– Не надо, Тамара Борисовна, не надо.
– Пусти!
Она попыталась его обогнуть, но Федор взял ее за руку. Некрепко взял, но этого хватило, чтобы ее остановить.
– Насколько я знаю, вчера вы, Тамара Борисовна, были в Москве? – спросил он.
– Я только что приехала… Катя мне сказала…
– А приехать когда собирались?
– Сегодня и собиралась… А вы что, меня в чем-то подозреваете? – нахмурилась Молодова.
Старостин выразительно промолчал. Нет, он ни в чем ее не подозревал, но разубеждать не стал. Надо было слегка напугать Тамару, чтобы она хоть немного успокоилась и перестала устраивать сцены.
– Вы это серьезно? – От возмущения она так хватанула ртом воздух, что даже поперхнулась.
– Что серьезно? – непонимающе повел он бровью.
– Не надо притворяться, капитан! Я вас насквозь вижу!
– Что вы видите?
– Вы же меня подозреваете! Я же вижу, что ты меня подозреваешь, капитан!.. Думаешь, если Голикову посадил, то и меня посадить можешь? Да ты хоть знаешь, какие у меня связи!
– Спокойно, Тамара Борисовна, спокойно. Никто вас ни в чем не подозревает. Я просто спросил…
– У Голиковой ты тоже просто спрашивал? И где она?.. Смотри, капитан, со мной шутки плохи! Со мной такой номер не пройдет! Я тебе такое здесь устрою! Такое…
Она не смогла на ходу придумать кару на его голову, поэтому психанула и, сев в машину, резко развернулась и помчалась вверх по ею же проторенной дороге. Внедорожник выдержал и это испытание. Да и Федор не расклеился под угрозами его хозяйки.
Глава 10
Обычно в кабинет начальника РОВД капитана Старостина вызывали на ковер, и сегодняшний день, похоже, не станет исключением.
– У Молодова третья группа была, – пристально глядя на подчиненного, сказал Прямыхов. – А на футболке у Вострикова вторая группа. Как это объяснить?
– Не знаю.
– А я знаю. Востриков тебе про Левкина говорил?
– Ну, говорил.
– Он этому Левкину нос разбил.
– Ну, сказать все, что угодно, можно.
– Это верно, менты словам не верят, – кивнул майор. – Менты проверяют.
– Так времени не было, чтобы проверить. И своего эксперта у меня не было.
– Не ерничай, Старостин, это тебе не идет… А насчет эксперта ты прав. Будь у тебя эксперт, ты бы взял на анализ кровь со штыря, который нашел у Вострикова. Там ведь куриная кровь, Старостин.
– Куриная?!
– Ну, может, гусиная. Но точно не человеческая!
– Я ж откуда знал?
– А Востриков тебе ничего не говорил?.. А мне сказал, – Прямыхов провел пятерней по своему животу и самодовольно добавил: – Тебе не сказал, а мне сказал. Еще до того, как эксперты свой вердикт вынесли…
– Так что, отпускать его будем?
– Кого? Вострикова?! Он же убийца… Тебе вот не признался в убийстве, а мне признался.
– Что-то я вас не понимаю, Илья Викторович.
– Тут не понимать, тут действовать надо. С умом действовать… Я поговорил с Востриковым и выяснил, что цирроз печени у него. Ему жить всего ничего осталось, ну год-два.
– Он что, согласился взять вину на себя? – догадался Федор.
– Согласился. Из-за сестры согласился. Не хочет он, чтобы мы его Антонину в это дело впутывали. Ты меня понимаешь? – с торжествующим видом спросил Прямыхов.
– Понимаю.
– Ты Зотову из дома выдернул, наручниками к машине приковал, потом к брату отвез, затем вместе с ним вы приехали на место преступления, а она так и осталась у тебя в машине сидеть. Потом ее в отдел увезли, так?
– Так.
– Кому ты говорил, что сыр-бор из-за Зотовой был?
– Никому.
– Точно никому?
– А зачем? План по трупам на этот год уже выполнен, – усмехнулся Старостин.
– План по трупам?
– Муж у Антонины очень резкий, как бы чего не вышло, если узнает.
– Вот! Это ты правильно, Федор Георгиевич, рассуждаешь! План по трупам у тебя не просто выполнен, а перевыполнен. Если бы эти убийства еще и раскрывались…
– Так Востриков же, вы говорите, признался.
– Да, признался. Но ведь это я с ним работу провел! Вот если бы Востриков действительно кого-то убил, тогда это была бы твоя заслуга, – покосился на Старостина Прямыхов. – Но ведь он же не убивал. Он просто взял на себя чужое убийство… А может, и убивал! Просто мученика из себя изображает! А то, что заточку у него с куриной кровью нашли, так, может, была и другая заточка, которую он выбросил. Могло такое быть?
– Могло.
– Значит, мы вместе с тобой раскрыли это дело. Так получается?
– Ну, так.
– Выходит, нам вместе расхлебывать эту кашу.
– Какую кашу?
– Ну, если вдруг выяснится, что не Востриков убивал… Короче, делай что хочешь, но Зотова не должна пострадать. Она к убийствам отношения не имеет, с Молодовым на реке не встречалась, в сговоре с братом не состояла…
– А она состояла в сговоре?
– Ну, не то чтобы в сговоре… – Прямыхов сморщил свой лоснящийся нос, а потом поскреб по нему пальцем. – Была у Зотовой мысль деньги от Молодова поиметь. Ну, если любишь бабу, то помогай ей материально. С братом поделилась, ну, чтобы он в случае чего наехал на Молодова…
– Так он и наехал.
