Представленный ниже драматический рассказ повествует об одной до крайности неблагополучной семье. На протяжении долгих лет безжалостное столкновение амбиций в ней раз за разом бросало Англию в лапы кровопролитной гражданской войны. Знакомьтесь: король Генрих II, его королева Алиенора Аквитанская и их своенравные отпрыски, все до единого – смертоноснее ядовитой змеи. Даже самый крохотный.
Песнь о Норе
Монмирай, январь 1169 года
Нора спешно огляделась вокруг, проверяя, не смотрит ли кто, а потом проскользнула меж деревьев и скатилась вниз по склону к ручью. Что лягушек там сейчас не найдешь, она знала – брат объяснил: когда на деревьях нет листьев, в ручьях нет лягушек. Но вода на пестрой гальке так сверкала, да к тому же она увидела следы в сыром песке. Присев на корточки, Нора выхватила из потока блестящий камушек. Когда высохнет, он уже не будет таким красивым. Следом за ней по берегу торопливо спустилась ее младшая сестра Джоанна.
– Нора! Это что у тебя?
Она показала сестренке камень и прошла чуть дальше вдоль струйки воды. Следы были птичьи – маленькие крестики на мокром песке. Она снова присела на корточки, чтобы поворошить гальку, и вдруг увидела в желтом песчаном склоне отверстие, словно маленький круглый дверной проем.
Нора отвела ладонью завесу похожих на волосы корней, пытаясь заглянуть внутрь и узнать, не живет ли там кто-нибудь. Можно было бы сунуть руку и проверить. В голове вихрем взвились мысли: ей представилось что-то пушистое, пушистое и зубастое, представилось, как на ее ладони смыкаются зубы, – и она тут же прижала кулак к юбке.
Из-за деревьев донеслось:
– Нора?
Это была ее новая нянька. Игнорируя зов, она принялась искать палку, чтобы исследовать отверстие; рядом с ней Джоанна тихонько протянула «О‑о‑о‑о…» и, встав на четвереньки, наклонилась к норке. Юбка у нее насквозь промокла от воды из ручья.
– Нора! – позвал другой голос.
Девочка вскочила на ноги.
– Ричард! – воскликнула она и, бросившись карабкаться вверх по склону, едва не потеряла башмак. Добравшись до травы, она натянула его обратно, обернулась и помогла подняться Джоанне, а потом сквозь полосу голых деревьев выбежала на открытое место.
К ней, раскинув руки, с улыбкой шагал брат, и она кинулась к нему. Они не виделись с самого Рождества, когда в последний раз собирались все вместе. Ему было двенадцать лет – куда больше, чем ей; он был уже почти взрослый. Ричард схватил ее в охапку и обнял. От него пахло лошадьми. Сзади с воплем подоспела Джоанна, и он обнял ее тоже. Подобрав юбки, к детям спешили две побагровевшие, запыхавшиеся няньки. Ричард выпрямился, сверкая голубыми глазами, и указал на дальнюю сторону поля.
– Видите? Там матушка едет.
Нора ладонью прикрыла глаза от солнца и посмотрела вдаль. Сначала она увидела только толпу людей, которая окольцовывала широкое поле, суетясь и бурля, но внезапно по толпе прокатился гул и тут же превратился в рев, несущийся со всех сторон. Там, вдалеке, на поле выбежала лошадь, остановилась, и всадница вскинула руку в приветственном жесте.
– Мама! – воскликнула Джоанна, захлопав в ладоши.
Теперь уже вся толпа гремела ликующими криками, а мама Норы на своей темно-серой лошади легким галопом скакала вдоль боковой линии к деревянному помосту под платанами, где им всем полагалось сидеть. Нора, до краев переполненная гордостью и радостью, завопила:
– Ура! Ура, мама!
Там, у возвышения, навстречу женщине на лошади шагнула дюжина пеших. Всадница остановилась среди них, бросила поводья и спешилась. Быстро взошла на помост, где стояли два кресла, встала и подняла руку. Медленно повернулась с одной стороны в другую, приветствуя радостную толпу, стройная и прямая, словно дерево, окутанная вихрем роскошных юбок.
Вдруг над платформой, трепеща, будто огромное крыло, резко развернулось ее знамя – орел Аквитании. Громогласные крики усилились:
– Алиенора! Алиенора!
Она в последний раз махнула толпе, но уже заметила, что к ней спешат дети, и все ее внимание обратилось к ним. Королева наклонилась и распахнула объятия, и Ричард, подхватив Джоанну на руки, подбежал к возвышению. Нора поднялась по ступенькам сбоку. Остановившись перед центром помоста, Ричард поставил сестренку у ног матери.
Мать обвила их руками. Нора уткнулась лицом ей в юбки.
– Мама.
– Ах… – Королева, садясь, чуть отстранила Джоанну от себя. Другой рукой она обняла Нору за пояс. – О, милые мои. Как же я скучала. – Она осыпала обеих торопливыми поцелуями. – Джоанна, ты насквозь промокла. Так не годится. – И матушка поманила рукой няньку. Джоанна завизжала, но ее увели.
Все прижимая Нору к себе, Алиенора наклонилась вперед и посмотрела на Ричарда, который стоял перед ней, опираясь сложенными руками на край помоста.
– Ну, сын мой, ты рад?
Он оттолкнулся от платформы и выпрямился: лицо его пылало, светлые волосы буйно растрепались от ветра.
– Матушка, я дождаться не могу! Когда папа приедет?
