— Вы сказали, что Льдов неврастеник. В чем это выражается?
— О-о-о… Это вообще отдельная история! Вы даже представить себе не можете, насколько он психически болен! Нет, он не буйный, боже сохрани, наоборот, временами он бывает словно пришибленный пыльным мешком по голове… Он много, очень много работает, часто бывает в заграничных командировках, у него очень ответственная работа. Какие-то встречи, контракты, документов полный портфель! И вот время от времени его просто накрывает, и он становится как ребенок. Может, это панические атаки, я в этом не разбираюсь, но в такие моменты мне всегда становилось страшно, я боялась, что как-нибудь приду утром, а он лежит здесь… мертвый… Он же в это время ничего не ест, а просто лежит под одеялом даже в жару, с закрытыми глазами и словно восстанавливает свои силы. И, повторяю, ничего не ест!
— Вы не разговаривали с ним о Карине?
— Да я бы и не посмела!
— Получается, что ни Карина вам ничего не рассказывала о своих отношениях с Льдовым, ни Льдов о Карине. И давно они встречались?
— Несколько месяцев, думаю.
— А как он выныривает из этого своего болезненного состояния?
— Сейчас — не знаю. А раньше у него была одна девушка. Прямо-таки волшебница. Насколько я поняла, он был ее клиентом. Но вы не подумайте, она не проститутка, она из какой-то другой фирмы, где профессионалы оказывают психологическую помощь и приводят человека в порядок… обниманием.
Кузнецов и без того устал уже ее слушать, а тут словно очнулся.
— Как вы сказали? Обниманием?
— Да. Она приезжала сюда, обнимала его за деньги, у него появлялся аппетит, и он прямо на глазах расцветал. Наполнялся силами! Кажется, такую услугу раньше оказывали только за границей, в Японии, что ли, но потом нашлись предприимчивые люди и здесь, у нас в Москве. Сами знаете, у богатых свои причуды. Я вот лично никогда не смогла бы ни за какие деньги мотаться по чужим людям и обнимать их. А вот Лора…
— Лора?
— Да, девушку звали Лора. Вот такая у нее работка! То есть пока я драю унитаз, мою полы и чищу кафель, готовлю еду, она просто лежит с Льдовым в обнимку и наполняет его энергией.
— И долго она у него была?
— Вы хотите, верно, спросить, как долго она его лечила? Появилась она здесь весной три года тому назад, да и пожила здесь какое-то время. Он умолял ее не уезжать. Они спали вместе в спальне. Но вы ничего такого не подумайте, между ними тогда точно ничего не было. Он был такой слабый, аж прозрачный, светился весь… Больной человек, что с него взять? Она прямо-таки взяла шефство над ним, опекала, как могла…
— И сколько это длилось?
— Не могу точно сказать, но однажды она пришла и сказала ему, что все, больше она к нему приходить не может, что он должен уже сам… Стыдно такое говорить, но вот в тот день я их точно подслушивала. Все хотела услышать что-то про любовь. Но так и не дождалась. Поняла, что для Лоры Льдов был просто клиентом и что теперь ему пора уже самому научиться восстанавливаться. Вы бы слышали, как он просил ее остаться! Умолял. Но потом, после того как она его в последний раз успокоила, приголубила, пообнимала, он поблагодарил ее, я бы сказала, по-царски и отпустил на все четыре стороны. И больше я ее здесь уже не видела.
— Фамилию ее знаете? Адрес? Телефон?
— Да вы что! Нет-нет.
— Вы сказали, что она из фирмы?
— Это я так сначала думала. И он тоже, видать, думал. Но потом выяснилось, что та девушка, которую он ждал и заказал, была новенькая, неопытная, что ли, короче, она отказалась и не пришла, а в дом позвонила совершенно другая, вышло все как-то случайно…
— И он ее впустил?
— Так он же не знал. А она вошла, увидела его, родимого, с затравленным взглядом, совсем потерявшегося, и просто по-человечески так взяла да и обняла… Эх! Если бы я знала, что обниманием можно лечить, да я бы сама его быстро восстановила!
Кузнецов слушал ее теперь с нескрываемым интересом. И уже не только потому, что она была свидетельницей и могла рассказать что-то полезное для следствия, сколько для того, чтобы понять, быть может, и ему бы хотелось, чтобы его тоже кто-то обнял, приласкал, утешил, успокоил. И какой же должна быть девушка, какими обладать качествами и энергией, чтобы они совпали, чтобы он не воспринял ее как просто постороннего человека?
— Да уж… Похоже, эта ваша Лора была настоящей волшебницей, — решил он. — Скажите, Аля, почему вы так уверены, что Карину убил Льдов?
— Я бы ни за что не поверила бы, если бы не факты… Ну никого там больше не было, понимаете? Вы же сами наверняка проверили все записи камер… Вечером она зашла и больше уже оттуда не вышла. Что это значит? Как это могло случиться? А труп? Труп ее? Разве не ясно, что он, зарезав ее, будучи явно не в себе, незаметно вынес тело из дома прямо в гараж, положил в машину да и вывез, выбросил по дороге, как мешок с мусором, и поехал себе спокойно на работу!
