Лариса устроилась поудобнее в кресле и закрыла глаза. Итак, голубой фон. Только чистый и, главное, светлый, как небо в Ленинграде. Алмазы… Как они должны выглядеть? Видимо, такие ограненные блестящие камушки, которые рассыпаны по этому голубому небу, как звезды… Акции? Бог с ними, с акциями, кто их знает, как они выглядели…
Помедитировав таким образом минутку, Лариса ощутила непреодолимую тягу подойти к пианино. Несказанно удивилась этому, ведь со времени учебы в музыкальной школе, оставившей по себе сплошь неприятные воспоминания, за инструмент она так и не садилась, и стоял он в комнате, которая служила складом для непонадобившихся или не вписавшихся в обстановку других вещей. Когда-то Машкин предполагал, что здесь будет детская, но этому не суждено было сбыться.
Лариса встала и пошла в комнату. Пианино – прекрасный, старый инструмент, черный, украшенный резными завитушками, стоял у стены. Открыла крышку, попробовала – врет на полтона, но иначе настроить уже нельзя – дека треснет, старинный инструмент-то… Бросив взгляд на пол, Лариса заметила, что вокруг ножек пианино на паркете видны круговые царапины, как будто кто-то двигал инструмент туда-сюда. Похожая царапина была недавно оставлена стулом, подвинутым Ларисой в кабинете покойного мужа. Движимая все тем же инстинктом, главная составляющая которого была вовсе не жажда наживы, а элементарное любопытство, Лариса, приложив некоторое усилие, отодвинула пианино от стены – благо оно было на колесиках. И вот, старания ее были вознаграждены – она стоит перед небольшой дверкой, вмонтированной в стену, снабженной кодовым замком. Лариса взвизгнула от удовольствия и азарта и сбегала на кухню успокоить нервы глотком чего-нибудь освежающего.
Допингом ей послужил на этот раз мятный ликер. Вернувшись в комнату, Лариса постаралась взять себя в руки, ибо сделано было только полдела. Еще какое-то время ушло на рассматривание замка, который технически неграмотная Лариса боялась испортить своим неумелым прикосновением – и что тогда? Вызывай слесаря из ЖЭКа с автогеном наперевес? Никого просить о помощи не хотелось. Она должна была увидеть это без свидетелей. Положившись на то, что новичкам везет, она стала крутить диск и набирать цифры. Опробовала для начала взятие Бастилии, но ничего не произошло. Это Ларису несколько разочаровало. Еще не хватало в данных обстоятельствах, чтобы Машкин внезапно оказался непредсказуемым человеком. Набрав несколько дат, среди которых были: день рождения Машкина, его мамы, дата свадьбы Ларисы и Машкина, номер его автомобиля и день покупки (у Ларисы как раз память на цифры была прекрасная!), телефон бывшей пассии Машкина, рабочий телефон, домашний, номер паспорта и пару-тройку исторических дат, имевших большое значение для нашей страны, бывших, прямо надо сказать, поворотными пунктами в ее многострадальной судьбе. Лариса отчаялась и набрала дату своего рождения, как последнее, что пришло ей в голову. Это тоже не сработало. Лариса ушла в кабинет и вернулась с записной книжкой Машкина и, вертясь на винтовом стуле, принялась тщательно ее изучать. Ничто не наводило ее на новые догадки. Таким же образом Лариса исследовала ежедневник и уже намеревалась позвонить и все же потребовать помощи, как вдруг шальная мысль пришла ей в голову, и она сменила набранную в комбинации цифру 3 на четверку. Что-то в глубинах сейфа щелкнуло! Дверца его распахнулась…
– Опять перепутал! – с восторгом сказала Лариса. – Чучело мое…
Такой выбор шифра со стороны мужа необычайно ей польстил.
В сейфе аккуратненькими пачками лежали акции – а также плотный мешок, открыв который Лариса так и ахнула. Это были они, алмазы. Или бриллианты? Лариса плохо помнила разницу. Во всяком случае, эти были ограненные, часть из них без оправ, а часть – вделаны в прекрасные украшения. Какая женщина устоит перед таким зрелищем! Лариса опрометью бросилась к большому зеркалу в спальне, высыпала трясущимися руками побрякушки на подзеркальный столик и стала расстегивать свои золотые сережки.
– Супер, – сказал наконец Размахов, вынув сигарету изо рта. – Ты видал такое?
Они с Витей Диденко сидели перед несколькими небольшими экранами, наблюдая за суматошными Ларисиными действиями. Эти камеры благополучно и незаметно вмонтировал хитроумный Диденко, аккурат перед совместным с Ларисой завтраком.
– А голова у нее варит, – одобрительно отозвался Размахов. – Какая молодец девочка! Сама все нашла. Ты смотри, что делает! Давай покрасуйся, порадуй папочку…
Раскрасневшаяся Лариса, с головы до ног блестящая, отбрасывающая лучики света, поворачивалась перед зеркалом, была похожа на сказочную индийскую принцессу.
– Да, – одобрительно хмыкнул Размахов, – такого я даже на своих моделях не видел… А она ничего. – Он хитро посмотрел на хмурого, не отрывающего взгляд от экрана Витю. – А знаешь, у девочки просто нюх на камешки. С кем поведешься… Жена и муж, как говорится, одна плоть… Стоило бы ее потренировать немного, натаскать, знаешь, чтобы она нам алмазы отовсюду выковыривала… Ну как собак тренируют на наркотики… А свиней – на трюфеля, кажется. Хотя последнего я не понимаю – они ж их вроде съедать должны?! Но это технические детали… А тренировать тебе отдадим, а? – болтал Размахов, придя в приятное двигательно-речевое возбуждение от неожиданно нашедшегося богатства. – Ты ее трахать будешь, а иногда отказываться для острастки… Политика кнута и пряника. А? Как я придумал?.. – Размахов хохотнул и потер руки.
