— Пардальян! — с удивлением прошептал Понте-Маджоре.
— Господин де Пардальян, — продолжал Генрих IV, — я весьма рад видеть вас. И поспешность, с какой вы ответили на мое приглашение, сулит мне надежду, что на сей раз вы станете на нашу сторону.
— Сир, вы отлично знаете, что я всецело предан Вашему Величеству.
Хитрые глаза Генриха IV остановились на секунду на улыбающейся физиономии шевалье; король сказал:
— В седло, господа, мы возвращаемся в деревню Монмартр. Господин де Пардальян, извольте занять место подле меня.
Когда кавалькада уже трогалась, Пардальян обратился к Понте-Маджоре:
— Сударь, если вам будет угодно назвать мне ваше имя, я буду иметь честь по прибытии в Монмартр представить вас, как я и обещал, Его Величеству…
— В таком случае соблаговолите представить Эркуле Сфондрато, герцога де Понте-Маджоре и Марчиано, посланника Его Святейшества Сикста V к Его Величеству королю Генриху и к шевалье де Пардальяну!
Легкая дрожь пробежала по телу Пардальяна, но его беззаботный и насмешливый нрав тотчас же взял верх:
— Черт возьми, я и не ожидал подобной чести!
Когда король уезжал во главе своих дворян, с крепостной стены ему вслед неслись благодарственные крики.
— До свидания, друзья мои, до свидания! — воскликнул Генрих IV.
И повернувшись к Пардальяну, который скакал рядом с ним, вздохнул:
— Какая жалость — такие симпатичные люди упорно не желают открыть мне ворота!
— О, сир, — сказал шевалье, пожимая плечами, — эти ворота растворятся сами собой, как только вы того захотите.
— Как это?
— Я уже имел честь говорить Вашему Величеству: Париж стоит мессы!
— Посмотрим… попозже, — произнес Генрих IV с тонкой улыбкой.
— Все равно это придется сделать, — прошептал шевалье.
На этот раз Генрих ничего не ответил.
Вскоре эскорт остановился перед аббатством; король въехал туда в сопровождении Пардальяна, Понте-Маджоре и нескольких дворян.
Когда государь, ехавший впереди, спешился, Пардальян, который, по-видимому, уже успел предупредить его о прибытии папского посланника, представил герцога:
— Сир, имею честь представить Вашему Величеству господина Эркуле Сфондрато, герцога Понте-Маджоре и Марчиано, посланника Его Святейшества Сикста V к королю Генриху IV и к шевалье де Пардальяну.
— Соблаговолите следовать за нами, сударь. Господин де Пардальян, когда вы получите сообщение, которое господин герцог должен вам передать, не забудьте, что мы ждем вас.
Шевалье поклонился, и король повернулся к людям, занятым разгрузкой мешков. Один из мешков, ударившись обо что-то, издал серебристый звон, и этот звук заставил Беарнца, которому вечно не хватало денег, прислушаться. Заметив того, кто наблюдал за переносом драгоценного груза, король радостно воскликнул:
— Эй, Санси, неужели вы наконец нашли покупателя для вашего замечательного бриллианта и привезли нам толику денег, чтобы заполнить наши пустые сундуки?
— Я и вправду нашел, сир, но не покупателя, а заимодавца — под залог этого бриллианта он согласился одолжить мне несколько тысяч пистолей, которые я и принес моему королю.
— Благодарю, мой славный Санси. — В голосе Генриха IV прозвучало плохо скрытое волнение. — Не знаю, когда я смогу вернуть вам их, да и смогу ли вообще, но, клянусь чревом Господним, деньги не главное для дворян вроде вас и меня!
И бросил потрясенному герцогу Понте-Маджоре:
— Пойдемте, сударь.
Войдя в зал, служивший ему рабочим кабинетом, где трудились двое его секретарей — Рюзе де Болье и Форже де Френ, — король сказал:
— Говорите, сударь.
— Сир, — сказал герцог Понте-Маджоре с поклоном, — Его Святейшество поручил мне передать Вашему Величеству копию документа, который святой отец полагает чрезвычайно занимательным.
Генрих IV с величайшим вниманием прочел копию уже известного нам воззвания Генриха III. Дочитав, он невозмутимо произнес:
— А оригинал?
— Мне поручено сообщить Вашему Величеству, что оригинал находится в руках принцессы Фаусты; я думаю, в этот час она в сопровождении кардинала Монтальте находится на пути в Испанию, куда направляется, чтобы передать сей документ Его Католическому Величеству.
— Что еще, сударь?
— Это все, сир. Папа римский счел своим долгом засвидетельствовать свои дружеские чувства Вашему Величеству и предупредить вас. Что до всего остального, святой отец слишком хорошо знает недюжинный ум Вашего Величества и потому убежден, что вы сумеете принять меры, какие сочтете нужными.
Генрих IV кивнул в знак согласия. После недолгого молчания он пристально взглянул на Понте-Маджоре:
— Кардинал Монтальте, кажется, — родственник Его Святейшества?
Герцог поклонился.
— И что же произошло?
— Кардинал Монтальте поднял, открытый мятеж против святого отца! — резко сказал Понте-Маджоре.
— Понятно!..
