Кость – это миниатюрная вселенная, в которой непрерывно происходят рождение и смерть. Ее основная единица – остеон, состоящий из костных пластинок, концентрически расположенных вокруг гаверсова канала, остеоцитов, сосудов и нервных волокон. В живой костной ткани остеоны непрерывно рождаются, развиваются и со временем заменяются новыми.
При увеличении под поляризованным светом остеон напоминает с виду крохотный вулкан – яйцевидный конус с кратером в центре, склоны которого плавно ниспадают на равнину первичной кости. Со временем количество этих «вулканов» растет, равно как и число опустевших воронок. Подсчитав плотность распространения этих элементов, можно определить возраст кости.
Вначале я искала признаки аномалии: в сечении длинной трубчатой кости истончение тела, вдавления и изъязвления на ее внешнем или внутреннем крае либо аномальное смещение незрелой кости могут говорить о разных проблемах, в том числе о заживании после перелома или ненормально быстрой перестройке ткани. Ничего такого я не обнаружила.
Убедившись в том, что определить подлинный возраст хозяина ступни возможно, я подняла увеличение до ста и вставила в глазок управляемый окулярный микрометр. Сетка микрометра состояла из ста квадратов со стороной в один миллиметр на уровне участка. Переходя от одного препарата к другому, я изучала миниатюрные пейзажи и на каждой сетке скрупулезно подсчитывала и записывала количество нужных элементов. Завершив работу, я подставила результат подсчета в стандартную формулу и получила искомый ответ.
Владельцу ступни было от шестидесяти пяти до семидесяти лет.
Я откинулась на спинку стула и задумалась. Этот возраст даже близко не подходил никому из списка пассажиров и экипажа. Варианты?
Первое: на борту был незарегистрированный пассажир. Семидесятилетний любитель автостопа? Престарелый безбилетник? Вряд ли.
Второе: ступню вез с собой кто-то из пассажиров. Райан сказал, что они не нашли никого, кто по роду своей деятельности мог бы прихватить подобный багаж.
Третье: ступня не имеет никакого отношения к рейсу 228 «Эйр транссаут».
Тогда откуда она взялась?
Я выудила из сумки визитную карточку, отыскала номер телефона и набрала.
– Департамент шерифа округа Суэйн.
– Будьте любезны, Люси Кроу.
– Кто говорит?
Я назвала себя и стала ждать.
– Мне, наверно, не следует с вами говорить, – прозвучал в трубке знакомый сиплый голос через минуту.
– То есть вы уже знаете.
– Знаю.
– Я попыталась бы объясниться, но, кажется, и сама не понимаю, что происходит.
– Я не так близко с вами знакома, чтобы судить, правда это или нет.
– Тогда почему вы со мной говорите?
– Нутром чую, что надо.
– Я сейчас как раз пытаюсь распутать эту историю.
– Было бы кстати. Вы, похоже, разворошили осиное гнездо.
– Что вы имеете в виду?
– Мне только что звонил Паркер Дейвенпорт.
– Вице-губернатор?
– Он самый. Приказал, чтобы я ни в коем случае не допускала вас на место крушения.
– Ему что, больше заняться нечем?
– Судя по всему, вы попали в центр всеобщего внимания. Сегодня утром мой помощник принял звонок от какого-то типа, которому позарез понадобилось узнать, откуда вы приехали и где остановились у нас.
– И кто это был?
– Он не представился, а когда мой помощник потребовал назваться – повесил трубку.
– Может, журналист?
– Журналистов мы за версту чуем.
– Шериф, я хотела бы вас кое о чем попросить.
Я услышала в трубке отзвук тяжелого вздоха.
– Шериф?
– Говорите.
Я описала найденную ступню и объяснила, почему сомневаюсь, что она имеет отношение к пассажирам самолета.
– Не могли бы вы пройтись по спискам без вести пропавших в округе Суэйн и соседних?
– Кроме возраста, есть еще приметы?
– Примерный рост – от шестидесяти трех до шестидесяти шести дюймов[35], больные ноги. Когда будет готов анализ ДНК, смогу назвать пол.
– Временные рамки?
Несмотря на то что мягкие ткани хорошо сохранились, я решила расширить границы.
– Год.
– Помнится, у нас в округе числится несколько пропавших без вести. Проверю всех. И полагаю, не будет ничего плохого в том, чтобы отправить пару запросов.
Когда мы закончили разговор, я закрыла контейнер с препаратами и вернула их лаборанту. По дороге домой меня терзали новые вопросы, они подстегивали мой гнев и заставляли заново переживать унижение.
Почему Ларк Тирелл не вступился за меня? Он знал, с какой ответственностью я подхожу к работе, знал, что я ни за что не стала бы подвергать риску расследование.
Быть может, Паркер Дейвенпорт и есть «весьма влиятельные люди», на которых намекал Тирелл? Ларк – назначенное должностное лицо. Мог ли вице-губернатор оказывать давление на судмедэксперта своего штата? И если мог, то почему?
Верно ли угадала Люси Кроу намерения Дейвенпорта относительно моей персоны? Неужели вице-губернатор озабочен чистотой своего имиджа и планирует использовать меня в пропагандистских целях?
