– Многим поначалу бывает страшно. – Я вспомнила, как сама впервые легла с вожаком стаи, куда более грубым, чем, предположительно, Майк. Давненько это было. Потом я вошла во вкус и еще пару лет назад иногда занималась любовью с Бадди, пока его не загрыз дикий пес.
– Я не потому, что страшно. Не хочу, да и все.
– А чего бы тебе хотелось? – Я боялась, что она скажет «стать няней». У меня уже есть Бонни, да и не выйдет из Кары няни. Одно лишь усердие твердости и ума не заменит.
– Ничего.
– Ну как же так? – Женщина может быть только матерью, няней или бесплодной партнершей – а женщины для секса, если их вообще терпят, уважением в стае не пользуются. Последняя, Дэйзи, сбежала от нас, и мне даже думать не хочется, что с ней сталось. Кара все это знает.
– А вот так! – страдальчески выкрикнула она. Беда мне с этими девчонками – не желает она, видите ли. Женщины, как и мужчины, делают то, что должны. Оставив ее на ветхом бархатном стуле, я снова вернулась к Притти. Сегодня ее праздник, а вовсе не день Карин.
Бонни так и стояла около усыпанного цветами трона как неживая.
Майк вернулся с переговоров довольный, что бывало с ним редко. Другая стая, меньше нашей, совсем не рвалась воевать за свой лес – наоборот, предлагала обмен, совместные охоты и вылазки. Я и без слов понимала, что Майк надеется со временем объединить обе стаи и сделаться вожаком. Мужчины принесли от соседей дары, так надежно упакованные в пластик, что даже крысы их не попортили: подушки, одеяла, даже одежду. Каждая из девочек получила пушистый белый халат с вышивкой «Отель Сент-Реджис».
– Почему бы и нам не переехать в отель? – спросила Лула, примеряя свою обновку.
– Его трудно оборонять. – Карл посадил ее к себе на колени, Лула хихикнула. Карл ей всегда нравился, и она говорит, будто отец Джейден именно он. Глаза у малютки и правда ярко-голубые, как у Карла.
Пир в честь Притти состоялся в общей комнате, в подвалах бывшего Театра штата Нью-Йорк. Пол там был деревянный, по трем стенам тянулись какие-то непонятные поручни, в углу стояло разбитое пианино. Ребята выгребли оттуда груды битых зеркальных стекол, а Джуни постелила одеяла, на которых мы и расположились. Пир удался на славу. Кролика, подстреленного утром, зажарили с диким луком на костре у Театра Вивиан Бомон, а Эрик добыл консервированные бобы. Был еще салат из одуванчиков и сладкое, которого так жаждала Притти, а я приберегала с зимы: кленовый сок, перемешанный с орехами. Все наши фонари горели, придавая комнате романтический облик.
Майк смотрел на Притти в упор, она краснела и строила ему глазки, парни завистливо наблюдали за ними. Я им не особо сочувствовала: надо было лучше обращаться с Бонни, когда она была целиком в их власти.
Равнодушной к эротической атмосфере оставалась, однако, не только Бонни: Гай и Джемми посылали мне многозначительные взгляды.
– Чего вам? – спросила я наконец, подойдя к ним.
– Больно мне, няня, – пожаловался Джемми – громко, чтобы Майк слышал. Актер из него никудышный: глаза сияют, все мускулы напряжены – ну что у такого может болеть?
– Отведу-ка я Джемми в лазарет, – сказала я Майку, – вдруг что заразное.
Майк, поглощенный ужимками Притти, только кивнул.
Гай, прихватив фонарь, вышел за нами.
– Ну? – спросила я, отойдя подальше от мрачного, пропустившего пир часового.
– Мы хотим показать тебе кое-что. Пожалуйста, няня!
Стая растила Джемми с шести лет, после смерти матери. Он любознателен, но читать, не в пример Гаю, так и не выучился – и не потому, что питает чисто мужское презрение к этой «бабьей» науке: просто буквы, как он говорит, не даются ему и все время скачут перед глазами. Непонятно, но, видимо, правда: в остальном он парень смышленый. Как боец он плох, слишком хрупок, зато может починить любой механизм – технику понимает на инстинктивном уровне. Это Джемми сообразил, как заливать горючее в генераторы, которые нам иногда попадаются, и добывать электричество. Долго они не работают, да и подключать к ним практически нечего, но порой нам везет – пока горючее не иссякнет.
– Что, опять генератор? – спросила я.
– Бери выше, – сказал Джемми, а Гай загадочно добавил:
– Куда как выше.
Мы перешли через площадь к заднему входу Театра Бомон. Уже стемнело и моросил дождь, но мальчишки не обращали на это внимания. Маленький нижний театр выглядел странно при свете нашего одинокого фонаря.
– Лезь туда. – Джемми показал на будку, приделанную к стене. – Я тут приставил лесенку.
– Не полезу, – сказала я, но, конечно, полезла. Их волнение было заразительным и тревожащим. Бойцы стаи, по мнению Майка, не должны себя так вести: им полагается говорить мало и никому ничего не показывать.
В моем возрасте карабкаться по перекладинам не так просто, но я одолела подъем – Гай мне светил сверху, – и первым, что увидела наверху, была стопка книг.
– О‑о!
– Это не главное, – весело заявил Гай.
– Дай-ка взглянуть!
– Совсем не главное, – подтвердил Джемми, взлетевший наверх, как белка.
– Где ты нашел книги? – не унималась я.
