Я подумала было на этом и остановиться, но решила добавить чуточку реальности.
– Обе жертвы – девушки твоего возраста.
Взгляд «вампирских» глаз наконец встретился с моим.
– Клаудия де ла Альда, – сказала я.
Я ждала какой-то реакции, но ее не последовало.
– Она жила недалеко от тебя.
– Тоже мне совпадение!
– И работала в музее Иксчель.
Шанталь снова пожала плечами.
– Вторую жертву опознать не удалось. Ее нашли в канализационном отстойнике в Первой зоне.
– Дикий район.
Мы с Шанталь испытующе смотрели друг на друга.
– Попробуем еще одно имя, – сказала я.
– Динь-Динь?
– Патрисия Эдуардо.
Она даже не дрогнула.
– Работала в больнице «Сентро медико».
– А я, блин, тут при чем?
– Она пропала без вести в октябре.
– Пустилась, видать, в бега.
– И такое бывает.
Пинок. Стол подпрыгнул.
– Во время расследования всплыло твое имя.
– Не может быть, – фыркнула она.
Пинок.
– А собственно, почему?
– Слишком уж много совпадений.
– Это что, шутка?
Шанталь бросила взгляд на Ливицкого. Тот развел руками, и она снова посмотрела на меня.
– Хрень все это.
– Гватемальская полиция так не считает. Им нужна информация.
– Да мне плевать, что им нужно, хоть лекарство от триппера! Понятия не имею, о чем вы! – Взгляд ее пронизывал меня насквозь.
– Вы одного возраста, жили в нескольких кварталах друг от друга, тусовались в одном и том же районе. Стоит найти хоть какую-то связь, даже туалет, куда вы с Клаудией де ла Альдой вместе ходили пописать, – и они могут приволочь вас обратно, а потом пропустить через все жернова.
Конечно, это была неправда, и Ливицкий знал. Адвокат промолчал.
– Хрен вы меня заставите вернуться в Гватемалу! – уже не столь уверенно сказала Шанталь.
– Тебе семнадцать лет, то есть ты несовершеннолетняя.
– Мы этого не допустим, – вмешался Ливицкий, словно добрый полицейский.
– Возможно, у тебя не будет выбора, – продолжала я, играя роль злого копа.
Шанталь не собиралась попадаться на удочку. Вытащив руки из карманов, она закинула их за голову.
– Ладно. Это была я. Я их убила. И я продаю героин школьникам.
– Никто не обвиняет тебя в убийстве, – сказала я.
– Знаю. Своенравная девчонка столкнулась с реальностью. – Она наклонилась вперед, широко раскрыв глаза, и по-собачьи тряхнула головой. – С дрянными девчонками порой случается такая же дрянь.
– Вроде того, – бесстрастно ответила я. – Как ты понимаешь, ничто не может помешать отправить Люси назад в Гватемалу.
Шанталь встала так резко, что стул с грохотом рухнул на пол.
Миссис Спектер схватилась за грудь.
В дверь, хватаясь за пистолет, ворвался охранник.
– Все в порядке?
Ливицкий поднялся на ноги:
– Мы закончили. – Повернулся к Шанталь. – Ваша мать принесла вам одежду, которую вы должны надеть, прежде чем предстанете перед судьей.
Девушка закатила глаза. Шарики туши повисли на ресницах, словно дождевые капли на паутине.
– Мы освободим вас часа через два-три, – продолжал он. – С наркотиками разберемся позже.
Когда охранник вывел Шанталь из комнаты, Ливицкий повернулся к миссис Спектер:
– Полагаете, сумеете с ней справиться?
– Конечно.
– Она может сбежать.
– Это все из-за того чудовищного окружения. Дома, с отцом и со мной, с ней все будет хорошо.
Я заметила, что Ливицкий сомневается – так же как, определенно, сомневалась и я.
– Когда приедет посол?
– Как только сможет. – Пластиковая улыбка вернулась на место.
Мне в голову пришли слова песенки об улыбке, которую мы пели в скаутском отряде, когда мне было восемь лет:
У меня в кармане то, что должно быть на лице,
Я держу ее при себе в самом удобном месте…
– Что насчет мисс Херарди? – вернул меня к действительности вопрос Ливицкого.
– А что с ней? – без особого беспокойства спросила в ответ жена посла.
– Я буду представлять ее интересы?
– Вероятно, все проблемы Шанталь из-за нее. Они каким-то образом получили документы, путешествовали автостопом с незнакомыми людьми, пересекли континент на автобусах. Моя дочь никогда бы не поступила так сама.
– Я не была бы в этом так уверена, – сказала я.
Изумрудные глаза удивленно уставились на меня.
– Откуда вам знать?
– Как говорится, нутром чую. – Отступать я не собиралась.
Миссис Спектер не сразу нашлась что ответить.
– В любом случае, – заявила она, – лучше всего, если мы не станем вмешиваться в дела гватемальских граждан. У Люси богатый отец, он сумеет о ней позаботиться.
Оказалось, что этот самый богатый отец сейчас в Монреале: когда мы вышли в коридор, я увидела, как он идет следом за охранником. Его спутник был одет точно так же, как Ливицкий, – дорогой костюм, итальянские туфли, кожаный портфель.