Нора вжалась в мать. Она тоже любила Ричарда, но ей бы хотелось, чтобы мама обращала на нее больше внимания. Ее матушка была красива, хоть и очень стара. Она не носила чепца – только тяжелый золотой обруч на блестящих каштаново‑рыжих волосах. А вот у Норы волосы были цвета старой сухой травы. Ей не суждено было стать красавицей. Королева крепче обвила ее рукой, но все еще склонялась к Ричарду и не отрывала от него взгляда.
– Скоро. Тебе нужно подготовиться к церемонии. – Она коснулась воротника сына, потом подняла руку к его щеке. – Хотя бы причешись.
Тот нетерпеливо перекатился с пятки на носок.
– Не могу дождаться. Просто не могу. Я буду герцогом Аквитанским!
Королева рассмеялась. Вдалеке на поле затрубил рог.
– Гляди, начинается. Иди отыщи свой плащ. – Она повернулась и подозвала пажа. – Помоги лорду Ричарду. Так, Нора… – Мама чуть отстранила ее, чтобы окинуть взглядом с головы до пят. Губы ее изогнулись в улыбке, глаза заблестели. – Чем ты занималась, каталась в траве? Ты теперь у меня большая девочка, ты должна выглядеть прилично.
– Мама. – Нора не хотела быть большой девочкой. Одна мысль об этом напоминала ей, что Мэтти – настоящей большой девочки – с ними больше нет. Но она обожала, когда мать уделяла ей время, поэтому изо всех сил задумалась, что бы такое сказать, чтоб удержать ее внимание. – Это значит, что мне нельзя больше играть?
Алиенора рассмеялась и снова обняла ее.
– Тебе всегда можно будет играть, девочка моя. Просто в другие игры. – Она коснулась губами лба Норы, и та поняла, что угадала с вопросом. Потом Алиенора отвернулась. – Смотри, отец едет.
По толпе, словно порыв ветра в сухом поле, пронеслась волна возбужденного шепота, который превратился в гул, а потом взорвался громогласными криками. На краю поля показалась колонна всадников. Нора вытянулась, хлопнув в ладоши, ахнула и затаила дыхание. В самой середине колонны ехал ее отец – на нем не было ни короны, ни королевских одежд, но все же казалось, что все вокруг кланяется и покоряется ему, словно только он один на всем свете достоин уважения.
– Папа.
– Да, – тихо выдохнула Алиенора. – Ваш папа-король. – Она отпустила ее и села прямее.
Нора попятилась; если получится спрятаться за ними, может быть, о ней забудут, и ей можно будет остаться. Она заметила, что Ричард тоже не ушел, а задержался у королевской трибуны. Отец подъехал и спрыгнул с седла прямо на возвышение. На лице его играла улыбка, глаза щурились, одежда была измята, борода и волосы взлохмачены. В ее глазах он выглядел, словно какой-то лесной владыка, дикий и неистовый, увенчанный листьями и кусками коры. С обеих сторон трибуны, стремя к стремени растянувшись по всей длине поля, единым строем подъехали его рыцари и встали, повернувшись к французам на дальней стороне. Король бросил туда торопливый взгляд, а потом опустил глаза на Ричарда, который стоял перед ним, вытянувшись в струнку и подняв голову.
– Эй, ты! – сказал он. – Ну что, готов расщепить копье?
– О, папа! – Ричард запрыгал на месте. – А можно?
Король рассмеялся лающим смехом, глядя на него с помоста сверху вниз.
– Нет, пока не сможешь сам заплатить выкуп, когда проиграешь.
Ричард порозовел, словно девушка.
– Я не проиграю!
– Нет, конечно, нет. – Король махнул рукой. – Никто никогда не думает, что проиграет, малец. – Отворачиваясь, он снова усмехнулся презрительно и резко. – Потом, когда подрастешь.
Нора закусила губу. Ей стало обидно за Ричарда – нельзя было так с ним говорить, – а брат сник, пнул землю носком сапога и вслед за пажом побрел прочь с поля. Он вдруг снова превратился в обыкновенного мальчика. Нора уселась на корточки за завесой матушкиных юбок, надеясь, что отец ее не заметил. Он устроился в кресле рядом с королевой, вытянул ноги и только потом впервые повернулся к Алиеноре.
– Изумительно хорошо выглядите, несмотря ни на что. Удивляюсь, как ваши старые кости выдержали всю дорогу от Пуатье.
– Я бы не пропустила это зрелище, – сказала она. – К тому же поездка была довольно приятной. – Они не коснулись друг друга, не поцеловались, и в сердце Норы тихонько шевельнулось беспокойство. К краю помоста подошла ее нянька, и девочка сжалась, нырнув глубже в тень матери. Алиенора пристально посмотрела на короля. Ее взгляд остановился на его груди.
– Яйца на завтрак? Или это был вчерашний ужин?
Нора настолько изумилась, что даже чуточку вытянула шею, чтобы поглядеть на отца: одежда у него была грязная, но желтка она нигде не заметила. Он прожег матушку тяжелым взглядом, лицо застыло от сдерживаемого гнева. На свой плащ он глаз не опустил.
– Ну что за вздорная старуха…
Нора провела языком по нижней губе. Внутри все горело, словно щипалась тысяча колючек и заусенцев. Мамина рука лежала на бедре, и Нора увидела, как Алиенора резким движением разглаживает юбку – снова и снова, напряженными, застывшими пальцами.