– Гай?
Он опять застонал. Ключа от его кандалов нигде не было. Я села рядом, держа «Жизель» и пакетик аконита, которого было слишком мало для нас двоих, – и вскоре уснула. Я стара, колено у меня сломано, и я провалялась без памяти целый месяц, пока Гай и Кара заново изобретали балет.
– Няня! Няня! – звал кто-то. – Сьюзен!
Свечка моя погасла, но закулисную комнату освещали сразу два фонаря. Я увидела Бонни и Кару в мужской одежде, с автоматами в руках и котомками за плечами. Кара выглядела как бабочка, к которой прицепили мачете. Гай при свете открыл глаза; глядя на него, она вскрикнула, и ствол ее автомата заколебался.
– А ну, без истерик! – рявкнула Бонни, ну точно как я. – Няня, ты можешь…
– Нет, – ответила я.
Бонни, не споря, опустилась на колени и провела руками по телу Гая.
– Я уже проверяла, – сказала я. – У него ничего не сломано.
– Стало быть, идти сможет. Оттащи няню обратно на сцену, Кара, а ты, Гай, отклонись от столба подальше.
Он послушался, снова закрыв распухшие глаза-щелки. Я со сцены услышала громкий выстрел: Бонни перешибла цепь надвое – не из автомата, из чего-то другого. Потом они вышли к нам. Гай опирался на Бонни, волоча обрывки цепи от ножных кандалов. Я ухватила за коленку свою ученицу.
– Бонни, как?
– В похлебке. Подавали мы с Карой.
– Они мертвы?
– Некоторые, возможно. Не знаю.
– Что ты использовала? Лаконос, цикуту, клопогон?
– Семена небесника.
– Девочкам мы этого не давали, – поспешила добавить Кара. – А мужикам так и надо! Не стану я с ними спать!
– Твое дело – танец, – произнесла Бонни.
Я так и ахнула. Кара хотела танцевать, и Гай хотел, но решила все Бонни.
– Куда вы теперь? – спросила я.
– На север, за город. Будет дождь – авось смоет следы, пока мужики не очухались.
– Постарайтесь обыскать фермерскую общину. А еще лучше города под названием Итака, Эндикотт или Бат. Не уверена, что они существуют, но все может быть. Взяли вы карту, которую я нашла? И мой мешок с лекарствами?
– Да. Есть у тебя?
– Да. Есть.
– Ну, нам пора, няня. Джемми тоже с нами идет.
Джемми… может, им повезет найти другой генератор. Бонни извлекла из разбитого телевизора два кружочка – «Четыре темперамента» и «Видеокласс». Кара помогла Гаю надеть теплую куртку, сапоги, дождевик. Он пошатывался, но стоял на ногах, упираясь в пол винтовкой, тоже принесенной Карой. Кара взглянула на меня, и губы у нее задрожали.
– Прекрати, – сказала я самым жестким няниным тоном. Кара обиделась, но Бонни меня поняла.
– Прощай, няня, – сказала она без лишних сантиментов и направила своих подопечных к выходу.
Я дождалась, когда затихнут их шаги и хлопнет входная дверь. Дала им еще немного времени, чтобы выйти из лагеря, и поползла следом. Дождь уже шел – теплый, летний. Костры на площади шипели и гасли, возле них распростерлись тела мужчин. Чуть дальше должны лежать часовые, взявшие ужин с собой на посты.
Двое были уже мертвы. Все остальные, включая Майка, еще могли оправиться, но семена небесника – достаточно коварная дрянь. Все зависит от того, как их сушили, размалывали, как делали из них экстракт и хранили. Бонни многому научилась, но я все-таки знаю больше. Я собрала все оружие в кучу, прикрыла дождевиком, облачилась в накидку сама и села рядом, держа наготове заряженный автомат.
Возможны варианты. Если стая Кейтера покажется в скором времени, самым милосердным будет пристрелить Майка и остальных, не дав им очнуться. Кейтер заберет себе девочек, но им у него будет не хуже и не лучше, чем в нашей стае. Женщины, которые способны рожать, ценятся высоко.
Если Майк и другие оживут, когда Бонни со своими спутниками будет достаточно далеко, я проглочу свой аконит и предоставлю им драться с Кейтером сколько влезет.
Но… если у них будет рвота, полный паралич не наступит. Вдруг Бонни в чем-то ошиблась и стая очнется быстрее, чем было задумано? Тогда я поступлю так, как нужно.
«Мы спустили вниз все люстры Метрополитен – двадцать одну штуку, Сьюзен, подумай только! – и протерли каждую хрустальную капельку. Каждый второй год все красные ковры там меняли полностью – это стоило семьсот тысяч долларов. А каждые пять лет меняли сиденья. Пять мойщиков окон работали там ежедневно. Вечерние огни заливали площадь расплавленным золотом. Сотни людей, смеясь и болтая, становились в очередь – послушать оперу или концерт, посмотреть балет или пьесу. Сколько я там пересмотрела всего, не поверишь».
Да, это трудно представить. Как и то, что будет с Гаем, с Карой и с их балетом. Разве могла я поверить, например, что Бонни подпадет под чары далекого прошлого, восставшего из руин, как танцор в арабеске? Может быть, эта страстная любовь жила в ней всегда и недоставало только ее предмета?