– Нет, он должен был наехать, если бы Молодов ее бросил…
– Так он ее и бросил… – оживился Старостин. – Я же отговаривал Молодова, сказал, что с Антониной лучше не связываться. Может, он позвонил ей, сказал, что хочет с ней поговорить, назначил встречу. А она поняла, что ее бросают, и сказала брату…
– Ну, вот видишь, мотив есть. И в убийстве Востриков сознался. А в награду ему за это мы выводим Зотову из дела. Не было никаких встреч с Молодовым, и мужу она не изменяла… Или ты уже кому-то разболтал?
Федор выразительно посмотрел на своего начальника. Не трепач он по своей натуре, потому и совесть его чиста… Ольгину только сказал, но при этом велел держать рот на замке. Миша парень толковый и неболтливый, ему можно доверять.
– Значит, договорились?
– Договорились, – кивнул Старостин.
– Вот и хорошо. Дело раскрыто, убийца во всем сознался, а Зотова здесь ни при чем.
– Зотова ни при чем. А Голикова?
– Голикову мы сегодня отпускаем. За отсутствием, так сказать, состава преступления. Кстати, она с твоего участка, а ты на машине, к дому ее подбросишь.
– Как скажете.
Из кабинета начальника Старостин выходил с тяжелой головой. Вроде бы и не устраивали разнос, но ощущение такое, что свинью ему подложили. Что, если Востриков не убивал, а его к пожизненному заключению приговорят? И в этом его вина будет…
Голикову он ждал недолго. Она сама вышла из здания РОВД, без сопровождения, в спортивном костюме, с пухлой спортивной сумкой в руке. Старостин подошел к ней, протянул руку, чтобы взять сумку, но Голикова рассерженно отшагнула от него.
– Ну, как хотите, – Федор отвернулся и направился к машине.
– Мне сказали, что ты меня отвезешь, – бросила она ему в спину.
Федор кивнул и открыл багажник, чтобы она поставила туда сумку. И дверь переднюю ей открыл.
Голикова села на предложенное место и, скрестив на груди руки, демонстративно отвернула от Федора лицо. Но это ее право – пусть дуется.
Но дуться она смогла только первую половину пути, а потом, не выдержав, резко спросила:
– Так и будешь молчать?
– А что я должен сказать? – сухо отозвался Старостин.
– Ты даже не поздоровался.
– Поздоровался.
– Сквозь зубы?.. А ты извинения должен принести.
– Я?
– А кто меня «закрыл»?
– Закрыл? Слова-то какие!
– Ты от ответа не увиливай. Извиниться надо.
– Перед кем?
– Передо мной!
– Кому?
– Тебе!
– За что?
– А ты не понимаешь?
– А кто труп в лодку грузил? Кто его за Колючкой выгрузил? Кто машину в лес загонял? Кто правду пытался скрыть?
– Ну, я же знала, что во всем обвинят меня! – обескураженно парировала Надежда Максимовна.
– А я знал, что ты меня обманываешь. А когда меня обманывают, я начинаю злиться.
– А мы разве на «ты»?
– Ну да, ты же мне «тыкаешь»…
– Скользкий ты, – хмыкнула Голикова. – Тебя голыми руками не возьмешь.
– А ты что, взять меня хочешь?
– Взять?! Тебя?!. Ну, разве только для того, чтобы поближе к глазам поднести, посмотреть, что ты за фрукт такой…
– Обойдешься.
– Не хами!
– Взаимно.
На этом разговор и закончился. Надежда Максимовна до самого дома не проронила ни звука. И дверь сама открыла, когда машина остановилась возле ворот.
– Сумку подадите? – подчеркнуто на «вы» спросила она.
– Ну, если вы настаиваете…
Федор вышел из машины, вытащил из багажника сумку, протянул ей, но она спрятала за спину правую руку, а левой многозначительно показала на дом. Она хотела, чтобы он занес сумку, хотя сама прекрасно справилась бы с легкой ношей.
Старостин мог бы поставить сумку на землю и уехать, но это невежливо, а он уже и без того нагрубил Голиковой. К тому же он не хотел уезжать. Как ни крути, а эта женщина ему нравилась.
Голикова минуты две жала на клавишу звонка. Не было у нее ключей, поэтому приходилось рассчитывать на Катерину. Но та не подавала признаков жизни.
– Да что ж это такое? – стала выходить из себя Надежда Максимовна.
И тут же в домофоне послышался виноватый голос Катерины.
– Надежда Максимовна, извините! Я в мансарде убиралась…
– Да открывай ты!
– Бегу, бегу!
– Куда ты бежишь? – удивленно вскинула брови Голикова.
Ее удивление было понятно. Калитку можно было отпереть прямо из дому, но Катерина открыла ее со двора. Похоже, она тянула время. Уж не любовника ли она у себя пригрела?
– Катерина, это что еще такое? – все еще возмущенно спросила хозяйка.
– Извините, Надежда Максимовна, я тут заработалась… – ответила Катерина. И тут же широко улыбнулась: – А вас уже выпустили?
– Сбежала! Вот, капитан помог! – сострила Голикова.
– Это что, правда? – Катерина оторопело уставилась на Федора.
– Ты долго столбом стоять будешь? – Не дождавшись, когда Катерина сама сойдет с дороги, Надежда Максимовна шагнула к ней, и та вынуждена была посторониться.