Комната забурлила, а Эрика подошла к Мосс и Питерсону.
– Прости, босс, – снова извинилась Мосс.
– Добро пожаловать, Джеймс.
Питерсон, казалось, был застигнут врасплох.
– Спасибо, – сказал он, поднимаясь со стула.
Еще несколько человек подошли и похлопали его по спине, поздравив с возвращением, и распределились по комнате.
– Хорошо выглядишь. В смысле, набираешь вес, – поправилась она. – Становишься похож на самого себя.
– Нужно еще немного набрать, – ответил он, расстегивая пиджак и подтягивая штаны на плоском животе. – Но чувствую себя, как раньше.
– Давай не усугублять эту тему, на тебя смотреть стыдно! – усмехнулся Крейн, хлопая себя по пивному пузу.
– Говори за себя! – включилась Мосс, шутливо хватая себя за бока. – Лично у меня просто кость широкая!
– Ладно, народ, не будем расслабляться. Я думаю, раз ты только включаешься в процесс, тебе лучше поработать за компьютером в участке?
Питерсон кивнул.
– Мне нужен новый логин для системы. Говорят, мой деактивирован из-за длительного отсутствия.
– Да. Пусть Крейн позвонит насчет этого.
Эрика улыбнулась ему, он – ей, и глаза их встретились. Питерсон отвел взгляд первым.
– Мосс, ты со мной. Джеймс, начинай собирать всю информацию про Мариссу Льюис, нужно понять, из чего состояла ее жизнь.
Он кивнул и отошел, оставив Эрику с Мосс, которая не сводила с нее глаз.
– Что?
– Ничего. Вроде бы, между вами все нормально. Круто. Куда едем?
– Хочу поговорить с лучшей подругой Мариссы.
Глава 21
Эрика договорилась встретиться с Шэрон-Луиз в баре «Брокли Джек». Он располагался на той же улице, что и салон, в котором она работала и который так и не открылся после праздников, хотя было уже 27 декабря. Пока они ехали по району Крофтон-парк, снова пошел снег. Упав на дорогу, он сразу таял и превращался в слякоть. Проехав станцию, продуктовый и другие магазины, они наконец увидели указатель на парикмахерскую «Золотые локоны».
– Почему в названии салона обязательно должна быть какая-то игра слов или аллюзия? – спросила Мосс, вглядываясь в броский бело-золотой интерьер салона, когда они проезжали мимо. – В молодости я стриглась в «Герр Кутц», хотя владелец никакого отношения к Германии не имел. А когда училась в Хендоне, ходила в салон под названием «Волосы дыбом».
– К чему ты ведешь?
– У вас в Словакии нет такого? Игры слов в названиях парикмахерских?
– Нет.
– Сюда ходит рабочий класс – и ничего плохого в этом нет – женщины, которым нравится ухаживать за собой. Уверена, что клиентки здесь постоянные, приходят и перемывают косточки местным. Здесь не как в проходных салонах в центре Лондона.
– Думаешь, эта Шэрон-Луиз сплетница?
– Парикмахершам все рассказывают. Ты сама не замечала, что, когда приходишь стричься, всегда в итоге вываливаешь больше, чем нужно? Я, например, даже чувствую себя обязанной говорить.
– Когда я прихожу стричься, что бывает нечасто, я прошу со мной не разговаривать, – сказала Эрика.
– Не сомневаюсь, – усмехнулась Мосс.
Эрика слишком поздно заметила старушку, ступившую на проезжую часть. Она резко дала по тормозам, и их с Мосс бросило вперед. Машина с визгом остановилась в считанных сантиметрах от пожилой дамы, которая как ни в чем не бывало продолжала тащить за собой через дорогу изношенную хозяйственную сумку. У нее были длинные седые волосы, и на мгновение Эрика решила, что это Элспет Питкин. Но старушка обернулась, и стало понятно, что она намного старше. Да и, судя по сжатым челюстям, зубов у нее не было.
– Ох, вроде обошлось, – выдохнула Мосс.
Старушка ступила на тротуар. Эрика представила себе опухшее лицо Джозефа, лежащего в камере с петлей на шее. Сзади начали сигналить.
– Ты в порядке?
Эрика кивнула. Они свернули на парковку бара, которая в начале одиннадцатого утра была практически пуста.
Внутри было тепло и достаточно тихо. За барной стойкой пожилой мужчина смотрел телевизор и пил пиво. В угловой кабинке сидела крупная девушка в маленьких круглых очках и в платье с цветочным принтом. У нее были длинные блестящие золотистые волосы с розовыми прядями и круглое лицо. Она помахала, и женщины направились к ней.
– Здравствуйте, – приветствовала она их, встав и пожав руки. – Меня зовут Шэрон-Луиз, но вы можете звать меня просто Шэрон. – На столе перед ней стоял стакан апельсинового сока.
– Хотите что-нибудь заказать? – спросила Мосс.
– Да… прикончила бы пакет чипсов… Ой, то есть… «Прикончила» – плохое слово.
– Все нормально, – успокоила ее Мосс. – С каким вкусом?
– Томатный соус или креветочный коктейль.
Эрика попросила сок, и Мосс направилась к барной стойке.
– Всю ночь не спала, после того как узнала про Мариссу, – Шэрон вытащила салфетку, подняла с носа очки и осторожно промокнула глаза.