И тут у нее случилась истерика. Внезапно. Словно произнесенное ею срезонировало своей абсурдностью c ее сознанием, и не смогла это воспринять, принять. Она завыла, зарыдала.
Допрос невозможно было продолжать, а ведь он не спросил у нее главного: почему она не вызвала полицию? Почему, когда заподозрила Льдова в убийстве подруги, ничего не предприняла? Да и вообще, допроса не получилось, они с помощником просто выслушали историю отношений Карины и Льдова.
Вечером Кузнецов получил информацию от экспертов: обнаруженные в спальне Льдова женские предметы туалета, расческа, губная помада, принадлежали убитой. И кровь на постели, изъятой из стиральной машинки, оказалась той же группы, что и у Карины. Были еще некоторые моменты, заслуживающие внимания, но об этом он подумает позже…
И важное — все перемещения Льдова, Али и Карины, снятые камерой, совпадают с показаниями свидетельницы.
Появившемуся на пороге Валерию Реброву, которого Кузнецов воспринял сложно, еще не понимая, как отнестись к его предложению помощи в расследовании, он так и сказал: убийца — Льдов. И начал приводить все доказательства его виновности.
Реброву же, который согласился по дружбе помочь Борису Бронникову в розыске настоящего убийцы Карины Жуковой, тем самым доказав невиновность его подзащитного, выслушавшему коллегу, тоже стало не по себе: улики оказались серьезными, он признавал это.
— Не могу вот так, сразу, сделать вывод, хотя улик против Льдова много, — сказал он, нахмурившись, — но кое-что меня насторожило. Не знаю, как вас…
— И что же вас насторожило?
Кузнецов нервничал, и ему, как подумал Валерий, меньше всего хотелось бы, чтобы посторонние совали нос в его работу.
— Давайте сначала договоримся, что я здесь не для того, чтобы мешать вам, а наоборот — чтобы помочь. И я в отличие от вас, Иван Сергеевич, с самого начала дал себе как бы установку, что Льдов не убивал, а потому буду действовать исходя из этого. Вот в этом и будет наше различие в подходе к расследованию.
— Но против фактов-то не пойдешь! — вскричал, уже начиная выходить из себя, Кузнецов. — Я понимаю, вы с Бронниковым — одна команда, и ваша цель — во что бы то ни стало защищать клиента, и ваше присутствие здесь по меньшей мере незаконно…
— Повторюсь — я здесь, чтобы помочь вам. — Ребров едва сдерживался, чтобы не покинуть уже кабинет взвинченного до предела Кузнецова. Однако он отлично понимал его и вряд ли, оказавшись на его месте, обрадовался бы такой сомнительной помощи. — Понимаю, что раздражаю вас уже одним своим присутствием, но давайте уже работать. Полагаю, вы и сами не хотели бы, чтобы невиновный человек оказался за решеткой. Ну, подумайте сами, зачем бы Льдову убивать девушку в своем доме, да еще и зная, что труп может увидеть домработница? Насколько я знаю, она не была беременной?
Конечно, он блефовал — ничего не знал о беременности.
— Нет, она не была беременна.
— Да если бы даже и беременна, то, поверьте, такой человек, как Льдов, я имею в виду богатый, мог бы без труда содержать сотню беременных от него женщин и воспитать своих детей. Это для него не проблема. Карина, жертва, была, по вашему мнению, вернее, если верить показаниям гражданки Гороховой, домработницы, скромной девушкой, работающей бухгалтером в фирме, торгующей кондитерскими изделиями. Проживала на квартире своей подруги, этой самой Гороховой. И ничего удивительного в том, что она мечтала выйти замуж за миллионера, нет. Вступила в связь с Льдовым, ночевала у него время от времени. Но все это со слов Алевтины, так?
— Да, так. И в доме, как я уже вам сказал, много ее вещей.
— И это тоже нормально. Она привезла в дом самое необходимое, расческу там, зубную щетку…
— Про зубную щетку ничего не знаю.
— Да это не так уж и важно. Главное — ее вещи действительно в доме. И постель Льдова в ее крови. Это факт. Но вот здесь предлагаю задуматься: если Льдов ее убил, то, убирая спальню, зачем ему было засовывать в стиральную машину все это окровавленное? Он что, разве не понимал, что Горохова увидит кровь? Да даже если представить, что она не станет вытаскивать белье, а просто включит машинку, то я не уверен, что она, достав уже выстиранное белье, не заметит следы не отстиравшейся крови на простынях… Не так-то легко отстирать кровь. Он же не идиот, вы поймите! Льдов — умнейший человек, крупный бизнесмен!
— Да, я тоже думал об этом. Но, с другой стороны, когда человек, сотворив такое, находится не в себе, он совершает одну ошибку за другой! Вам ли это не знать, Валерий?!
— Но, поверьте, сложно себе представить Льдова, который, убив девушку, хладнокровно уложил бы ее труп в багажник, причем рискуя, что его за этим занятием застанет домработница, после чего выехал со двора и неподалеку от своего дома, как мусор, вывалил тело на обочину дороги, а потом — спокойно поехал на работу! Это Льдов, понимаете? Человек, может, и с хрупкой душевной организацией, но не идиот, повторяю! Не дурак! И уж если бы он по какой-то там фантастической причине решил убить человека