– Ну, не знаю, наверное, сам выпивает, – предположила Слива.
– Ему не одолеть бутылку за вечер, – возразила Дарси.
Она носила прическу с торчащим гребнем в стиле афро семидесятых[49].
– Ну, тогда он это делает вместе со своим дружком. Как там его зовут? У него греческое имя.
– Эпифанио, – сказали Дарси и Челси одновременно.
Челси лежала на диване напротив Дарси, положив белокурую голову на ручку и поджав под себя колени, и без особого энтузиазма пыталась помешать зеркальным фокусам Дарси. Заклинания Дарси требовали большого напряжения и внимания, но портить чужую работу гораздо проще, чем творить что-то свое. Это один из множества недостатков магии.
Дарси нахмурилась и сосредоточилась еще сильнее, отбивая атаки Челси. Вмешательство Челси вызвало легкое гудение, а зеркальное отражение Дарси изгибалось и выписывало диковинные спирали.
– Прекрати, – сказала Дарси. – Ты все испортишь.
– Наверное, вино ему необходимо для какого-то заклинания, – снова вмешалась Эмма. – Ему нужно каждый день его подпитывать, и оно как-то связано с его мужским достоинством.
– Естественно, что же еще может прийти тебе в голову? – заметила Слива.
– Ну, – сказала Эмма, ужасно покраснев. (Ага, я тебя достала!) – Вы же знаете, он такой накачанный.
Челси почувствовала, что наступил подходящий момент, и заставила изображение Дарси рассыпаться на части, а через мгновение его словно затянуло в черную дыру, и оно исчезло, как будто в зеркале ничего и не было – теперь в нем отражался лишь пустой диван с примятой подушкой.
– Ха, – сказала Челси.
– Накачанный еще не значит мужественный, – вмешалась Люси, невероятно серьезная, склонная к философствованию пятикурсница; в ее голосе слышалась горечь собственного опыта.
Толстая, болезненного вида кореянка Люси, скрестив ноги, парила в одном из неровных верхних углов комнаты. Ее темные прямые волосы были длинными, ниже талии.
– Могу спорить, он отдает вино призраку, – продолжала Люси.
– Призрака не существует, – возразила Дарси.
Кто-нибудь то и дело говорил, что по Брейкбиллсу разгуливает призрак. Вроде того, что Слива сказала про Лигу: невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.
– Кстати, – поинтересовалась Челси, которая закрепила свою победу над Дарси, водрузив ноги ей на колени, – что означает «мужественный»?
– Настоящий мужчина, с огоньком в штанах, – ответила Дарси.
– Девочки, пожалуйста, – сказала Слива, чтобы направить разговор в нужное русло. – Ни огонек Уортона, ни его штаны нас сейчас не волнуют. Вопрос в том, что делать с исчезнувшим вином? У кого есть план?
– У тебя есть план, – снова сказали Дарси и Челси одновременно.
Они напоминали близнецов из театральной постановки.
– Да, у меня есть план.
– У Сливы есть план, – сообщила веселая Холли, устроившаяся в одном из удобных кресел.
Да, у Сливы всегда имелся план; и она ничего не могла поделать с тем, что они без особых усилий постоянно рождались у нее в голове. План Сливы состоял в том, чтобы воспользоваться ахиллесовой пятой Уортона – его карандашами. Он не писал теми, что выдавали в школе, по мнению Сливы, вполне функциональными и соответствовавшими нуждам студентов: синий цвет колледжа с надписью золотыми буквами «Брейкбиллс». Но Уортону они не нравились – он говорил, что они слишком толстые, неудобно «лежат в руке», а грифель у них слишком мягкий. Уортон привозил карандаши из дома.
На самом деле карандаши Уортона производили впечатление: оливково‑зеленые, сделанные из маслянистого ароматического дерева. От них исходил восковой аромат, напоминающий запах экзотических растений сельвы. Никто не знал, где он их брал. Резинки, угольно-черные, а не розовые, крепились матовыми темно-серыми стальными кольцами со слишком высоким содержанием углерода. Уортон носил свои карандаши в плоском серебряном футляре, где также лежал острый маленький ножик, которым он их затачивал, делая грифель невероятно острым. Для ножика в футляре имелось специальное бархатное гнездо.
Более того, Уортон до поступления в колледж, готовящий волшебников, участвовал в академическом десятиборье или дебатах, или еще в чем-то, потому что обладал неплохим арсеналом фокусов с карандашами, нацеленным на то, чтобы произвести впечатление на соперников по математическим олимпиадам. Он проделывал их практически непрерывно и, как казалось, бессознательно. Уже одно это вызывало раздражение, не говоря уже о махинациях с вином.
Слива предложила украсть карандаши и использовать их для шантажа, чтобы заставить Уортона объяснить, что он делает с вином, а также взять с него слово прекратить эти безобразия. К половине двенадцатого ночи члены Лиги начали зевать, Дарси и Челси восстановили отражение Дарси в зеркале, потом снова начали с ним играть. Члены Лиги подробно обсудили, одобрили и даже сделали избыточно сложным план Сливы, добавив к нему жестокие маленькие детали.
