— Хороши, красавцы. Прям для фотосессии собрались.
Говоря это с сарказмом, она указала на Чарльза Гановера, гендиректора Южных авиалиний.
Кроу скомкала свой пластиковый стаканчик и сунула в пакет. Я передала ей свой и удивилась ее явному неодобрению. Она что не согласна с политикой вице-губернатора или там что-то личное между Люси Кроу и Паркером Дэвенпортом?
Когда мужчины подошли ближе, медик показал ей свое удостоверение.
— Не зачем, док. Я знаю кто вы.
Я тоже его знала. Мы с Ларком Тайреллом работали вместе с середины 80-х, с момента его назначения главным судебно-медицинским экспертом Северной Каролины. Ларк был циничным диктатором, но и одним из лучших патологов-администраторов в стране.
Работая с несоответствующим бюджетом и равнодушным законодательством, он принял должность в обстановке хаоса и превратил отдел в один из самых эффективных следственных органов в Северной Америке.
Моя судебная карьера находилась в зачаточном состоянии в момент назначения Ларка, и я только что получила сертификат Американского совета по судебной антропологии. Мы познакомились когда я работала для ФБР Северной Каролины, собирая и идентифицируя трупы двух наркоторговцев, убитых и расчлененных байкерами. Я была одной из первых, кого нанял Ларк, как специалиста-консультанта. С тех пор все скелеты, мумии, разлагающиеся, сожженные и изуродованные трупы Северной Каролины моя работа.
Вице-губернатор протянул одну руку, другой ко рту прижал платок и молча пожал мне руку. Лицо его приняло цвет жабьего брюха.
— Рад что ты в стране, Тэмпи, — с силой сжимая мне руку, сказал Ларк. Надо бы пересмотреть свое отношение к рукопожатиям.
Фразочка «в стране» у Ларка из военной эры Вьетнама, хотя его акцент чисто каролинский. Родившись в низине, Ларк вырос в семье морских пехотинцев и только со второго раза поступил в медицинскую школу. Он разговаривал и выглядел как вылизанная версия комика Энди Гриффита.
— Ты когда на север едешь?
— На следующей неделе будет осенний отпуск, — ответила я.
Глаза Ларка сузились, когда он еще раз осмотрел место крушения.
— Боюсь этой осенью Квебек обойдется без антрополога.
Десять лет назад я ездила по обмену в Университет Макгилла. Пока я была в Монреале я консультировала в Центральной криминалистической лаборатории Квебека. В конце года, признавая потребность в судебном антропологе, местные власти профинансировали вакансию, оборудовали для меня лабораторию, и оставили меня на постоянной основе как консультанта.
Я постоянно моталась между Квебеком и Северной Каролиной, преподавала физическую антропологию в университете Шарлотты и консультировала в обоих округах. Оттого что обычно все мои дела были связаны с недавно умершими, такой распорядок работы себя оправдывал. Но также каждая из сторон понимала, что если надо то я, как эксперт, незамедлительно обязана присутствовать и в суде, и работать в разного рода кризисных ситуациях.
Авиакатастрофа это без сомнения кризисная ситуация, так что я заверила Ларка, что отложу свою октябрьскую поездку в Монреаль.
— Как ты так быстро сюда добралась?
Я еще раз пересказала о своей поездке в Ноксвиль и последующем разговоре с директором DMORT.
— Я уже беседовал с Эрлом. Завтра утром он направит сюда группу.
Ларк обратился к Кроу:
— Парни из NTSB подъедут к вечеру. До тех пор ничего не трогать.
— Я уже отдала приказ. Сюда не очень легко добраться, но я все же поставила дополнительные посты. Наверное самой большой проблемой станут животные. Особенно когда трупы завоняют.
Вице-губернатор вдруг издал какой-то странный звук, развернулся и отскочил в сторону.
Я увидела как он скрючился у лаврового куста и его вырвало.
Ларк смотрел на нас с Кроу искренним взглядом шерифа Мэйберри.[9]
— Вам, леди, эта трудная работа дается, видимо, гораздо легче. Нет слов, чтобы сказать как я ценю ваш профессионализм.
Черт!
— Шериф, разбейте на квадраты территорию.
Черт!
— Тэмпи, ты езжай в Ноксвиль на свою лекцию. Потом собери все что нужно для работы и завтра возвращайся сюда. Ты здесь нужна какое-то время, так что предупреди в университете. Мы обеспечим тебе жилье.
Через 15 минут помощник шерифа подвез меня к моей машине. Я была права насчет лучшей дороги. В четверти мили выше того места где я оставила машину, находилась грунтовая дорога — ветка от основной дороги лесного хозяйства. Когда-то по ней возили лес. Узкая дорога извивалась вдоль горы, и проходила в ста ярдах от основного места крушения.
Сейчас машины стояли по обе стороны дороги и мы объезжали вновь прибывших, спускаясь вниз. К вечеру и лесные и подъездные дороги графства будут забиты.
Как только я села в машину я тут же схватила свой сотовый. Нет связи. После трех поворотов я выехала на трассу. На 74-м шоссе я снова попробовала телефон.