Мне припомнилось, как он появился на месте крушения, как прикрывал лицо носовым платком, избегая кровавого зрелища.
Или он пытался не смотреть на меня? Неприятное чувство шевельнулось в груди, и я постаралась стереть нечаянно всплывший образ. Бесполезно. Мой разум был точно компьютер, лишенный кнопки «Удалить».
Я вспомнила советы Райана и Пита. Оба, не сговариваясь, твердили одно и то же.
Позвонила в справочную, затем – еще один звонок.
Руби сняла трубку после второго гудка.
Я назвала себя и спросила, свободен ли еще номер «Магнолия».
– Там пока никто не живет, хотя я уже обещала этот номер одному из нижних жильцов.
– Я хотела бы снова поселиться там.
– Мне сказали, что вы уехали насовсем. И даже счет оплатили.
– Я заплачу за неделю вперед.
– Видно, такова Господня воля, раз в «Магнолию» никто не успел заселиться.
– О да! – отозвалась я с воодушевлением, которого на самом деле не испытывала. – Такова Божья воля.
10
Шарлотт – живое олицетворение синдрома множественной личности, Сивилла городов. Это Новый Юг, гордящийся своими небоскребами, аэропортом, университетом, «Хорнетс» НБА, «Пантерс» НФЛ и гонками «НАСКАР», головными офисами банков «Бэнк оф Америка» и «Ферст юнион»; это второй по величине финансовый центр страны. Здесь расположен Университет Северной Каролины. Шарлотт претендует на звание города мирового уровня.
И вместе с тем он до сих пор ностальгирует по Старому Югу. Цветущие, изобильные юго-восточные кварталы Шарлотта – это вальяжные дома и чистенькие бунгало, вокруг которых множество азалий, кизила, рододендронов, багряника и магнолий. Улочки извилисты, на крылечках покачиваются качели, а число деревьев на квадратную милю больше, чем в любом другом городе Земли. Весной Шарлотт превращается в калейдоскоп розовых, белых, лиловых и алых оттенков. Осенью город пылает золотом и багрянцем. Упадок аристократического образа жизни давно уже стал постоянной темой для разговоров, но те же люди, что оплакивают его гибель, не спускают глаз с рынка недвижимости.
Я живу в Шэрон-Холле, усадьбе постройки начала двадцатого века, расположенной в элегантном старинном районе Майерс-Парк. Некогда изысканный, Шэрон-Холл в пятидесятые изрядно обветшал и был подарен местному колледжу. В середине восьмидесятых собственность площадью в два с половиной акра приобрели застройщики; ее переоборудовали в современный многоквартирный комплекс.
Большинство обитателей Шэрон-Холла разместилось в самом особняке либо в одном из недавно пристроенных к нему крыльев; мое жилище – крохотный домик на западной границе владения. В архивах отмечено, что эта постройка была возведена как дополнение к каретному сараю, однако ее первоначальное предназначение нигде не указано. За неимением лучшего термина ее называют просто Флигель.
Моя двухэтажная квартирка хоть и тесная, но солнечная, а маленький патио идеально подходит для герани, одного из немногих растений, которые в состоянии выдержать мои садоводческие потуги. Флигель служит мне приютом с тех самых пор, как подошла к концу моя семейная жизнь, и идеально соответствует моим потребностям.
Небо блистало неукротимой синевой, когда я въехала в ворота комплекса и направила машину вглубь территории. Петунии и бархатцы пахли осенью, и их аромат смешивался с запахом засыхающих листьев. Солнечный свет омывал кирпичные бока строений, пешеходные дорожки и стену, ограждавшую комплекс.
Объезжая Флигель, я с удивлением увидела, что возле моего патио стоит «порше» Пита, и в окне над пассажирским сиденьем торчит голова Бойда. Заметив меня, пес навострил уши, втянул язык, но тут же вывалил его наружу.
В заднее окно машины я разглядела переноску с Верди. Мой кот, судя по его виду, не был доволен условиями транспортировки.
Когда я затормозила бок о бок с «порше», из-за угла Флигеля появился Пит.
– Господи, как я рад, что застал тебя! – Голос у него был взволнованный.
– Что случилось?
– На трикотажной фабрике одного моего клиента произошел пожар. Дело, вне всякого сомнения, дойдет до суда, и мне вместе с группой экспертов нужно прибыть туда как можно скорее – прежде, чем так называемые пожарные инспекторы все испортят.
– Куда ты должен ехать?
– В Индианаполис. Я надеялся, что ты сможешь взять к себе Бойда буквально на пару дней.
Собачий язык исчез в пасти – и снова явился миру.
– Я уезжаю в Брайсон-Сити.
– Бойд обожает горы. Он будет тебе отличной компанией.
– Погляди на него.
Пес уже положил морду на нижний край окна, слюна из его пасти капала на дверцу машины.
– Он будет охранять тебя.
– Сомневаюсь.
– Нет, правда. Харви терпеть не мог незваных гостей, потому научил Бойда издалека вынюхивать посторонних.
– Особенно тех, кто носит мундиры.
– Хороших, плохих, уродливых, даже красавцев – не важно. Бойд не различает.