Когда Томпсон узнал, что половина семейства Уоррена заболела брюшным тифом, он нанял санитарного врача Джорджа Сопера, чтобы тот нашел источник заразы. Сопер провел основательные исследования и обнаружил еще несколько вспышек брюшного тифа, похожих на случившееся в Ойстер-Пойнт. Оказалось, что был один случай тифа в 1900 году на Лонг-Айленде, один – в 1901-м в городе Нью-Йорке, семь в 1902 году в Дарк-Харбор в штате Мэн, четыре в 1904 году среди слуг в Сэндс-Пойнт, штат Нью-Йорк, и три в 1906 году – один в Таксидо-Парк в штате Нью-Йорк и два на Парк-Авеню в городе Нью-Йорке. И у всех этих вспышек была одна общая особенность: кухаркой в доме работала Мэри Мэллон. Заболело в общей сложности 22 человека, двое умерли. Когда Сопер исследовал вспышки брюшного тифа, было уже известно, что Salmonella typhi заражает пищу. Но если бактерию распространяли кухарки и повара, они всегда тоже заболевали. А у Мэри Мэллон не было ни малейших симптомов тифа. Так Мэри Мэллон оказалась первым выявленным в Северной Америке здоровым носителем Salmonella typhi.
Рис. 16. Мэри Мэллон (слева) – “Тифозная Мэри”, первый выявленный в США здоровый носитель возбудителя брюшного тифа, пробыла в заключении на острове Норт-Бразер с 1907 по 1910 год и затем с 1915 до самой своей смерти в 1938 году. (Courtesy of the Bettmann/Corbis.)
Когда Сопер установил, что источником заразы в семействе Уоррен была, скорее всего, Мэри Мэллон, он решил это доказать. “Первый раз я побеседовал с Мэри в кухне, – вспоминал он. – Я вел себя предельно дипломатично, но вынужден был сказать, что подозреваю, что она преднамеренно заражает людей тифом, и хотел бы получить пробы ее мочи, кала и крови. Ответ Мэри был скорым и недвусмысленным. Она схватила вилку для мяса и двинулась на меня”. В конце концов Сопер сдался и поручил взять анализы Джозефине Бейкер, сотруднице Отдела здравоохранения города Нью-Йорка. Девятнадцатого марта 1907 года Бейкер явилась к Мэри Мэллон в сопровождении полицейского. “Она набросилась на нас с руганью и побоями, – вспоминала Бейкер, – причем проявила исключительное мастерство и в том, и в другом. Мне ничего не оставалось – пришлось забрать ее с собой. Полицейский силой погрузил ее в карету скорой помощи, а я буквально сидела на ней всю дорогу до больницы – это было словно очутиться в одной клетке с разъяренной львицей”. Бейкер отвезла Мэри Мэллон в больницу Уилларда Паркера, потом в Нью-Йоркский приемный покой для заразных больных. Там микробиологи обнаружили, что в кале Мэри полным-полно бактерий, вызывающих брюшной тиф. Бейкер немедленно отправила Мэри Мэллон на остров Норт-Бразер в проливе Ист-Ривер, где та должна была жить одна в маленьком домике и сама готовить себе еду. Мэллон не могла понять, за что ее изолировали. “Я в жизни не болела тифом, – говорила она, – и всегда была здоровой. За что меня изгнали, будто прокаженную, и обрекли на одиночное заключение в компании одной лишь собаки?” Через три года органы здравоохранения отпустили Мэллон, поскольку она дала слово больше не работать кухаркой. В прессе ее прозвали “Тифозной Мэри”.
В 1915 году в Родильном доме супругов Слоан в Нью-Йорке произошла вспышка брюшного тифа. Заболели двадцать пять врачей, медсестер и сотрудников больницы; двое умерли. Расследование показало, что источником инфекции была некая миссис Браун, кухарка, которую наняли три месяца назад. Вскоре органы здравоохранения установили, что миссис Браун – это на самом деле Мэри Мэллон. “Если у нее и было право считаться невинной жертвой скрытой инфекции, теперь она его утратила, – сказал Джордж Сопер. – Теперь эта женщина не может претендовать на невиновность. Стало известно, что она по своей воле, преднамеренно подвергала человеческие жизни отчаянной опасности. Она злоупотребила данной ей привилегией, она нарушила слово. Эта особа – опасная преступница, и обращаться с ней следует соответственно”. Двадцать шестого марта 1915 года органы здравоохранения штата снова сослали Мэри Мэллон на остров Норт-Бразер, где она и оставалась до самой смерти – умерла она от инсульта 11 ноября 1938 года. Мэри Мэллон прожила 27 лет из своих 69 в карантине как носитель Salmonella typhi, однако никаких симптомов брюшного тифа у нее так и не проявилось.
Американские борцы с прививками видели, что случилось с Мэри Мэллон, и это их напугало. Они задумались, как далеко готовы зайти органы здравоохранения в стремлении прививать детей.
После решения Верховного суда по делу “Джейкобсон против штата Массачусетс” газета The New York Times напечатала редакционную статью, где говорилось: “Окончен спор о том, следует ли считать обязательную вакцинацию нарушением гражданских свобод и права человека заболеть оспой, если он того желает, и заразить окружающих. [Это] должно покончить и с сообществами опасных чудаков, организованными для сопротивления законам, связанным с прививками. Они больше не нужны, им теперь нечем заняться”[433]. Какое заблуждение! Антипрививочное движение в США ждало большое будущее.
В 1894 году, после вспышки натуральной оспы в Бруклине, департамент здравоохранения распорядился, чтобы Чарльз Макколи, его жена и сын сделали прививки. Семейство Макколи отказалось, причем глава семьи пригрозил пришедшему врачу ружьем. Тогда всех Макколи поместили в карантин: у их дверей поставили двоих полицейских[434]. Вот как писали об этом в The New York Times: “Им запретили выходить из квартиры, а остальным жильцам под страхом ареста запретили передавать им какие бы то ни было сообщения. Кроме того, окрестным бакалейщикам, пекарям и мясникам запретили доставлять им провизию”[435]. Назавтра полиция обнаружила двухфутовую дыру в стенном шкафу, через которую семейство сбежало. В конце концов Макколи добрались до города Хобокена в штате Нью-Джерси. Спустя три дня сотрудникам департамента здравоохранения удалось убедить Макколи, что в прививке нет ничего страшного, они сдались бруклинской полиции и были вакцинированы.
В конце девяностых годов XIX века инциденты, подобные случаю семьи Макколи, послужили толчком к возникновению организаций по борьбе с прививками, в частности, Бруклинской лиги противников обязательной вакцинации[436] и Массачусетской ассоциации противников обязательной вакцинации[437]. Местные лиги разрослись до общенациональных масштабов. В 1908 году два состоятельных коммерсанта Джон Питкерн и Чарльз Хиггинс основали Антипрививочную лигу Америки – коалицию множества более мелких групп[438]. Питкерн объявил: “Мы отреклись от религиозной тирании, мы отвергли политическую тиранию – неужели мы покоримся тирании медицинской?”[439]. Питкерн был голосом движения, а Хиггинс – пропагандистом в области печатного слова: он выпустил брошюры “Откройте глаза!” (1912), “Преступление против школьника” (1915), “Прививки и столбняк: кровавые убийцы” (1916) и “Ужасы вакцинации с примерами и иллюстрациями” (1920)[440]. Одной из самых деятельных антипрививочных организаций стало Общественное медицинское справочное бюро, основанное в Нью-Йорке в 1919 году. Эта группа выпустила популярную брошюру “Факты против обязательной вакцинации. Государству принадлежат школы, а не дети”[441].
Однако самой красноречивой, самой страстной и самой пылкой из активистов антипрививочного движения на рубеже веков была Лора Литтл, основательница Американской лиги медицинской свободы. Лора Литтл примкнула к движению, когда ее сын Кеннет умер после прививки от натуральной оспы. На самом деле ребенок погиб от кори и дифтерии, однако Литтл была убеждена, что причиной стала прививка[442]. Лора Литтл, как и Барбара Ло Фишер, считала, что врачи и органы здравоохранения состоят в заговоре с целью продать как можно больше вакцин. В своей брошюре “Преступления круга поклонников коровьей оспы” Лора Литтл сформулировала основные темы антипрививочной пропаганды в прошлом и в будущем: “Жалованье сотрудников системы здравоохранения в нашей стране достигает 14 000 000 долларов в год. Одна из важнейших функций этих органов – прививки. Без оспенных шрамов их коммерции конец. Когда нас запугивают болезнями, это приносит доход еще и тысячам частнопрактикующих докторов. А в последнее время те, кто ‘плодит’ прививки, говорят, что в их грязные делишки вложен капитал в 20 000 000 долларов”[443].
У антипрививочного движения в Америке появился и свой символ. В 1915 году у нью-йоркского художника-иллюстратора Джонни Груэлла после прививки от оспы умерла дочь Марселла. Врачебное заключение гласило, что девочка умерла от порока сердца, однако Груэлл был убежден, что все дело в прививке. В память о дочери он придумал куклу с волосами из красной пряжи и мягкими, словно бы парализованными руками и ногами – символ детей, пострадавших от прививок. Эту куклу он назвал “Тряпичная Энни”[444].
Рис. 17. Кукла “Тряпичная Энни” стала, помимо всего прочего, символом ребенка, оставшегося инвалидом после прививки. (Courtesy of Lambert/Getty Images.)/
К тридцатым годам ХХ века потребность в вакцине против оспы снизилась, а с ней и активность антипрививочных организаций[445]. В 1929 году умер Чарльз Хиггинс, и Антипрививочная лига Америки утратила голос; два года спустя со смертью Лоры Литтл та же участь постигла Американскую лигу медицинской свободы. Мощные программы пропаганды прививок против дифтерии в тридцатые годы и полиомиелита в пятидесятые не вызвали особого отклика среди антипрививочников. В следующий раз государственная программа вакцинации вызвала гнев общественности лишь полвека спустя, когда на экраны вышел фильм “АКДС: прививочная рулетка”. Однако в