– Я знала, что будет хорошо.
Я лежал с закрытыми глазами. Не знаю, о чем я думал. Иногда мозг просто плутает сам по себе и думает свои собственные мысли, а потом где-то стреляет выхлопная труба или энергия в комнате вдруг меняется, и я снова там, где был, а все мысли исчезают без следа.
Я думаю, так, наверное, у всех. Не могу ж я быть каким-то особенным – я и мои частные мысли.
На этот раз ее голос вернул меня в настоящее как удар грома. Я перекатился на спину и увидел ее в полусидячем положении в кровати рядом со мной. Она вынула подушку из-под задницы и положила ее под голову и плечи. Она производила впечатление женщины с сигаретой, хотя и не курила, да и сигарет поблизости не видно. Но это чувствовалось именно так, сигаретка «после того как», есть она на самом деле или нет.
– Все, чего я хотела, – сказала она, – прийти сюда, запереть дверь, закрыться от мира, и чтобы все в этом мире исчезло.
– Получилось?
– Как по волшебству, – сказала она. – Ты не кончил.
– Нет.
– Что-то было…
– Иногда я специально удерживаю.
– О…
– Это делает второй заход лучше. Более интенсивным.
– Могу представить как. Но ведь для этого нужен жесткий контроль?
Я не пытался удерживать специально. Я пытался кинуть ей трах, о котором она не скоро забудет, вот и все. Но я не обязан был ей об этом рассказывать.
– Мы ведь сможем сделать это второй раз? Тебе не надо уезжать?
– Я буду здесь всю ночь, – сказала она. – Мы даже сможем позавтракать утром, если ты хочешь.
– Я думал, тебе нужно ехать домой к мужу.
Ее ладони зашевелились, и пальцы правой руки обхватили основание безымянного пальца на левой, убеждаясь, что кольца там нет.
– Не кольцо, – сказал я. – След от кольца. Вмятина на коже, потому что ты сняла его буквально перед тем, как зайти в забегаловку. И тонкая белая линия, показывающая, куда не добралось солнце.
– Шерлок Холмс, – сказала она.
Она сделала паузу, давая мне возможность что-нибудь сказать, но зачем помогать ей? Я тоже молчал, и она сказала:
– Ты не женат.
– Нет.
– А был когда-нибудь?
– Ответ тот же.
Она подняла ладонь, словно рассматривая свое кольцо. Думаю, она смотрела на след, который кольцо оставило.
Она сказала:
– Я думала, что выйду замуж сразу после школы. Там, где я выросла, если ты была хорошенькой, оно обычно так и происходило. Или ты не была хорошенькой, но кто-то тебя обрюхатил.
– Ты была хорошенькой.
Она кивнула. Зачем делать вид, как будто она этого не знала?
– Но я не забеременела, а у моей подружки появилась идея: давай уедем из этого города, поедем в Чикаго, посмотрим, что у нас получится. И я с ходу собрала вещи, и мы поехали, и ей хватило трех недель, чтобы ее загрызла ностальгия, и она вернулась.
– А ты нет.
– Нет. Мне понравился Чикаго. Или казалось, что понравился. Мне нравилось то, какой я была в Чикаго, не потому, что это Чикаго, а потому что тот городок был не мой.
– И ты осталась.
– Пока не переехала. В другой город. У меня была разная работа, были бойфренды, промежутки между бойфрендами, и все было прекрасно. И я думала: ну что, у некоторых женщин есть мужья и дети, у некоторых нет, и, похоже, я буду из тех, у которых нет.
Я не перебивал ее, но и не особо прислушивался. Она познакомилась с мужчиной, он хотел жениться на ней, она решила, что это ее последний шанс, и хотя знала, что это ошибка, согласилась и вышла за него. Это была ее история, но не только ее. Я и раньше такое слышал.
Думаю, иногда это правда. Может, даже правда и на сей раз, если на то пошло.
А может, и нет.
Когда мне надоело слушать ее, я положил руку ей на живот и стал его поглаживать. Ее резкий вдох показал, что она этого не ожидала. Я опустил руку ниже, и она в предвкушении раздвинула ноги, и я положил ладонь между ног и стал ласкать ее пальцами. Вот просто так, просто лежа рядом с ней и заводя ее пальцами. Она закрыла глаза, а я смотрел на ее лицо, пока мои пальцы делали то, что они делали.
– О! О! О!
Пока я делал это, у меня встал, но я не чувствовал необходимости делать что-то еще. Когда она кончила, я просто остался лежать как лежал. Я закрыл глаза, член снова обмяк, и я лежал, слушая тишину в комнате.
Мой отец ушел, когда я был еще в пеленках. Во всяком случае, мне так сказали. Я его не помню и не убежден, что он был. Кто-то, конечно, сделал мамашу беременной, и явно не Святой Дух, но знал ли он об этом? А она – знала ли хотя бы его фамилию?
Так что меня воспитывала мать-одиночка, хотя в те годы такой термин не существовал. Сначала она приводила домой мужчин, потом перестала это делать. Она возвращалась домой и пахла тем, где она была, и пахла тем, что делала, но домой она приходила одна.
Потом она перестала делать и это и проводила свои вечера перед телевизором.
Однажды вечером мы смотрели какую-то программу, не помню, какую, и она сказала:
– Ты уже достаточно большой. Я думаю, ты уже играешь с собой.
