– Да. Поскольку мы не знаем, с чем придется иметь дело, откроем отстойник целиком. Если камер несколько, части скелета могут оказаться где угодно.
Хикай тоже достал блокнот и начал составлять список.
– Еще – ассенизационная машина, чтобы откачать пену и жидкость, и пожарная, чтобы растворить осадок на дне, – продолжала я. Глава команды экспертов добавил их в список. – Там полно аммиака и метана, поэтому мне нужен кислородный аппарат.
Хикай вопросительно посмотрел на меня.
– Стандартная маска с кислородным баллоном, который вешается на спину, вроде тех, что используют пожарные. Также понадобится парочка опрыскивателей.
– Вроде тех, из которых распыляют гербициды?
– Именно. Один с водой, другой с десятипроцентным раствором дезинфицирующего средства.
– Можно поинтересоваться зачем? – спросил Эрнандес.
– Чтобы обрызгать меня, когда вылезу из отстойника.
Хикай записал.
– И четырехдюймовая сетка. Остальное – стандартное оборудование.
Я встала.
– В семь утра?
– В семь утра.
Мне предстоял худший день в жизни.
4
Галиано приехал ко мне в отель с первыми лучами солнца.
– Buenos días[18].
– Buenos días, – пробормотала я, усаживаясь на пассажирское сиденье. – Неплохие у вас очки.
Глаза его закрывали летные очки темнее любой черной дыры.
– Gracias.
Показав на бумажный стаканчик в держателе, Галиано выехал в поток машин. Я благодарно потянулась к кофе.
Мы почти не разговаривали, проезжая по центру города, а затем медленно двигаясь через Первую зону. По пути я совершенствовала свой испанский, читая рекламные щиты, плакаты и даже граффити на стенах станций техобслуживания, пусть они и не были лучшим образцом гватемальского наречия.
И заодно старалась не думать о том, что ждет впереди.
Через двадцать минут коп затормозил возле двух полицейских машин, что перекрывали въезд в переулок. За контрольным постом стояли «скорая», пожарная машина, ассенизаторская цистерна и другие официального вида автомобили. Зеваки уже собирались.
Галиано показал свое удостоверение, и полицейский в форме пропустил нас. Поставив машину рядом с остальными, мы вышли и дальше двинулись пешком.
Отель «Параисо» расположился посреди квартала, напротив заброшенного склада. Перейдя на ту сторону, мы прошли мимо лавок со спиртным и нижним бельем, парикмахерской и китайской забегаловки. Окна всех заведений были зарешечены и заперты на висячие замки. Я бросила взгляд на выцветший от солнца товар на витринах. В окне парикмахерской виднелись фотографии моделей, прически которых вышли из моды еще во времена Эйзенхауэра. Окно закусочной «Лун Фу» украшали меню, реклама пепси и вышитый на блестящей ткани фазан.
Отель «Параисо» представлял собой обветшалое двухэтажное здание из оштукатуренного кирпича, когда-то белое, но со временем приобретшее цвет сигарного дыма. Разбитая черепица на крыше, грязные окна, покосившиеся ставни, раздвижная металлическая решетка на входной двери. Вот уж действительно «рай».
Еще один пост. Снова пришлось показать удостоверение.
Внутри гостиница вполне соответствовала внешнему виду. Затертый ковер с пожелтевшей пластиковой дорожкой, покрытая линолеумом стойка, деревянный ящик с отделениями для ключей и писем, потрескавшаяся штукатурка на стенах. Пахло плесенью, пылью, многолетним сигарным дымом и потом.
Пройдя следом за Галиано по узкому коридору через пустой вестибюль, я вышла из задней двери во двор, который солнечного света видел мало, а ухода – еще меньше. Керамические горшки с увядшими растениями. Ржавые кухонные стулья с треснувшими виниловыми сиденьями. Пластиковая садовая мебель, позеленевшая от плесени. Опрокинутая тачка. Голая земля. Единственное дерево.
К задней стене отеля прислонился диван без одной ножки, вокруг которого валялись обломки штукатурки, выпавшие кирпичи, сухие листья, целлофановые обертки и алюминиевые кольца от пивных банок. Единственным ярким пятном среди унылой обстановки выделялся ярко-желтый экскаватор. Рядом с ковшом виднелась свежевыкопанная земля и бетонная крышка, которую сняли, а затем поспешно возвратили на место сеньор Серано и его сын.
Я оглядела присутствующих. Хуан-Карлос Хикай разговаривал с человеком в таком же, как у него самого, синем комбинезоне. За рулем экскаватора сидел водитель. Полицейский в форме охранял заднюю дверь на участок. В дальнем его конце маячил Антонио Диас в скрывающих глаза розовых очках.
Улыбнувшись, я подняла руку. Окружной прокурор не ответил и не отвел взгляд.
Прекрасный день.
Паскуаль Эрнандес стоял возле жилистого мужчины с крысиной физиономией, в сандалиях, джинсах и балахоне с эмблемой «Ковбоев Далласа», и крепкой женщиной с пластиковыми браслетами на запястьях и в вышитом черном платье, обтягивавшем солидных размеров грудь.