Связь появилась и я набрала Кэти. После четырех гудков звонок прервался. Обеспокоенная, я отправила сообщение, и прочитала самой себе лекцию на тему «не-будь-глупой-мамашей». В течении следующего часа я старалась сконцентрироваться на предстоящем выступлении, отбрасывая мысли о той резне что я оставила позади и о том кошмаре который ждет меня завтра. Но ничего не помогло. Проплывающие перед внутренним взором лица и оторванные конечности развалили всю мою концентрацию.
Я включила радио. По всем каналам передавали репортажи с места крушения. Дикторы почтительно говорили о смерти молодых спортсменов и выдвигали мрачные гипотезы о причинах катастрофы. Так как погода, казалось, не могла стать такой причиной, то самые распространенные теории были о саботаже и технических неполадках.
Проезжая следом за помощником Кроу, я отметила линию по сломанным деревьям, которые находились напротив того места где я въезжала в лес. Хотя и было ясно что эта линия указывает на курс падения самолета, я не хотела соглашаться с репортерскими предположениями.
Я въехала на шоссе 40, в сотый раз переключила радио и поймала станцию где журналист вел репортаж с крыши пожарной части. Шум вертолета напомнил мне о Ларке, и о том, что я не спросила у него где они с вице-губернатором приземлились. Я решила оставить этот вопрос на потом.
В 9.00 я снова позвонила Кэти. По-прежнему никто не отвечал. Пришлось переключиться на дела насущные.
Приехав в Ноксвиль я зарегистрировалась, отзвонилась своим работодателям, съела купленного по дороге цыпленка в тесте. Позвонила в Шарлотту своему мужу, который живет отдельно, попросила присмотреть за Бёрди. Пит согласился и предупредил что счет за перевозку и кормежку кота я потом получу. С Кэти он не разговаривал несколько дней.
Только после мини-версии лекции что я сама себе недавно прочитала, он согласился попробовать дозвонится до нее.
Потом я позвонила Пьеру Ламаншу моему боссу в криминалистическую лабораторию Квебека и сказала что меня на следующей неделе в Монреале не будет. Он слышал об аварии и ждал моего звонка. И наконец я позвонила завкафедрой в университет Шарлотты.
Обязанности выполнены. Я еще около часа потратила на размещения слайдов в диапроектор. Приняла душ и опять позвонила Кэти. Ответа нет.
Глянула на часы — без двадцати двенадцать! С ней все в порядке. Она пошла куда-нибудь пиццы поесть. Или, может в библиотеку. Да, в библиотеку! Я именно так и говорила всем когда была школьницей.
Заснуть мне не удавалось долго.
Утром Кэти не звонила и не поднимала трубку. Я позвонила Лие в Афины. В очередной раз механический голос посоветовал оставить сообщение.
Затем я съездила в единственный отдел антропологии в Америке, расположенный на футбольном стадионе, где провела одну из самых бестолковых лекций в моей карьере.
Мой работодатель сразу всем сообщил о том, что я работаю в DMORT и заметил что я буду сотрудничать с компанией "Южные авиалинии". Хотя у меня и было немного информации, но все последующие вопросы были не по теме лекции, а только об авиакатастрофе. Казалось, что череда вопросов-ответов никогда не кончится.
Когда наконец толпа слушателей стала рассасываться у выхода, мужчина похожий на пугало, в галстуке-бабочке и длинном пальто, двинулся к трибуне. На его груди при ходьбе покачивались большие, в форме полумесяца, солнцезащитные очки.
Профессионалов-антропологов не так уж и много, так что большинство знает друг друга: пересекаемся частенько на семинарах, лекциях и конференциях. Я уже встречала пару раз Саймона Мидкифа, так что понимала — если я не поспешу, то нудный и долгий разговор мне обеспечен. Демонстративно посматривая на часы, я собрала свои записи в портфель и спустилась со сцены.
— Привет, как дела, Саймон?
— Отлично.
У него были обветренные губы и сухая, шелушащаяся кожа, как у засохшей на солнце рыбы. Белки глаз были красными от лопнувших вен, а густые, кустистые брови прямо нависали на глаза.
— Как там твоя археология?
— Тоже отлично. Так как всем нужно кушать, я занят несколькими проектами для Департамента культурного наследия в Роли. Но главным образом я провожу свои дни, собирая данные.
Он засмеялся и тронул себя за щеку.
— Кажется, я собрал наибольшее количество данных за всю мою карьеру.
Симон Мидкиф получил степень доктора наук в Оксфорде в 1955, переехал в Штаты и получил должность в Университете Дьюка в Дареме, штат Северная Каролина. Но шесть лет спустя, когда наша суперзвезда археологии ничего не опубликовала, с ним не продлили контракт.
Второй шанс Мидкиф получил в Университете штата Теннесси, и опять ничего не опубликовал, поэтому ему снова было отказано.
Будучи не в состоянии получить постоянное место на факультете Мидкиф около тридцати лет вращался в околонаучных кругах — занимался археологией по контракту, работал сменным преподавателем в колледжах и университетах Каролины и Теннесси.