го робкую надежду. Нет, не в окончательное выздоровление, но возможность приспособиться к новой жизни.
Общаться с Селеной было легко. Данила не мог до конца понять, что именно ею движет, но точно знал, что это не жалость. Жалостью тут и не пахло. Иногда ему казалось, что Селена относится к их зарождающейся дружбе как к научному эксперименту, возможности проверить собственные силы и его резервные возможности. Именно на эти мифические резервные возможности она и делала основную ставку. А он делал ставки исключительно на ее способности. Уже после третьего сеанса Данила понял: то, что делает Селена, далеко от официальной медицины. Селена умела убивать боль одним лишь только прикосновением. Нет, не так! Селена умела забирать его боль, и это было уже гораздо хуже. Он видел, какой она становится после этих сеансов. Видел дрожащие руки, испарину на лбу, точно пеплом припорошенную кожу. Но было и другое, главный индикатор того, что Селене физически плохо…
На вторую их встречу она пришла без контактных линз. С разноцветными глазами, она оказалась похожа на ту Селенку Савицкую, которую он помнил. Это было неожиданно и красиво. До того момента, пока по-прежнему сильная, но уже усмиренная боль не начала покидать тело Данилы. Глаза Селены изменились, цвет уходил из них с той же стремительностью, с которой уходила боль, а когда все закончилось, перед Данилой сидела серолицая и сероглазая незнакомка…
Если бы он был настоящим мужиком, он отказался бы от этих сеансов. Данила уже почти было решился, но ночью боль вернулась и утром решимость его оставила. Не мужик… Жалкий беспомощный овощ, питающийся чужой энергией… Слабак!
Однажды Данила спросил, есть ли хоть крошечный шанс, что он сможет ходить, пусть не сейчас, пусть в отдаленном будущем. Селена долго молчала, даже не смотрела в его сторону, и молчание это было красноречивее любых слов.
— На сегодняшний день нет методик, способных поставить тебя на ноги. — Наконец она заговорила, осторожно подбирая слова. — Но медицина не стоит на месте. Каждый день совершаются новые открытия. Понимаешь, Данила?
— Понимаю, — усмехнулся он, запихивая отчаяние в самый дальний уголок души. — Ты говоришь о том, что нельзя терять надежду.
— Надежда нужна обязательно, но это не все. Ты не должен терять форму!
Данила кивнул, сдернул с ног больничную простыню, спросил, теперь уже язвительно:
— Тебе не нравится моя форма?
Селена залилась краской. Странная реакция для практикующего врача.
— У тебя замечательная форма, — наконец, сказала она. — Но если ничего не делать, есть большая вероятность, что все изменится.
— В какую сторону изменится?
— В худшую. От длительного бездействия твои мышцы начнут атрофироваться, связки утратят эластичность.
— Веселенькие перспективы. — Он посмотрел на свои пока еще мускулистые ноги.
— Это реальные перспективы, Данила. Чаще всего именно так и происходит.
— А в моем конкретном случае?
— В твоем случае возможны варианты. Это очень тяжело, я понимаю. Многие, оказавшись в такой же ситуации, предпочитают махнуть на себя рукой, уйти в болезнь.
— И что же я должен делать? — спросил Данила. — Как держать себя в форме?
— Прежде всего, не отлынивай от занятий лечебной физкультурой.
— Я не отлыниваю.
— Отлыниваешь, я сама видела! — Селена нахмурилась. — Данила, если ты сам не захочешь, тебе никто не сможет помочь. Никто тебе ничего не должен.
— Это я уже понял, — усмехнулся он, пытаясь усмирить рвущееся наружу отчаяние. — Хорошо, не отлынивать от лечебной физкультуры — это раз. — Он загнул указательный палец.
— Массаж — это два. Физиотерапия — это три. И сила воли — это четыре.
— И как долго я должен заниматься всей этой… всеми этими мероприятиями?
— Постоянно.
— Постоянно?! Ты хочешь сказать, что ради какой-то там призрачной перспективы я должен изо дня в день истязать себя?! А есть ли смысл?
Селена заправила за ухо длинную челку, сказала жестко:
— Мы уже решили, что никто никому ничего не должен. Тебе не нужны призрачные перспективы? Ну что же, это твое право.
Ему вдруг стало очень обидно за эту ее холодную отстраненность. Обидно понимать, что ты не друг, а всего лишь подопытный кролик.
— Так зачем же ты со мной возишься, если никто никому ничего не должен?
— А у меня есть долг, — она вдруг улыбнулась.
— Ага, клятва Гиппократа и прочая ерунда…
— Клятва Гиппократа — это не ерунда, но у меня есть еще один долг. Однажды ты меня спас от пиявок.
— От кого я тебя спас?!
Селена покраснела, а ее разноцветные глаза от смущения засветились ярким, ну точно неоновым, светом.
— От пиявок. Я их боюсь до ужаса, а ты перенес меня через речку.
Даниле понадобилось время, чтобы вспомнить этот свой подвиг, таким незначительным и таким детским он был.
— О да! Это действительно неоплатный долг! Шутишь, Селена?
— Не шучу. Я очень ответственная.
— Я бы даже сказал, гиперответственная.
— Ну, так что ты решил?
— Насчет чего?
— Насчет призрачных перспектив.