Мы с Галиано подошли к его напарнику, и Эрнандес представил хозяев отеля. Вблизи я заметила, что у сеньоры Серано один глаз карий, а другой голубой, что придавало ее лицу странное выражение. Когда дама взглянула на меня, я не сразу решила, в какой ее глаз смотреть.
Также я заметила, что нижняя губа сеньоры Серано распухла и потрескалась, и подумала – не стукнул ли ее «крысеныш»?
– От этих деятелей толку как от скаутов на вечеринке. – Эрнандес пронзил «крысеныша» взглядом. – Как ни бейся.
– Тайн у меня нет. – Серано развел руки ладонями вверх, растопырив пальцы.
Мужчина был настолько взволнован, что я с трудом понимала его испанский.
– Я ничего не знаю.
– Вот только у вас в отстойнике каким-то образом оказался труп.
– Понятия не имею, как он туда попал. – Взгляд Серано бегал от лица к лицу.
Галиано повернулся к Серано, уставившись на него сквозь очки.
– Что еще вам известно, сеньор?
– Nada. Ничего. – Крысиные глазки метались, словно ищущий безопасную жердочку воробей.
Галиано устало вздохнул:
– У меня нет времени на игры, Серано. Но учтите… – Он ткнул пальцем в большую синюю букву «К» в слове «Ковбои». – Когда закончим, нам с вами предстоит очень задушевная беседа.
Владелец отеля молча покачал головой.
Линзы в стиле Дарта Вейдера повернулись к экскаватору.
– Все готово? – крикнул Галиано.
Хикай что-то сказал водителю и показал большой палец. Махнул в мою сторону, затем на груду снаряжения возле полицейского в форме, и провел снизу вверх по груди, давая понять, что мне пора надеть комбинезон. Я в ответ показала большой палец.
Галиано снова повернулся к супругам Серано.
– Сегодня ваша задача – ничего не делать, – бесстрастно проговорил он.
– Будете сидеть там… – Полицейский ткнул пальцем в сторону покосившегося дивана. – И никаких комментариев.
Галиано покрутил рукой в воздухе над головой:
– Vámonos[19].
Я поспешила к ящику со снаряжением. Позади, оживая, заворчал экскаватор.
Пока я натягивала комбинезон и резиновые сапоги до колен, водитель переключил передачу и занял нужную позицию. Лязгнул металл, ковш с грохотом опустился, царапая землю, подцепил обнаженную крышку, развернулся влево и уложил ее в стороне. В утреннем воздухе поплыл запах влажной земли.
Достав из рюкзака диктофон, я подошла к краю отстойника.
Хватило одного взгляда туда, чтобы внутри все перевернулось.
Камеры до краев были полны чудовищной темной жидкостью, покрытой слоем органической пены. По поверхности желеобразной массы разбегались миллионы тараканов.
Подошли Галиано и Эрнандес.
– Cerote[20]. – Эрнандес прикрыл рот рукой.
Галиано промолчал.
Судорожно сглотнув, я начала диктовать. Дата. Время. Место. Присутствующие.
Опять с лязгом опустился ковш. Зубья вонзились в землю, и вторая бетонная крышка сдвинулась с места. Третья. Пятая. Вонь разложения заглушала запах сырой земли.
По мере того как появлялись те или иные находки, я диктовала их описание и местоположение. Хикай делал фотографии.
К середине утра восемь бетонных крышек грудой лежали в стороне и отстойник полностью обнажился. Я заметила кость руки возле западного входного отверстия, кусок ткани в юго-восточном углу, голубой пластиковый предмет и несколько костей кисти, застрявших в пене.
– Подгонять цистерну? – спросил Галиано, когда я сделала последнюю запись.
– Пусть подъезжает. Но сперва мне нужно извлечь то, что уже видно, и обыскать верхний слой.
Повернувшись к Хикаю, я жестом показала, что мне нужен мешок для трупов. Затем, подойдя к ящику со снаряжением, достала кислородную маску и тяжелые резиновые перчатки. С помощью клейкой ленты примотала верхушки сапог к штанинам комбинезона.
– Как вы собираетесь это делать? – спросил Галиано, когда я вернулась к отстойнику.
Я натянула перчатки до локтей и подала ему клейкую ленту.
– Dios mío[21], – пробормотал Эрнандес.
– Помощь нужна? – без особого энтузиазма спросил Галиано, приматывая перчатки к моим рукавам.
Я посмотрела на его костюм и накрахмаленную белую рубашку:
– В такой одежде?
– Крикните, если понадоблюсь.
Подойдя к ящику со снаряжением, Эрнандес снял пиджак и бросил на открытую крышку. День был нежаркий, но рубашка на его груди промокла от пота, и сквозь тонкую ткань виднелись очертания майки.
Мы с Галиано перешли к западному краю отстойника.
Сеньор Серано наблюдал за нами с дивана. Не сводил с нас взгляда крысиных глазок. Его жена посасывала прядь волос.
Подошел помощник Хикая с мешком для трупов в руке. Я спросила, как его зовут. Марио Колон. Попросив Марио положить мешок на землю позади меня, я открыла его и выстелила чистой белой простыней, затем велела мужчине надеть перчатки и маску.
Отдав Галиано диктофон, закрепила маску на лице, присела и наклонилась к отстойнику. Желудок сжался в морской узел, во рту почувствовался вкус желчи.