Эрика села напротив нее. Через несколько минут вернулась Мосс с двумя стаканами сока и чипсами и села рядом с Шэрон.
– Кто вам рассказал про Мариссу? – спросила Эрика.
– Маме позвонила соседка, которая живет на Конистон-роуд. Ужасно вспоминать, что я с ней попрощалась заранее. Но я думала, что когда-нибудь мы еще увидимся. – Она заплакала, достала скомканную салфетку и снова приподняла очки, чтобы приложить ее к глазам. – Извините. Просто в голове не укладывается… а весь мир живет как ни в чем не бывало. Везде рождественские украшения, музыка играет. Такое ощущение, что всем все равно. Но такова жизнь.
– Почему вы прощались с Мариссой?
Шэрон протянула руку и открыла упаковку чипсов, вывалив их на середину стола, чтобы все могли есть.
– Она должна была уехать в Америку.
Эрика и Мосс удивленно переглянулись.
– Когда?
– Завтра. Такой был план.
Глаза у нее снова наполнились слезами, и она снова взяла салфетку.
– А куда именно? – спросила Мосс.
– В Нью-Йорк.
– Почему?
– Ее здесь все достало – погода, то, как все здесь устроено. «Здесь я всегда буду никем», – говорила мне она. Она считала, что у нее нет шансов. Без хорошего образования и без денег. Она мечтала стать второй Дитой фон Тиз, а в Нью-Йорке бурлеск очень популярен. Там больше возможностей. И если много работать, то можно прорваться. Она хотела начать все заново.
– У нее было разрешение на работу? – спросила Эрика.
– Нет, только туристическая виза на полгода. Но за выступления чаще всего платят налом, так что работать она точно планировала. Плюс у нее был Иван.
– Иван Стовальски?
Шэрон кивнула.
– А у него какие были планы?
– Он собирался уехать с ней. Он работает в фармацевтической сфере и нашел там работу.
– Это тот Иван Стовальски, который женат и живет на Конистон-роуд? – удостоверилась Мосс.
– Их брак развалился давным-давно. Эзра живет своей собственной жизнью.
– А она знала о его планах?
– По словам Мариссы, он многое от нее скрывал. Он такой… слабак. Бесхребетный. Не понимаю, как ему удается работать на руководящей должности, иметь в подчинении столько людей… В личной жизни он совершенно безнадежен. Они уехали накануне Рождества, поздно вечером, проведать родителей Эзры, которые переехали на север Англии. Марисса сказала, что там он собирался все рассказать Эзре и вернуться один. Сегодня.
Эрика поморщилась.
– Я знаю. Все запутанно.
– И сколько времени Марисса поддерживала отношения с Иваном?
– Год. Он много чего ей оплачивал: костюмы, реквизит. Это все очень дорого стоит. Он, конечно, потерял от нее голову и впал в зависимость.
– В чем это выражалось? – спросила Эрика.
– Всегда ревновал, когда она танцевала. Спрашивал ее, говорил ли с ней кто после выступления, часто сам приходил, садился в первый ряд и следил, чтобы все было в порядке. Марисса собиралась бросить его, но он рассказал ей про Нью-Йорк, и она решила, что это ее шанс. Он все оплатил.
– А мать ее как отнеслась к этой затее? – спросила Эрика.
– Мэнди? Я даже не знаю, поставила ли Марисса ее в известность. Они не особо ладят. Ладили. У Мэнди много проблем. Она никогда нормально не работала. Когда Марисса была маленькая, она вечно шлялась с какими-то мужиками, пила и употребляла наркотики. У Мариссы было ужасное детство. Ее дважды забирала опека – в десять и двенадцать лет.
– Почему Марисса осталась жить с матерью, когда повзрослела?
Шэрон пожала плечами.
– Все не так просто. Они привязаны друг к другу. Кроме того, они получали социальные выплаты – все, на которые только могли претендовать. Мэнди получает пособие по инвалидности, Марисса получала пособие как ее опекун и компенсацию за муниципальный налог… Черт! – опомнилась Шэрон. – Я подставила Мэнди.
Эрика отмахнулась.
– Мы не мошенничество с социальными пособиями расследуем. Хотя как им это удавалось? Ведь они мать и дочь, под одной крышей жили.
– У Мариссы фамилия отца. А мать зовут Мэнди Трент.
– Кстати, где отец Мариссы?
– Она его лишилась еще в детстве. Он был строителем, что-то здесь рядом они строили…
Глаза Шэрон снова увлажнились, и она достала салфетку.
– Как же мне будет ее не хватать.
Она доела чипсы и начала собирать крошки. Мосс пошла за добавкой, и Эрика решила дождаться ее возвращения, чтобы дать Шэрон возможность немного успокоиться.
– А что вы знаете про Джозефа Питкина? – спросила Эрика.
Шэрон небрежно махнула рукой.
– Никчемный тип, которому в жизни все приносят на блюдечке с голубой каемочкой.
– Почему так?
– Родители у него при деньгах. Он учился в лучших школах, и его оттуда отчисляли. Он мог стать всем, кем только пожелает, но превратился в полный ноль. Он с ума по ней сходил, приходил на шоу, – Шэрон с омерзением покачала головой. – Мелкий дрищ, да еще и маменькин сынок. Его мать иногда заходит в салон постричься. Волосы вечно грязные, от нее самой воняет. Мы не в восторге от таких клиентов, но она оставляет щедрые чаевые.