Генерал Исогаи усмехнулся.
— Никогда раньше я бы не подумал, что буду подчиняться бывшему ренину.
Перед тем как Сано вошел в правительство, он был самураем без хозяина, в социальном плане находился на периферии общества, еле сводя концы с концами, подрабатывая учителем фехтования и инструктором по боевым искусствам.
— Я даже спорил с некоторыми из моих офицеров, что вы не продержитесь и месяца.
— Большое спасибо за ваше доверие, — сказал Сано с кривой улыбкой, он вспомнил, сколько сил он приложил, чтобы узнать, тонкости работы правительства, какие тайные пружины движут плавной работой бюрократического аппарата и установить хорошие деловые отношения с подчиненными, которые были возмущены его возвышением над ними.
Как только генерал Исогаи ушел, в дверь кабинета Сано стали заходить клерки. Помощники входили, требуя его внимания.
— Вот последние отчеты о налоговых поступлениях!
— Вот этот документ надо подписать!
— Судебные советники ждут в очереди, чтобы увидеть тебя!
Помощники сложили документы горкой на столе и разворачивали свитки перед Сано. Ознакомившись с документами, он скреплял их своей подписью-печатью. Такой стала его повседневная жизнь, так только он стал канцлером. Он читал и слушал бесчисленные отчеты в попытке не упускать ничего из всего, что происходило в стране. У него проходили одно заседание за другим. Его жизнь превратилась в непрерывную гонку. Он подумал, что режим Токугава, который был основан сталью меча, сейчас держался скорее на бумаге и разговорах. Он уже жалел, что приняв новую должность, установил такой порядок.
В своем рвении во всем разобраться и взять на себя ответственность, он стремился встретиться со всеми, услышать все новости и знать обо всех проблемах и потому при нем не было людей, которые контролировали доступ к нему посетителей и могли скрыть от него правду. Он хотел сам принимать решения, а не полагаться на многочисленный аппарат своих сотрудников. Сано не мог допустить, чтобы им манипулировали, пользуясь его невежеством, поэтому он открыл свои двери ордам чиновников. Но вскоре он понял, что зашел слишком далеко, так как стремление снискать его благосклонность, побуждало многих навязывать ему обсуждение незначительных проблем, что отнимало массу времени. Ему часто казалось, что он отчаянно топчется на месте, утопая в ворохе второстепенных дел. Он сделал столько ошибок, что для их подсчета уже не хватало пальцев.
Однако, несмотря на трудности, Сано гордился своим положением. Несмотря на отсутствие у него опыта, он руководил правительством режима Токугава. Он достиг вершины карьеры самурая, что являлось величайшей честью. Тем не менее, он часто чувствовал, что заключен в своем кабинете, как осужденный в тюрьме. Его дух воина возмущался, что он даже не имел времени практиковаться в боевых искусствах. Постоянное сидение за разговорами и пересмотром документов, в то время, когда его самурайский меч, ржавел без дела, не соответствовало жившему в нем самурайскому духу. Сано также тосковал по тем дням, когда занимаясь расследованиями, раскрывал сложные преступления, которые захватывали его остротой охоты на преступников. Он хотел использовать свою новую власть, чтобы делать добро, но, оказалось, что возможности его не безграничны.
Посланец из замка Эдо зашел к Сано.
— Простите, почтенный канцлер, но сегун хочет видеть вас во дворце прямо сейчас.
Вдобавок ко всему еще, Сано днем и ночью находился в распоряжении сегуна. Его самой важной обязанностью было удовлетворять все прихоти своего господина. Он не мог проигнорировать приказ явиться, по каким бы легкомысленным причинами он бы ни был вызван.
Когда он выходил из своего кабинета его сопровождали двух слуг — Марумэ и Фукиды. Оба они были в его сыскном корпусе, когда Сано занимал пост сесакан-сама сегуна, и теперь служили ему в качестве телохранителей и помощников. Они поспешили через приемную, где ожидавшие чиновники пробовали задержать Сано, прося уделить им немного внимания. Когда Марумэ и Фукида открыли перед ним двери, Сано принес извинения, он уже настроился на встречу с сегуном и не имел возможности вникать в тонкости рутинных дел.
Токугава Цунаеси (23 февраля 1646 (Год Собаки) 19 февраля 1709) 5-й Сегун Японии (1680–1709)
Внутри дворца Сано и его сопровождение прошли по длинной галерее в апартаменты сегуна, мимо охранников, стоящим по обеим сторонам прохода. Сегун сидел на возвышении в дальнем конце. На нем был черный цилиндрический головной убор в соответствии с его рангом и роскошный халат шелковой парчи, зеленые и золотые оттенки на котором, гармонично сочетались с ландшафтной росписью стены позади него. Правитель Мацудайра сидел на коленях с правого боку ниже сегуна, в соответствии со своим положением. Сано опустился на колени на свое обычное место слева от сегуна; его люди преклонили колени позади него. Когда они поклонились своему начальству, Сано обратил внимание, насколько два кузена были внешне похожи, хотя, характер у них был абсолютно разный.
