечно, он хочет выйти наружу. И выйдет – сразу, как только сможет передвигать ногами.
– Значит, бомба отключена?
Энни улыбнулась ему своей фирменной насмешливой улыбкой:
– Ну конечно, она отключена, золотце. Именно поэтому на экране написано: «Бомба отключена».
Когда Магоцци вышел из ангара, седан агента Кнутсена еще стоял на поле. Сам Кнутсен ходил рядом с машиной и разговаривал по телефону; все остальные сидели внутри.
Магоцци впал в бешенство. Он бросился к пассажирской двери, распахнул ее и заорал на Джино:
– Какого черта вы еще здесь торчите?
Джино взглянул на часы:
– У нас есть еще три-четыре минуты.
– Ага, дожидайся. А он чего с телефоном расхаживает?
– Обзванивает всех, кто в настоящую минуту направляется сюда. Предупреждает, чтобы держались пока подальше.
– Он что, не мог сделать этого на ходу? – Магоцци чуть не плевался.
– Ну… тут все дороги в колдобинах. Трудно номер набирать.
– Черт возьми, Джино…
– Да перестань ты разоряться, а то инфаркт будет. Рад, что ты передумал насчет того, чтобы остаться. Залезай. Я подвинусь.
– Да не передумал я. Я вышел, чтобы позвонить вам и сказать, чтобы вы возвращались?
– Да ну? – спросил Бонар с заднего сиденья. – Они дезактивировали бомбу?
– Да.
Холлоран и Шарон одновременно закрыли глаза и стали удивительно похожи на двух засыпающих пупсов.
Джино целую минуту смотрел себе под ноги и шумно дышал. Когда он снова поднял глаза, он улыбался.
– Кнутсен-то как пролетел. Теперь ему придется опять звонить всем, кому он велел разворачиваться. Я их отлично пойму, если они его по матери помянут. А что насчет грузовиков в ангаре? Они не взорвутся вместе с теми, которые уехали?
Магоцци сел прямо на траву и обхватил колени руками.
– Грейс говорит, что нет. На связи только два грузовика. Компьютеры на грузовиках в ангаре даже не подключены – возможно, именно поэтому они не на дороге с теми двумя.
– Значит, нам не надо бояться того, что мы тут все умрем?
– Нет. Нам надо бояться, что умрут другие люди, не мы. Родраннер считает, что в программе есть что-то вроде предохранителя. Какая-то команда отмены детонации. Они сейчас пытаются ее найти.
Джино, глядя вперед через ветровое стекло, покачал головой:
– Бог им в помощь.
Проходили минуты. Они ждали снаружи. Им не могли помочь их пистолеты, значки, опыт работы в службах охраны правопорядка, даже прямая связь с округом Колумбия. Все зависело от одного худющего парня, ищущего нужную цепочку команд в программном свитке.
Холлоран, Шарон, Магоцци и Джино бесцельно слонялись туда-сюда возле двери ангара. Холлоран курил сигарету за сигаретой. Кнутсен, с прижатым к уху телефоном, продолжал нарезать круги вокруг своей машины.
– Они точно не хотят, чтобы мы пошли к ним? – в десятый раз спросила Шарон Магоцци.
– Они особо подчеркнули, что хотят, чтобы мы им там не мешались. Сейчас они на коне. Мы им ничем помочь не сможем. Будем только под ногами путаться.
– Меня это ожидание с ума сводит. Лучше уж делать что-нибудь. Что угодно.
Магоцци обратил внимание на то, какие глубокие тени залегли у нее под глазами, и подумал, что прошлое тонет в настоящем. Все, что эти три женщины пережили за последние восемнадцать часов, – никто посторонний не сможет представить, что именно, сколько бы раз они ни слышали их рассказ, – все это тонуло в событиях, которые происходят сейчас и будут происходить в будущем, если они не смогут остановить взрыв. Но все же в этом ангаре сейчас были Грейс и Энни, а Шарон, словно зверь в клетке, металась снаружи. Она напоминала воина-ветерана, который подписался на еще одно турне в ад только потому, что не мог вынести мысли о том, что его товарищи поедут сражаться без него.
– Ты держалась молодцом, Шарон Мюллер, – сказал он ей при следующем пересечении их траекторий.
Она остановилась и посмотрела на него, и Магоцци увидел в ее лице что-то такое, чего не хотел бы видеть.
– Спасибо, Магоцци, – сказала она и опять начала ходить туда-сюда.
Кнутсен наконец разделался с телефоном, подошел к Холлорану и уныло посмотрел на зажженную сигарету у него в пальцах..
– Что? – проворчал Холлоран. Он находился в раздраженном расположении духа и не прочь был с кем-нибудь схлестнуться. Как и они все.
– У вас есть еще такие? – Кнутсен указал на сигарету.
Холлоран протянул ему пачку:
– Вот уж никогда бы не подумал, что вы курите.
Кнутсен зажег сигарету, затянулся и закашлялся.
– В Бюро нет тех, кто не курит. Только те, кто старается бросить, и те, кто еще толком не начал. Пожар взят под контроль. Мои люди собираются войти в Фор-Корнерс. Команда экспертов по обезвреживанию бомб и компьютерщик будут здесь через тридцать минут. – Он сделал еще одну затяжку и посмотрел в сторону автобуса. – «Манкиренч софтвер», – прочитал он написанное на боку название. – Это они ездят по полицейским участкам и бесплатно устанавливают свои программы?