— А прогресс действительно не стоит на месте?
— Честное пионерское.
— Тогда я, пожалуй, попробую. Кстати, в твоем списке панацей нет иглоукалывания.
— Ну, это само собой.
— А что будет, когда меня выпишут?
— Мы что-нибудь придумаем.
— А если дома боль вернется?
— Не вернется.
— Откуда такая уверенность?
— Я за этим прослежу.
— Значит ли это, что ты будешь меня навещать? — От этого простого, в общем-то, вопроса спина вдруг покрылась испариной. Точно от ответа Селены зависела его дальнейшая жизнь.
— Буду, если ты не станешь возражать, — сказала она и отвернулась.
Конечно, он не станет возражать! Эта девочка стала едва ли не единственным человеком, в обществе которого он чувствовал себя относительно комфортно. Селена врач, а врачи проще смотрят на многие вещи. К тому же она видела его историю болезни, знает все его диагнозы. Знает, на что еще способно его тело и на что больше никогда не будет способно. С ней можно оставаться самим собой…
Селена волновалась так, словно собиралась не просто в гости, а на романтическое свидание. Данила выписался больше двух месяцев назад. Выписался и пропал. Она оставила ему номер своего мобильного, но он так и не позвонил. Можно было позвонить самой, напомнить о своем существовании, но Селена не решалась. Кто она такая, чтобы навязываться? Вдруг Данила о ней уже и думать забыл?
Оказывается, не забыл, позвонил тогда, когда она уже почти перестала надеяться.
— Привет! — Телефон искажал голос. Если бы не имя, высветившееся на дисплее, Селена не узнала бы звонившего.
— Привет! — Ее собственный голос дрогнул от радости. — Как твои дела?
— Нормально. Вот, решил узнать, не забыла ли ты о своих обязательствах.
— Не забыла. — Селена переложила трубку в другую руку, вытерла вспотевшую ладонь о джинсы.
— Тогда, может быть, заглянешь ко мне в гости?
— Когда? — Конечно, она заглянет! Как можно отказываться, когда все эти долгие недели только о том и мечтала?!
— В субботу, часам к пяти вечера. Приедешь?
— Приеду.
— Тогда записывай адрес…
Селена спрятала записную книжку в карман, невесело улыбнулась. Ну вот, она идет в гости к Оборотню! Могла ли она о таком мечтать? Если бы Данила не стал инвалидом, у нее не было бы ни единого шанса. Впрочем, шансов и сейчас нет, лишь зыбкая надежда на то, что он впустит ее в свою жизнь в качестве личного врача, в лучшем случае — друга…
Данила жил в хорошем районе — тихом, уютном, всего в нескольких минутах ходьбы от метро. Дверь открылась сразу, не успела Селена нажать на кнопку звонка.
— Привет! А я увидел тебя в окошко! Извини, встретить не успел! — Он с отчаянной многозначительностью похлопал себя по коленям.
У него была очень хорошая и очень дорогая инвалидная коляска: стильный дизайн, электропривод, уйма всяких дополнительных опций.
— Классная штука. — Селена кивнула на коляску.
— Да, неплохая. — Данила улыбнулся. — Тут есть даже вертикализатор. Теперь могу без посторонней помощи дотягиваться до верхних полок на кухне. Очень удобно! — Он снова улыбнулся, но совсем невесело, а потом торопливо, даже как-то суетливо добавил: — Да ты не стой на пороге! Раздевайся, проходи! Покажу, как я тут устроился. Хорошо, что ты пришла, а то совсем я одичал за последнее время.
— А что ж так долго не звонил? — Селена сбросила сапоги, пристроила куртку на вешалку.
— Да вот, переоборудовал свою берлогу. Оказалось, что мне теперь в ней не слишком удобно. Пришлось порожки убирать, дверные проемы расширять, в ванной специальные поручни устанавливать. Зато теперь уже лучше стало, теперь можно жить…
С ее Оборотнем что-то было не так. С каждой минутой Селена убеждалась в этом все больше и больше. Эта несвойственная ему разговорчивость и суетливость… Эта немотивированная жизнерадостность…
— Что ты принимаешь, Алексеев? — спросила она.
— Не понял? — Он улыбнулся растерянно и одновременно виновато.
— Я спрашиваю, какую дрянь ты принимаешь? — повторила она. — Что это: крэк, кокаин, кислота?
— Все намного прозаичнее, детка! — Его улыбка померкла. — Это виски.
— Зачем?..
— Хочешь кофе?
— Я не люблю кофе.
— Тогда чай…
— Данила, зачем ты это делаешь?
— Значит, я пока заварю нам чай, а ты тут осмотрись. — Он развернул коляску, покатился в сторону кухни.
— Я не хочу чаю. — Селена направилась следом. — Я хочу с тобой поговорить.
— А еще я заказал очень вкусный торт. Знаешь, в Интернете, оказывается, можно купить абсолютно все.
— Данила, ну будь же ты мужиком! Давай поговорим!
Инвалидная коляска замерла, Селена не видела его лица, только напрягшуюся спину.
— Сейчас я заварю тебе чай, и мы поговорим, — сказал Данила, не оборачиваясь.
Его кухня была в хайтековском стиле, не слишком уютная, но очень функциональная. Картину портила лишь гора немытой посуды в раковине.