У них обоих были аристократичные черты Токугава, но в то же время как сегун выглядел больным и слабым, правитель Мацудайра был эталоном уверенного здоровяка. Оба в возрасте пятидесяти лет, примерно одного роста, но сегун казался намного старше и меньше из-за своей скрюченной осанки. Господин Мацудайра, который оттенял своего двоюродного брата, гордо сидел прямо. Хотя он носил одежду в бежевых тонах, он доминировал в комнате.
— Я просил созвать эту встречу, чтобы объявить плохие новости, — сказал правитель Мацудайра. Всем своим видом он подчеркивал, что формально у власти находится его двоюродный брат, но относительно того, кто на самом деле управляет страной, никто, кроме сегуна, не обманывался. Обладая значительными силами, он был вынужден лишь формально подчиняться правительству, так как в окружении сегуна находились другие влиятельные люди, из-за которых он мог потерять свое влияние на кузена.
— Эджима Сенцаемон только что умер — сказал он.
Сано охватили удивление и тревога. Лицо сегуна выразило смешанные чувства тошноты и удивления.
— Кто, ты сказал?
Его голос дрожал из-за постоянной боязни показаться глупым.
— Эджима Сенцаемон, — повторил господин Мацудайра.
— Ах, — сегун наморщил лоб, больше сбитый с толку, нежели понимающий, — я его знаю?
— Конечно, вы должны его знать, — сказал Мацудайра, едва скрывая свое нетерпение недогадливостью своего двоюродного брата. В его голосе Сано почти слышал, как он думает, что он, а не Токугава Цунаеси, должен был родиться, для управления режимом.
— Эджима был начальником мэцукэ, — услужливо пробормотал Сано. Мэцукэ являлось разведывательной службой, которая с помощью шпионов и доносчиков собирала информацию по всей Японии для оценки состояния порядка и выявления нарушителей, угрожающих правящему режиму.
— Действительно? — сказал сегун — Когда он вступил в должность?
— Около полугода назад, — сказал Сано.
Эджима был назначен князем Мацудайра, который поставил его на освободившееся место, после того как убрал его предшественника — союзника канцлера Янагисавы.
Сегун тяжело устало вздохнул:
— У нас в правительстве так много новых людей в эти дни. Я просто не могу их всех запомнить.
Раздражение было его главное особенностью.
— Для меня было бы намного легче, если должности занимали одни и те же люди. Я не понимаю, почему это не возможно.
Никто не предложил объяснения. Сегун не знал о войне между князем Мацудайрой и канцлером Янагисава, о победе Мацудайра и последовавшей чисткой государственного аппарата, никто ничего не сказал ему, и так как он редко выходил из дворца, он видел очень мало из того, что происходило вокруг него. Он знал, что Янагисава был сослан, но толком не знал, почему это было сделано. Ни Мацудайра, ни Янагисава не хотели, чтобы он узнал, что они стремились контролировать режим, ведь тогда бы он приговорил их к смертной казни за государственную измену. И теперь правитель Мацудайра хотел, чтобы сегуна держали в неведении о том, что он захватил власть и фактически правит Японией. Никто не смел ослушаться его приказов и сегун оставался самым неосведомленным человеком. Заговор молчания пронизывал замок Эдо.
— Как умер Эджима? — спросил Сано у господина Мацудайры.
— Он упал с лошади во время гонки на трассе в замке Эдо, — ответил Мацудайра.
— Боже мой, — сказал сегун. — Скачки являются таким опасным видом соревнований, наверное, их следует запретить.
— Я вспоминаю, что слышал, что Эджима было особенно безрассудным наездником, — заметил Сано, — он получал травмы и прежде.
— Я не считаю, что это был несчастный случай, — сказал Мацудайра резким тоном, — я подозреваю, что он стал жертвой заговора.
— Да? — Сано увидел, как удивление отражаются на лицах его людей. — Почему?
— Это не единственная внезапная смерть высокопоставленного чиновника, — сказал князь Мацудайра, — недавно умерли Оно Шинносуке, ученый руководитель придворного церемониала, в первый день Нового года. Весной — Сасамура Томойя, комиссар дорог, а в прошлом месяце — министр финансов Мориваки.
— Но Оно и Сасамура умерли во сне, у себя дома в постели, — сказал Сано. — Министр финансов упал в ванной и ударился головой. Их смерть никак не связана с гибелью Эджима на скачках.
— Разве вы не видите закономерность? — произнес Мацудайра со зловещим выражением.
— Все они были, ах, только что назначены на свои посты, не так ли? — робко заговорил сегун. Он имел вид ребенка играющего в разгадки, надеявшегося, что нашел правильный ответ. — И они умерли вскоре после вступления в должность?
— Точно, — сказал господин Мацудайра, удивляясь, что сегун вспомнил этих людей, хотя ничего не знал об их назначениях. Все они были доверенными людьми правителя Мацудайра, назначенными после переворота, мог бы добавить Сано, но промолчал.
— Эти смерти, возможно, не так естественны, как они показались на первый взгляд, — сказал князь Мацудайра. — Они могут быть частью заговора с целью подорвать режим путем устранения ключевых должностных лиц.