Я знал, что она имела в виду. Но не знал, как на это реагировать.
Она сказала:
– Не надо стыдиться. Все это делают, это часть взросления. Покажи мне его. – И когда смущение парализовало меня: – Сними пижамные штаны и покажи мне свой член.
Я не хотел этого делать. И я хотел это сделать. Я был смущен и возбужден, и…
– Он становится больше, – сказала она. – Скоро ты будешь мужчиной. Покажи мне, как ты себя трогаешь. Посмотри, как он растет! Это интереснее, чем телевизор. О чем ты думаешь, когда трогаешь его?
Сказал ли я что-нибудь? По-моему, нет.
– О сиськах? – Она раскрыла халат. – Ты их сосал, когда был младенцем. Помнишь?
Я хотел отвернуться. Хотел перестать трогать себя.
– Я открою тебе секрет. Трогать свой член приятно, но еще приятнее, когда его трогает кто-то другой. Понимаешь? Ты можешь трогать мои сиськи, пока я буду делать это с тобой. Ну, приятно? Разве нет?
Я кончил ей прямо в руку. Думал, она рассердится. Она поднесла ладонь к лицу и вылизала ее дочиста. Потом улыбнулась мне.
– Не знаю, – сказала она.
Клаудия, моя блондинка. Я думал без особого интереса, насколько натуральна эта блондинистость. Вопрос остается открытым, потому что волосы у нее были только на голове.
Подумал, как бы моя мать это расценила. Единственной уступкой женственности было то, что она брила ноги – крайне неохотно.
Случалось, она заставляла меня это делать. Выходит из ванной, вся теплая от горячей воды, а я взбиваю пену и орудую безопасной бритвой. Через пару лет у тебя начнут расти усы, говорила она. Полезно потренироваться, потом-то бриться всю жизнь.
Я спросил Клаудию, чего она не знала.
– Мне просто хотелось приключения, – сказала она.
– Закройся от мира. Оставь его по другую сторону двери.
– Да, но в тебе чувствуется мощь, – сказала она. – Та самая, что влекла меня к тебе, притянула тебя через весь зальчик туда, где ты стоял, – это меня пугает.
– Почему?
Она закрыла глаза, тщательно подбирая слова:
– То, что происходит здесь, остается здесь. Разве не так?
– Как в Лас-Вегасе?
Она открыла глаза и заглянула в мои.
– Я проделывала такие вещи и раньше, – сказала она.
– Я шокирован.
– Не так часто, как ты мог бы подумать, но время от времени.
– В полнолуние?
– И я оставляла все это позади, когда уезжала. Как массаж. Как сеанс в спа.
– И домой к муженьку.
– А чем его это ранит? Он никогда не знал. И я, имея такую разрядку, вела себя с ним лучше.
Она не торопилась перейти к делу. Это было как наблюдать за питчером в бейсболе во время тщательно продуманного броска. По-своему интересно, когда ты уже знаешь, какой дуги ожидать в этой подаче.
– Но дело не только в чувстве, которое ты получаешь, верно?
Она долго смотрела на меня, словно хотела сказать «да», но не желала произносить это вслух.
О, она была что надо.
– Ты подумывала о том, чтобы оставить его.
– Конечно. Но у меня была… как бы это сказать? Он давал мне очень комфортабельную жизнь.
– Что обычно означает «деньги».
– Его родители были богаты, – сказала она, – а он был единственным ребенком, потом они умерли, и все перешло к нему.
– Мне показалось, что «форд» из проката.
– «Форд»? А, машина на которой я приехала? Я взяла ее в прокате в аэропорту. А с чего ты вдруг… а, наверное, потому, что у меня своя машина классом выше. Да?
– Что-то в этом роде.
– У нас несколько машин. «Лексус», на котором обычно езжу я, и еще муж купил мне антикварную спортивную машину в подарок. «Астон-мартин».
– Очень мило.
– Я тоже так думаю. Сначала мне нравилось на ней ездить: мощность, мгновенная реакция. Сейчас я редко вывожу ее из гаража. Это дорогая игрушка. Как и я.
– Его игрушка. И часто он играет с тобой?
Она промолчала.
Я положил свою ладонь туда, где у нее не было волос. Не лаская, просто положил. Застолбил участок.
Я сказал:
– Если ты разведешься с ним…
– Я подписала одну бумагу.
– Добрачный договор.
– Да.
– Игрушки, вероятно, останутся тебе.
– Может быть.
– Но роскошной жизни придет конец.
Кивок.
– Мне кажется, он намного старше тебя.
– Всего на несколько лет. Выглядит старше. Он из тех мужчин, что выглядят и ведут себя старше своих лет.
– А как у него со здоровьем?
– Хорошо. Он не занимается спортом, приличный лишний вес, но на ежегодном медосмотре все данные в норме.
– И все же любой может получить инсульт или инфаркт. Или пьяный водитель проскочит на красный свет и врежется ему в борт.
– Я даже говорить не хочу о таких вещах.
– Потому что это – как мечтать о них.
– Да.
– И все же, – сказал я, – это было бы удобно, не так ли?
С моей матерью получилось не так. Ни инсульт, ни инфаркт, ни пьяный водитель. Чтобы сегодня человек жив, а завтра мертв.