Бывают разные страсти и разные зрелища. Я держала автомат под плащом, слушала, как лупит по Линкольн-центру дождь, и ждала.
Вся ярость ада не сравнится с яростью женщины, чей город был отвергнут…[55]
Диана Роулэнд работала барменом, была сдающей карты в блэкджеке, распорядителем в казино, патрульным полицейским, детективом, специалистом по компьютерной криминалистике, следователем-криминалистом и ассистентом в морге. Она получила приз за отличную стрельбу во время учебы в полицейской академии. Роулэнд также заслужила черный пояс в хапкидо и работала со множеством трупов в разной степени разложения. Выпускница писательских курсов Кларион Уэст, она написала такие романы, как «Mark of the Demon», «Blood of the Demon», «Secrets of the Demon», «Sins of the Demon» и «My Life as a White Trash Zombie». Ее последние книги – «Touch of the Demon» и «Even White Trash Zombies Get the Blues». Она с давних пор живет южнее линии Мэйсона-Диксона[56] и глубоко благодарна за существование кондиционеров воздуха.
Город-лазарь[57]
Серый рассвет и отлив обнажили тело у кромки воды, лежавшее лицом вниз и частично погрузившееся в ил. Одна рука трупа покачивалась в ленивом течении, когда река добиралась до него. Запах разложения долетал до людей, стоявших на дамбе, хотя этот запах скорее имел отношение к нелегальным сбросам, чем к трупу.
Дождь шлепал по грязи отдельными крупными каплями, пока плоскодонка подбиралась к телу мертвеца; толстая веревка, которую понемногу травили стоявшие на твердой суше, волоклась за ней. Капитан Дэнни Фачиане наблюдал за всем этим со своего места на дамбе и хмурился под капюшоном дождевика. Он прекрасно понимал вынужденность медленного продвижения через ил, но это все равно его раздражало. Прилив не будет ждать, пока они закончат свои дела, хотя сейчас стояло еще раннее утро, и отсутствие кофеина в организме расстраивало его. Однако с рекой стоило быть осторожным. Со времени разрушения структуры контроля старой реки она уже не была такой агрессивной как прежде, но могла выкинуть пару фокусов.
Внимание Дэнни переключилось направо, в сторону двух мостов, перекинувшихся через реку. Свет фар проносящихся машин пересекал лишь один из них. Транспорта недостаточно для двух мостов. На другом берегу реки выброшенный на сушу корабль пьяно накренился, развалившись в грязи. В десятках точек на нем вспыхивали огоньки резаков рабочих, стремящихся спасти хоть часть металла с этой попавшей в плен туши. Дэнни подумал, что следующим объектом сварщики изберут неиспользуемый мост – набросятся на него, как термиты на дерево.
– Надо было мне учиться на сварщика, – пробормотал детектив, стоявший рядом с ним. Дэнни обернулся и увидел, что внимание Фарбера тоже привлечено к огонькам, ползающим по телу упокоившегося судна.
Дэнни мотнул головой:
– Они уедут сразу же, как закончат. Осталось порезать всего несколько посудин. Работы, наверное, меньше чем на год.
– Может, и так, но за год эти засранцы заработают в три раза больше, чем мы. К тому же, думаю, город найдет им новую работу. Новый Орлеан знает, как позаботиться о себе.
Дэнни фыркнул. Он не сомневался, что сварщики получают больше, чем Фарбер, но прекрасно знал, что их заработок даже близко не сравнился бы с его собственным. И, конечно, он не разделял фарберовского лучезарного оптимизма насчет будущего их города.
– Грязная работа, – сказал он. – И опасная.
– Опасно то, чем мы занимаемся, – возразил Фарбер. Дэнни покосился на него, издав короткий смешок.
– Только если занимаешься этим не так, как надо, – сказал он, согнув плечи под порывом ветра, гнавшего вялый дождь прямо ему в лицо.
– Как, например, вот это. Послать бы подальше всю эту предрассветную хрень.
Отрывистые команды и ругань мужчин на плоскодонке долетели до него, когда они добрались наконец до трупа. Сражаясь с вязкостью упрямой речной грязи – река цепко держала свою добычу, – они все-таки смогли высвободить труп из его илистой могилы. Он шлепнулся на дно лодки, но одна покрытая грязью ступня легла на борт и оставалась там, пока люди на берегу тащили плоскодонку к себе.
Дэнни подошел к ним, когда они уже выволокли тело из лодки и положили на землю.
– Можете его перевернуть лицом вверх? – сказал он, не обращаясь ни к кому персонально. Он подождал, пока один из мужчин не нашел бутылку с водой и не вылил воду на лицо мертвеца. Дэнни нахмурился, присев возле тела, и зловоние илистой грязи лишь отчасти было тому причиной.
– Это Джимми Эрнст.
– О Господи, – пробормотал один из мужчин на плоскодонке. – И мы ползали по вонючей гадости ради этого куска дерьма?
Дэнни скривил губы, молча соглашаясь со сказанным, и окинул тело опытным взглядом. Техник-криминалист вытащила пару перчаток из бокового кармана штанов и протянула их Дэнни, но тот отрицательно мотнул головой. Он не собирался прикасаться к трупу, боясь испачкаться. Медэксперт позаботится о том, чтобы очистить тело от всей налипшей дряни прежде, чем начинать вскрытие.