Херарди повернулся, проходя мимо, и наши взгляды встретились.
Я сочувствовала маленькой девочке у ограды школьного двора, но с теми чувствами не могла сравниться жалость, которую я ощутила к Люси Херарди. Что бы ни привело ее в Канаду, вряд ли ее за это простят.
17
Сорок минут спустя я шла по дорожке между высокими, по плечо, живыми изгородями. Вела она к двустворчатым стеклянным дверям с логотипом компании и краткой информацией о ней – сверху по-французски, а ниже, шрифтом помельче, по-английски. Весьма по-квебекски.
Потребовалось полчаса на поездку и еще полчаса на то, чтобы найти нужный адрес. Корпорация РП располагалась в одной из двухэтажных бетонных коробок в промышленном парке в Сент-Юбере. Все здания были серыми, отличались только цветными полосами, опоясывавшими каждое, подобно подарочным лентам. У корпорации РП полоса была красной.
Пол в вестибюле выглядел самым блестящим из всех, по которым мне доводилось ступать. Я направилась к кабинету слева от главного входа. Когда вошла, меня по-французски приветствовала женщина азиатской внешности, ее блестящие черные волосы были подстрижены возле ушей и падали прямо на лоб. Ее широкие скулы напомнили о Шанталь Спектер, которая, в свою очередь, напомнила о девушке из отстойника. Я вновь ощутила знакомое чувство вины.
– Je m’appelle Tempe Brennan[61], – сказала я.
Услышав мой акцент, она перешла на английский.
– Чем могу помочь?
– У меня в три часа назначена встреча с Сюзанной Жан.
– Присядьте, пожалуйста. Одну минуту. – Она сняла трубку телефона и что-то сказала.
Меньше чем через минуту появилась Сюзанна и поманила меня пальцем. Она весила примерно столько же, сколько и я, но была на целую голову выше. Кожа – цвета баклажана; волосы, заплетенные в сетку на три дюйма вокруг лица, сзади свисали длинными черными косами, стянутыми оранжевой лентой. Как обычно, Сюзанна больше походила на модель, чем на инженера.
Я следом за ней вернулась в вестибюль, затем прошла через еще одни двустворчатые двери напротив главного входа. А после – через заставленное оборудованием помещение. Несколько работников в белых халатах настраивали приборы, смотрели на мониторы или наблюдали за работой сложной техники. Слышалось приглушенное гудение, жужжание и щелчки.
Кабинет Сюзанны выглядел так же скромно, как и весь завод: голые белые стены и панели из тикового дерева. Только над ее столом висела акварель: единственная орхидея в хрустальной вазе. Один отдельный лепесток. Одна идеальная капля воды.
Сюзанна любила, чтобы все было чисто. Как и я, она не терпела грязи и серьезно относилась к уборке.
Если моим любимым наркотиком был алкоголь, то для Сюзанны таковым являлась кока-кола. Ни одна из нас не принадлежала к Обществу анонимных алкоголиков, но познакомились мы через общую подругу, фанатичную его приверженку. Случилось это шесть лет назад. Мы поддерживали связь, время от времени встречаясь или с общей подругой, или сами за ужином либо за партией в теннис. Я мало что знала о ее окружении, а она еще меньше о моем, но каким-то образом мы сошлись.
Сюзанна опустилась на одну сторону дивана абрикосового цвета, скрестив ноги длиной как минимум в двенадцать ярдов. Я присела на другую.
– Что ты делаешь для «Бомбардье»? – спросила я.
– Разрабатываем прототипы пластиковых деталей.
– А для «Вольво»?
– Металлические подшипники.
Производство для меня – такая же глубокая тайна, как и болото Окефеноки[62]. На входе – сырье и материалы. На выходе – газонокосилки, ватные тампоны или «бьюики». Что происходит между – понятия не имею.
– Я знаю, что вы на основе спроектированных на компьютере данных создаете некие твердые объекты, но никогда толком не понимала, какие именно, – сказала я.
– Функциональные пластиковые и металлические детали, модели для отливок и прочные металлические пресс-формы.
– Ясно.
– Принесла сканы?
Я протянула ей конверт Ферейры. Инженер извлекла его содержимое и начала просматривать пленки, поднимая их перед собой, как до этого Ферейра. Пленки то и дело сгибались, издавая звук, похожий на отдаленный гром.
– Весьма интересно.
– Если без подробностей – что ты собираешься делать?
– Сделаем СТЛ-файл твоих трехмерных данных, потом…
– СТЛ?
– Стереолитография. Потом введем СТЛ-файл в нашу систему.
– В одну из тех машин?
– Именно. Машина распылит тонкий слой порошка по базовой платформе. Используя данные СТЛ-файла, углекислотный лазер начертит поперечное сечение объекта, в твоем случае черепа, на слое порошка, затем спечет…
– Спечет?
– Выборочно нагреет и расплавит его. Получится твердая масса – одно поперечное сечение черепа. Система будет распылять и спекать порошок слой за слоем, пока не получится целый череп.
– И все?
– В общем, да. Когда череп будет готов, извлечем его из камеры и сдуем оставшийся порошок. Можешь использовать его как есть, а можешь отшлифовать, отжечь, покрыть чем-нибудь или покрасить.