Через полтора часа появился Эрнандес с данными стоматологической карты Клаудии де ла Альды. Хватило одного взгляда, чтобы понять, кто лежит на столе.
Вскоре после того, как Галиано и его напарник отправились сообщить печальное известие семье де ла Альда, дверь снова открылась и вошел доктор Лукас из «Параисо». Я узнала его. Лицо эксперта в резком свете казалось серым. Поздоровавшись с Ферейрой, он попросил ее выйти.
В ее глазах над маской мелькнуло удивление. Или злость. Или негодование.
– Конечно, доктор.
Сняв перчатки, она бросила их в бак для биологических отходов и вышла. Лукас подождал, пока дверь не закрылась.
– Вам дадут два часа на скелет из «Параисо».
– Этого мало.
– Придется успеть. Четыре дня назад разбился автобус, погибли семнадцать человек. С тех пор умерли еще трое. У меня не хватает сотрудников, помещения переполнены.
Конечно, я сочувствовала жертвам катастрофы и их семьям, но куда больше сострадала молодой беременной женщине, которую сбросили в канализацию, словно накопившиеся за неделю помои.
– Прозекторская не требуется. Я могу работать где угодно.
– Нет, нельзя.
– По чьему распоряжению я ограничена двумя часами?
– Окружной прокуратуры. Сеньор Диас остается при своем мнении: посторонние ни к чему.
– В каком смысле посторонние? – со злостью спросила я.
– На что вы намекаете?
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
– Я ни на что не намекаю. Просто стараюсь помочь и не понимаю, почему окружной прокурор усиленно пытается мне помешать.
– Прошу прощения, доктор Бреннан, но это не мое требование. – Он протянул мне листок бумаги. – Кости доставят сюда в выбранное вами время. Позвоните по этому номеру.
– Бессмысленно! Мне предоставлен полный доступ к останкам из Каминальхую, но практически запрещено исследовать труп, найденный в «Параисо». Чего так боится Диас? Что я могу найти?
– Таков протокол, доктор Бреннан. И еще одно. Вы не имеете права что-либо забирать или фотографировать.
– Огромный пробел в коллекции сувениров, – бросила я.
Как и Диас, Лукас начинал выводить меня из себя.
– Buenos días.
Доктор вышел.
Несколько секунд спустя вернулась Ферейра. От нее пахло сигаретным дымом, к нижней губе прилип клочок бумаги.
– Аудиенция у Гектора Лукаса. Повезло вам.
Во время вскрытия мы ограничивались испанским, а сейчас она говорила по-английски. Ее акцент походил на техасский.
– Угу.
Облокотившись на стол, Ангелина откинулась назад и скрестила ноги. У нее были седые, коротко подстриженные волосы, брови как у Пита Сампраса[44], темно-карие глаза и коренастая фигура.
– Может, он и похож на охотничьего пса, но доктор превосходный.
Я не ответила.
– Вы что, на ножах?
Я рассказала ей про отстойник. Она слушала с серьезным видом, а когда я закончила, взглянула на то, что осталось от Клаудии де ла Альды.
– Галиано подозревает, что эти случаи как-то связаны?
– Да.
– Бог даст, это не так.
– Аминь.
Сковырнув ногтем бумажку с губы, Ферейра посмотрела на нее и щелчком отбросила в сторону.
– Думаете, скелет из «Параисо» может оказаться дочерью посла?
– Возможно.
– А вдруг Диас поэтому вам и препятствует? Боится дипломатических проблем?
– Какой смысл? Я получила доступ к телу именно благодаря Спектеру.
– На два часа. – Голос, полный сарказма.
Ферейра была права. Если Спектер обладал достаточной властью, чтобы обойти Диаса, то почему я не получила полного допуска?
– Если есть хоть какой-то шанс, что это его дочь, почему бы послу не удостовериться? – Ферейра задала тот же самый вопрос, что крутился у меня в голове.
– У Диаса не могло быть других причин, чтобы не подпускать меня к тем костям?
– Например? – спросила она.
Я ничего не могла придумать.
– Лукас заявляет, будто все из-за автокатастрофы.
– Тут вообще творится нечто странное. – Ферейра встала. – Если это хоть чем-то утешит – дело не в вас. И Лукас, и Диас терпеть не могут постороннего вмешательства.
Я попыталась возразить, но она подняла руку.
– Знаю, вы ни во что не вмешиваетесь. Но возможно, они считают иначе. – Женщина посмотрела на часы. – Когда планируете заняться костями?
– Сегодня днем.
– Я могу помочь?
– У меня есть идея, которая потребует помощи.
– Выкладывайте.
Я рассказала о своем плане. Она перевела взгляд на Клаудию де ла Альду, потом снова на меня:
– Что ж, могу.
Три часа спустя мы с Ферейрой закончили вскрытие де ла Альды, быстро пообедали, и она занялась одной из жертв автокатастрофы. Клаудию поместили в холодильное отделение, и ее место на столе занял скелет из «Параисо». Ассистент сидел на табурете в углу, превратившись из помощника в наблюдателя.
Кости выглядели такими же, какими я их помнила, их только очистили от грязи и мусора. Я осмотрела ребра и таз, отметив состояние швов на каждой кости и черепе, обследовала зубы.