Суровая необходимость требовала наказать Уортона, ведь кто-то должен был навести порядок в Брейкбиллсе, а поскольку факультет ничего не предпринимал, Лига решила взять дело в свои руки. И пусть факультет отводит глаза от очевидных вещей, взгляд Лиги всегда будет проницательным и строгим.
Образ Дарси в зеркале съежился и задрожал.
– Прекрати! – воскликнула Дарси, которая рассердилась по-настоящему. – Я тебе говорила…
Она предупреждала и оказалась права. Зеркало треснуло: раздался громкий звон, и в нижнем правом углу на стекле появилась белая звезда, от которой побежали тонкие трещины, словно в зеркало попала невидимая пуля.
Слива вдруг вспомнила Теннисона: «Разбилось зеркало, звеня»[50]…
– О, дерьмо, – сказала Челси, и ее руки метнулись ко рту. – Надеюсь, оно не слишком дорогое.
Одновременно зеркало потемнело и перестало отражать то, что находилось в комнате. Слива подумала, что, наверное, это какое-то устройство, которое лишь исполняет роль зеркала. Сначала она решила, что его поверхность почернела, но уже в следующее мгновение увидела мягкие тени: диван и кресла – та же комната, только пустая и погруженная в темноту. Быть может, «зеркало» показывает прошлое? Или будущее? Жутковатая картина, словно в комнате кто-то находился, а потом ушел, выключив перед уходом свет.
На следующее утро Слива встала в восемь часов, довольно-таки поздно, но хоть она и выспалась, в голове у нее клубился густой туман. Она рассчитывала, что будет испытывать возбуждение перед предстоящей проделкой, но механически отправилась в душ, оделась и зашагала на первую лекцию. Ее разум, как она часто замечала, жил своей собственной жизнью и был подобен линзе, которая позволяла ей полностью сосредоточиться на учебе или, наоборот, мешала, делая рассеянной и неспособной нормально заниматься – причем без малейшего ее участия и желания.
Будучи студенткой пятого курса, закончившей изучение всех предметов, Слива активно участвовала в семинарах семестра. Первым сегодня стоял коллоквиум по периодической магии пятнадцатого столетия в Германии, точнее, работа с элементалями, необычной техникой прорицаний и Иоханнесом Хартлибом. Крошечная Холли сидела за столом напротив, и состояние Сливы было настолько странным, что Холли пришлось дважды со значением прикоснуться к своему острому маленькому носику, прежде чем Слива вспомнила про сигнал, означающий, что Стадии один и два успешно завершены. Она сосредоточилась.
Стадия один: «Грубо, но эффективно». Несколькими часами ранее дружок Челси провел ее в Башню юношей под предлогом утреннего свидания – такие случаи бывали и прежде. Оказавшись там, Челси высвободилась из его объятий, сказала, что ей нужно в туалет, подошла к дверям комнаты Уортона, прижалась к ней спиной, потом убрала со лба роскошные кудри и вошла внутрь в форме серебристого астрального тумана. Она отыскала футляр с карандашами и прикоснулась к нему своими почти нематериальными руками. Челси не могла вынести футляр из комнаты, но такая задача и не ставилась. От нее требовалось лишь направить футляр в сторону окна.
Сам Уортон мог увидеть, что происходит, или нет – все зависело от того, будет ли он в это время спать, но особенного значения это не имело. Пусть посмотрит.
Они договорились, что как только футляр окажется возле окна, серьезная Люси увидит его из пустой аудитории, расположенной напротив комнаты Уортона, и с помощью телепортации вытащит наружу. Она могла переместить футляр только на три фута, но больше и не требовалось.
Дальше футляр с карандашами упадет на сорок футов вниз, где в кустах спрячется дрожащая Эмма – февральские рассветы были достаточно холодными – и поймает футляр на одеяло. Никакой магии.
Эффективно? Вне всяких сомнений. Избыточно сложно? Может быть. Но избыточная сложность была фирменным знаком Лиги. Именно так она действовала всегда.
После этого начнется Стадия два: «Завтрак для чемпионов». Уортон спустится вниз поздно, поскольку потратит все утро на поиски карандашей, которые так и не найдет. Он будет настолько выведен из состояния равновесия, что не обратит внимания на то, что утреннюю тарелку с кашей перед ним поставит замаскированная под анонимного первокурсника крохотуля Холли. После первой ложки он почувствует что-то странное и начнет более внимательно изучать кашу.
Каша будет приправлена не обычным крупным коричневым сахаром, а легкой ароматной оливково‑зеленой пылью. Подарочек от Лиги.
По мере того как время шло, Слива все сильнее проникалась духом их выходки. Она знала, что так и будет. Просто по утрам она почти всегда чувствовала себя паршиво.
Занятия продолжались, она поглощала день большими глотками, так анаконда пожирает антилопу. Ускоренная продвинутая кинетика, квантовая некромантия, парная магия; клеточная манипуляция с растениями. В общем, чисто американские развлечения. Выбранные Сливой курсы были сложными даже для аспиранта, возможно, для нескольких аспирантов, но Слива пришла в Брейкбиллс, зная теорию и практику магии в таком объеме, каким может похвастать не каждый выпускник. Она не входила в число тех, кто стартует с нуля и заканчивает первый курс с ноющими руками и красными глазами. Слива прибыла сюда прекрасно подготовленной.