– Да прямо тут, – сказал Гай.
Будку наполнил шум очередного генератора, но книги интересовали меня куда больше.
– Не могу поверить, что он до сих пор работает, – сказал Джемми. – Повезло, что он уже подключен, а то я не знал бы, что с ним делать. Вот смотри!
В плоском ящике на столе загорелось окошко. После секундного изумления мне вспомнилось слово «телевизор». Телик. Бабушка и о них рассказывала, но до сих пор я не встречала ни одного действующего и в детстве путала телик с великом.
В ящике жили человечки.
Сначала на сцену вышла девушка, под которой ненадолго вспыхнула надпись:
ПА-ДЕ-ДЕ ИЗ «ЧЕТЫРЕХ ТЕМПЕРАМЕНТОВ»
МУЗЫКА ПАУЛЯ ХИНДЕМИТА
ХОРЕОГРАФ ДЖОРДЖ БАЛАНЧИН
На ней было обтягивающее трико, которое Майк никогда бы не разрешил носить своим женщинам: нельзя дразнить мужчин, стоящих в конце очереди на секс. На ногах – смешные, привязанные лентами розовые тапки с квадратным носком. Девушка выгнула руку над головой, привстав на носки этих тапок – и как только умудрилась? Зазвучала музыка, и девушка начала танцевать.
Я не сдержалась и ахнула.
На экране появился мужчина. Девушка то отдалялась от него, то приближалась. Когда она подошла совсем близко, он взял ее за талию, поднял над головой и понес. Она красиво держала ноги, пока была в воздухе. Как точно, как быстро они все делали! Как чудесно! Сила тяжести на них как будто не действовала. Девушка высоко подняла ногу, стоя на носке другой… я в жизни такого не видывала.
Длилось это недолго: телик снова погас.
– Прямо не верится, что ящик еще работает, – восторженно повторил Джемми. – Хочешь посмотреть про другое?
Гай молчал, и его лицо при свете фонаря казалось постаревшим, почти страдальческим.
– Что это вообще такое? – вымолвил он наконец. – Как называется?
– Балет, – ответила я.
Он подал мне книги, пять штук. «Жизель. Либретто» – значилось золотыми буквами на переплете верхней. Далее шли «Спутник балетомана», «Позы классического балета», «Танцы с мистером Б.» и совсем тоненькая «Расписание гастролей, 2016».
Гай весь дрожал.
– Другое длиннее, – сообщил Джемми, нечувствительный ко всему помимо своего чуда техники. – Суешь кружок вот сюда, в щель – видишь? Жалко, что из всех кругляшков работают только два.
На черном экране загорелась белая надпись ВИДЕОКЛАСС, и моим глазам предстала группа парней и девушек, стоящих у деревянных поручней перед зеркалами – не в нашей ли общей комнате? Заиграли на фортепиано, и женский голос сказал:
– Плие… раз-два-три-четыре. Не напрягай так руку, Мартина. Кэролайн, дыши в такт движениям.
На носки они пока не вставали, и невидимая женщина продолжала отдавать непонятные команды: батман-тендю, ронд-де-жамб-а‑тер, пор-де-бра. Потом на носки поднялись только девушки, и последовали новые замечания:
– Хорхе, у тебя рука как дохлая курица – свободнее пальцы. Нет, Терри, не так, а вот как. – На экране появилась няня – моего возраста, даже старше, но намного стройнее. – Держим корпус… нет, Джон, слишком медленно… и раз, и раз… хорошо. Теперь арабеск-пенше… в такт дышите, легко…
Танцоры проделывали со своими телами нечто невероятное.
– Еще раз. Начнем с арабеска, Тимон.
Все как один, стоя на одной ноге, подняли другую, вытянутую, и округлили руки перед собой. Это было так красиво, что у меня защипало в глазах.
Экран снова погас, и Джемми сказал:
– Больше смотреть не будем, надо горючее поберечь.
Гай ни с того ни с сего хлопнулся передо мной на колени. Что я ему, Майк?
– Помоги, няня!
– Встань сейчас же, дурак.
– Помоги! Мне надо, чтобы Кара пришла сюда, а без тебя не получится.
Кара. Мне вспомнилось, как он на нее поглядывал, и я пришла в ужас.
– С Карой нельзя! У нее еще не начиналось, да хоть бы и началось – Майк тебя за это убьет!
– Я не для секса. – Гай встал, но решимости в нем ничуть не убавилось. – Хочу с ней потанцевать.
– Потанцевать?
– Вот так. – Он показал на пустой экран и старательно выговорил новое слово: – Как в балете.
Это даже Джемми шокировало.
– Ты же не умеешь, Гай!
– Могу научиться. И она тоже.
Я брякнула первое, что пришло в голову, и, конечно, сморозила глупость:
– Няня в телике говорит, что этому несколько лет учатся.
– Чтобы танцевать, как они, – да, конечно. Но мы с Карой можем освоить самое простое и станцевать перед стаей. Может, Майку понравится.
– Чтобы Майк позволил тебе лапать девочку еще до ее Начала? С ума сошел!
– Я хочу танцевать балет, – упрямился Гай, – а кроме нее, больше не с кем.
В этом он прав. Избалованная Притти ни за что не станет трудиться, как требует эта няня, Тинни и Сейла еще малы, у Лулы и Джуни по горло забот с детьми, Бонни слишком крупная и неуклюжая. Это было бы смешно, если бы не было так опасно.