Оценки пола и возраста остались прежними: женщина не старше двадцати лет.
Верным оказалось и мое предположение о монголоидном происхождении. Чтобы подтвердить визуальные наблюдения, я подвергла данные измерений черепа и лица компьютерному анализу.
Поиски следов предсмертных травм ничего не дали. Не заметила я и особенностей скелета, которые могли бы помочь в идентификации. Аномалии и пломбы на зубах отсутствовали.
Я почти закончила записывать длину костей для расчета роста, когда в соседней комнате зазвонил телефон. Ассистент ответил на звонок и, вернувшись, сообщил, что время вышло.
Отойдя от стола, я опустила маску и стянула перчатки. Не проблема. Я уже получила, что хотела.
На улице сквозь поднимающиеся над горизонтом облака, похожие на сахарную вату, пробивались солнечные лучи. В воздухе пахло дымом от горящего мусора. Легкий ветерок гнал по тротуару обертки и газеты.
Я глубоко вздохнула и уставилась на кладбище рядом. Надгробия, дешевые вазы и банки из-под варенья с пластиковыми цветами отбрасывали тени. На деревянном ящике сидела старуха с вуалью на голове и в черных одеждах на иссохшем теле. С ее костлявых пальцев свисали четки.
Мне, наверное, следовало радоваться. Я одержала победу над Диасом, пусть и неполную. Мои первоначальные предположения оказались верными. Но я не ощущала ничего, кроме грусти.
И страха.
Между тем днем, когда последний раз видели в живых Клаудию де ла Альду, и днем, когда пропала Патрисия Эдуардо, прошло три месяца. Чуть больше двух месяцев прошло между исчезновениями Патрисии Эдуардо и Люси Херарди. Шанталь Спектер пропала через десять дней после Люси Херарди.
Если виной всему был один и тот же маньяк, интервалы укорачивались.
Его кровожадность росла.
Достав мобильник, я набрала номер Галиано, но не успела нажать кнопку вызова – телефон ожил в руке. Звонил Матео Рейес.
Молли Каррауэй пришла в себя.
13
Едва рассвело. Мы с Матео мчались в Сололу по асфальтированному шоссе, напоминавшему русские горки. На подъемах в глаза били розовые лучи восходящего солнца, на спусках мы проваливались в туман. В воздухе чувствовалась прохлада, горизонт окутывала утренняя дымка. Матео, крепко сжимая руль, до упора вдавил педаль газа, и лицо его казалось каменным.
Я ехала на переднем сиденье, выставив локоть в окно, словно водитель грузовика в Таксоне. Ветер бил в лицо, развевая волосы. Я рассеянно отбросила их назад, полностью сосредоточившись на мыслях о Молли и Карлосе.
С Карлосом я встречалась всего пару раз, Молли знала уже десять лет. Примерно моего возраста, она поздно пришла в антропологию. Школьную учительницу биологии утомили дежурства по столовой и патрулирование туалетов, и в тридцать один год Молли решила сменить профессию, вернувшись на последипломный курс. Защитив докторскую по биоархеологии, она получила должность в отделении антропологии Университета Миннесоты.
Как и меня, Молли привлекали к работе медицинского эксперта полицейские и коронеры, не понимавшие разницы между физической и судебной антропологией. Как и я, она посвящала часть своего времени расследованию нарушений прав человека.
Но, в отличие от меня, Молли никогда не оставляла своей работы с древними мертвецами. Занималась иногда судебной экспертизой, но археология оставалась ее главным делом. Ей еще предстояло пройти сертификацию в Американской коллегии судебных антропологов.
Ты пройдешь ее, Молли. Пройдешь.
Мы с Матео ехали молча многие мили. Когда выехали из столицы, дорога стала свободнее, но по мере приближения к Сололе машин становилось все больше. Мы мчались мимо зеленых долин, желтых пастбищ с худыми коричневыми коровами, деревень, где по обочинам толпились торговцы, выкладывая утренний товар.
Матео заговорил лишь через полтора часа:
– Доктор сказал, что она волнуется.
– Открой глаза после двухнедельного провала в жизни – тоже будешь переживать.
Пролетели поворот. Пара машин пронеслась навстречу, обдав нас через открытые окна потоком воздуха.
– Возможно, дело в этом.
– Возможно? – Я посмотрела на него.
– Не знаю. Мне в голосе доктора послышалось что-то странное.
Он вдавил педаль газа, обгоняя медленно движущийся грузовик.
– Что?
Мужчина пожал плечами:
– Просто показалось, по его тону.
– Что он еще тебе сказал?
– Не так уж много.
– Ущерб здоровью останется?
– Он не знает. Или не хочет говорить.
– Кто-нибудь приехал к ней из Миннесоты?
– Отец. Она не замужем?
– Разведена. Дети – старшеклассники.
Оставшуюся часть пути Матео молчал. Ветер развевал его джинсовую рубашку, в темных очках мелькали отражения желтых полос.
Больница в Сололе представляла собой шестиэтажный лабиринт из красного кирпича и грязного стекла. Рейес припарковался на маленькой автостоянке, и мы направились к главному входу по обсаженной деревьями дорожке. Во дворе перед зданием нас приветствовал цементный Иисус с вытянутыми руками.