– Хватит глупости-то болтать, – мрачно отозвался Витя.
– Как же – хватит! Ничего не хватит, я только начал! А ты что такой снулый-то сидишь? Не рад, что ли? Алмазам не рад? Забрать только осталось. Вот этим ты и займешься…
– Да рад я… Рад… только вот…
– Мон шер! – вскричал Размахов в восторге. – Да вы влюблены! О! Я уважаю эти святые чувства. Давай поделим поровну – мне алмазы, тебе девочка?.. Она, правда, без побрякушек не так смотреться шикарно будет, ну ничего, ты ей на свои кровные купи. Ей понравится – смотри, как егозит, как уж на сковородке! О женщины! Так сходить с ума из-за блестящих камушков!.. Она, конечно, старовата, да ничего… Раз тебе нравится… Совет да любовь. Хотя я бы ее на твоем месте с такими деньгами – да за борт, в набежавшую волну… Ну что ж, о вкусах не спорят. Только смотри, если она про твою роль во всей этой истории узнает, какой ты рыцарь без страха и укропа на самом деле, вряд ли сможет ответить на твои чувства. Как ты думаешь? Я думаю, она обидится. Смеху будет!.. А? Может, рассказать?..
– Мне не нравится, когда со мной так разговаривают, – сказал Витя.
– Ах, подумайте! А ты случайно не забыл, кто тут начальник? – осведомился Размахов, перестав улыбаться. – Ты потише у меня. Голос-то не повышай… А то можно и без языка остаться. Ну да ладно. Кто старое помянет… Не будем грызться над добычей. Мы же не стервятники… Хотя, может, и стервятники… Не успело еще его тело остыть… А? И где ж тот юный Гамлет, что сотрет нас с лица земли?.. Ладно, расслабься. Тебе причитается.
Размахов засопел, наклонившись к экрану и решая, как и когда удобнее забрать алмазы. Нетерпение подсказывало, что удобнее всего прямо сейчас…
Витя сидел и терзался, глядя на экран. Муки совести, все последнее время посещавшие Диденко то сильнее, то слабее, совершенно заглушали голос разума или хруст зеленой пачки, толстой даже на ощупь. Но теперь совесть решила взять реванш. С одной стороны, мыслил Витя, что ей сделается? И без алмазов проживет, баловство одно… С другой – все же женщина, слабое существо и Вите доверилась… Витя покраснел, вспоминая, какими ласками дарила его ночью Лариса. Опять же вдовица, существо несчастное, особо Богом, стало быть, оберегаемое…
Нет, не ждал ничего хорошего Витя от своего предательства. Надо было иметь смелость признаться самому себе: да, за это тебя, Витя, по головке не погладят. Выходило по всем космическим законам, что придется Вите за предательство отвечать перед Божьим судом, самым скорым, а значит – жди болезни, раковой опухоли, инфаркта, пули в темном переулке… И цена расплаты может оказаться чересчур великой. А ну как он, Витя, уже превысил кредит, отпущенный ему на беззаконные деяния? И не мог пока он представить, чем ему эту свою вину загладить. Разве что самому на себя в милицию донести или, скажем, Размахова шлепнуть?.. Гад он все-таки. Гада не жалко.
– А я ведь видел, – Витя вздрогнул, услышав голос Размахова, выведший его из раздумий, – как вы там со вдовой с утра кувыркались… Аккуратно ты камерки установил, хвалю. Точный расчет. Лучше, чем в кино… Записывай да на толкучке продавай, а? А грудь у нее какая? Это я тебе как специалист могу засвидетельствовать – знатная грудь. А скажи мне, как другу, по секрету: в рот она берет? А то я ведь не все видел, часть пропустил… Ну не дуйся. Тебе лично я только комплимент могу сделать. Снимаю шляпу. Высшая акробатика. Дело молодое… Но сложение у тебя! Не хочешь случайно в другом качестве поработать? Могу устроить. У меня среди богатых дам тоже много знакомых, а не только среди мужиков. Мода новая пошла, женщины все эмансипируются… Все молодых мальчиков хотят, а раз ты такой охотник, так и совместишь приятное с полезным…
Витя, обдумав сказанное, встал и, не говоря худого слова, съездил Размахову кулаком по лицу. Из-за неудобной позы промазал, кулак скользнул по скуле, заболели рассаженные костяшки пальцев. Не обратив на это внимания, Витя с мрачным огнем в глазах, пригнув голову, двинулся на Размахова, сгреб его за отвороты тонкой шелковой рубашки, так что полетели пуговицы и раздался звук разрываемой ткани. Только он собрался двинуть Размахова головой о стенку, как Размахов пискнул, дернулся, и Витя не успел опомниться, как в живот ему уткнулось дуло пистолета.
– В своем уме? – засипел Размахов. – Я тебя, как щенка… размажу… Пусти, сволочь, задушишь!..
Витя нехотя отпустил Размахова и стоял в стороне, играя желваками.
– Е-мое, какой ты нервный! – хихикнул Размахов, потирая шею. – Посмотрите на него – вот борец за справедливость!.. Милый мой, что за сцены, что за эмоции! Ты уволен. Нервные срывы в нашей работе ни к чему… Можешь отправляться к своей шлюхе. И учти, я к тебе еще приду за сатисфакцией.