И обратившись к одному из секретарей, король приказал:
— Рюзе, проводите господина герцога к шевалье де Пардальяну и устройте так, чтобы они смогли свободно поговорить. Затем, когда они закончат, приведите господина де Пардальяна ко мне.
И заключил с любезной улыбкой:
— Ступайте, господин посол, и не забудьте, что мне будет приятно повидать вас перед вашим отъездом.
Несколько минут спустя Эркуле Сфондрато, герцог Понте-Маджоре, остался наедине с шевалье де Пардальяном, весьма и весьма заинтригованным, но умело скрывающим свое любопытство под привычной маской иронии и беззаботности.
— Сударь, — сказал шевалье непринужденным тоном, — будет ли вам угодно сообщить мне, чему я обязан величайшей честью, коей меня удостаивает святой отец, посылая ко мне, бедному дворянину без гроша в кармане, столь важную персону, как герцог Понте-Маджоре и Марчиано?
— Его Святейшество поручил мне объявить вам, что принцесса Фауста жива… жива и свободна.
Шевалье чуть заметно вздрогнул, но тотчас взял себя в руки:
— Смотрите-ка! Госпожа Фауста жива!.. Ну что же, рад за нее… Однако почему эта новость может заинтересовать меня?
— Простите, сударь? — вырвалось у пораженного герцога Понте-Маджоре.
— Я говорю: какое мне дело до того, что госпожа Фауста жива? — повторил шевалье с таким простодушно удивленным видом, что Понте-Маджоре еле слышно пробормотал:
— О! Но… неужели он ее не любит?.. Тогда это все меняет!
Пардальян продолжал:
— А где принцесса Фауста находится сейчас?
— Принцесса находится по дороге в Испанию.
— Испания, — вслух размышлял Пардальян, — страна инквизиции!.. Мрачный гений Фаусты неизбежно должен был обратиться к этому орудию деспотизма… да, это было неизбежно!
— Принцесса везет Его Католическому Величеству документ, который обеспечивает Филиппу Испанскому французский трон.
— Французский трон?.. Проклятье! И что же это за документ, скажите на милость, чтобы отдать вот так, ни за что ни про что, целую страну?
— Заявление покойного короля Генриха III, признающего Филиппа II своим единственным наследником.
Мгновение Пардальян оставался погруженным в глубокую задумчивость, а затем поднял голову — на лице его играла насмешливая улыбка:
— И это все, что вы имеете мне сообщить от имени Его Святейшества?
— Это все, сударь.
— В таком случае соблаговолите извинить, но Его Величество король Генрих, как вы знаете, ждет меня… Прошу вас передать Его Святейшеству мою признательность за драгоценные сведения, которые он мне сообщил, а сами примите благодарность вашего покорного слуги.
Генрих IV встретил сообщение герцога Понте-Маджоре с чисто королевской невозмутимостью, но на самом деле удар оказался ужасным, и Беарнец в тот же миг увидел зловещие последствия, которые он мог иметь для Франции.
Он тотчас же созвал на тайный совет тех из своих верных людей, кто оказался поблизости, и когда Пардальяна провели к королю, он обнаружил возле Генриха Рони, дю Бартаса, Санси и Агриппу д'Обинье, срочно откликнувшихся на призыв государя.
Как только шевалье сел, король, только его и ждавший, кратко пересказал свою беседу с Понте-Маджоре и зачитал копию документа, которую Сикст V велел ему передать.
Пардальян, уже знавший в чем дело, и бровью не повел. Но четыре советника пережили мгновение невыразимого потрясения, а за ним последовал настоящий взрыв:
— Надо его уничтожить!!!
И только Пардальян ничего не сказал. Король не спускал с него глаз:
— А ваше мнение, господин де Пардальян?
— Я скажу то же, что и все остальные: надо завладеть этим пергаментом или же на ваших надеждах можно поставить крест, — холодно ответил Пардальян.
Король одобрительно кивнул и, пристально глядя на шевалье, словно желая подсказать ему желаемый ответ, прошептал:
— Кто же тот человек — настолько сильный и мужественный, насколько и хитроумный, — который сможет справиться с этим делом?
Рони, Санси, дю Бартас, д'Обинье — все как один, словно заранее сговорившись, повернулись к Пардальяну. И эта безмолвная дань уважения таких выдающихся людей, не раз блистательно доказавших свою доблесть в войне или в интриге, эта дань уважения была столь непосредственной и искренней, что шевалье почувствовал легкое волнение. Но он сдержался и ответил с присущей ему замечательной безыскусностью:
— Значит, им буду я.
— Так вы согласны? Ах, шевалье, — воскликнул Беарнец, — если когда-нибудь я стану королем… настоящим королем Франции… именно вам я буду обязан своей короной!
— Вы ничем не будете мне обязаны, сир…
И Пардальян добавил со странной улыбкой:
— Видите ли, госпожа Фауста — моя старинная знакомая, и я бы не отказался перекинуться с ней парой слов… Я постараюсь сделать так, чтобы этот документ никогда не попал в руки Его Католического Величества… Что до способов, какими я стану этого добиваться…
— Сударь, — живо прервал его король, — это касается только вас… Вы получите все необходимые полномочия.
Пардальян удовлетворенно улыбнулся.
После минутного размышления король сказал: