– Так говори наконец! – Начал заводиться Андрей. – Топчешься на месте. Или говори или допьём – и на выход.
– Сказать, откуда у меня появилась вся информация о той наркоте? – Николай откинулся на спинку стула. – От Филарета!
– Да ну! – удивился Сухов. – Он же в авторитете. Зачем ему всё это было надо?
– В авторитете-то, в авторитете, только завербовал я его, когда пришёл сюда.
– Иди ты!.. – Сухов потянулся к бутылке. – А ты профессионал! Давай с этого момента подробнее. Начальник учреждения обязан знать, чем его подсиненные занимаются в служебное время.
– Тебе можно, – сказал Николай и взял рюмку. Они выпили еще. Саврасов затушил недокуренную наполовину сигарету и встал.
– Взял я его чисто на испуг, а он повелся и проглотил наживку. Полгода назад зашиб он парня-чеченца. Осудили того чеченца за пособничество террористам. Но вся эта херня была фейсами сфабрикована. Я дело смотрел. Так вот, он по жизни был спокойный, себя уважал, ни к кому не прибился – сам по себе жил. Ему на следующий день на волю выходить. Решил отвальную устроить. Только уселся с друзьями, еду разложил, как прискакала шестёрка от Филарета: «Зовёт к себе пахан, поговорить хочет». Ну, чеченец тот шестёрку послал подальше, велел передать Филарету, что тот не пахан, а баран, и пусть сам приходит, если что надо от свободного человека. Расслабился в предвкушении близкой воли, осторожность начисто потерял. Филарет не заставил себя долго ждать и появился лично. Вызвал того из барака. Прошло несколько минут, и парнишка вернулся, лёг на койку, вроде заснул, а к утру обнаружили остывший труп. Вскрытие показало, что у него селезенка повреждена, а смерть наступила от черепно-мозговой травмы. А внешне ничего не заметно было. Умер он тихо. Свидетелей, сам понимаешь, нет.
Николай вновь закурил и продолжил повествование:
– Встречать его родня приехала на трёх навороченных тачках: «ройс» я лично видел. Ждали они, ждали, потом в администрацию пошли узнавать, где их Хасан. А там глазами хлопают, не знают, как объяснить, что его не дальше как сегодня грохнули прямо на зоне. Вызвал меня шеф, бывший. Говорит: «Иди, Николай, поговори, объясни – ты сможешь. Ведь пока ничего не ясно, что на самом деле случилось».
Пригласил я одного из них, кто с виду старше и спокойней себя вёл. Объявил ему весть горькую. Он все выслушал, ни одна жилка на лице не дернулась, а потом и говорит: «Скажи мне, капитан, кто это сделал. Никаких судов не надо». Я ему говорю, что сам ещё не знаю. «Узнай», говорит, «и позвони» и протягивает мне визитку. Когда вывел его наружу, в визитку ту взглянул. Боже ты мой, что за человек оказался! Если кому сказать, с кем довелось встретиться – не поверили бы!
Пошептались они в куче, сели в машины и укатили. А я думаю, что делать? Для начала Филарета в камеру оформил. Дознаватель приехал. Толку никакого, молчат все. Адвокат подкатил, раскормленный, блестящий. Тот деньги сразу предложил.
– Ну и как, взял? – ухмыльнулся Сухов.
– А он и давать не собирался, только бы я подумал, сразу спалили. Я про эту сволочь жирную много чего слышал. Так вот время идёт, а толку никакого. Филарет уже открыто измывается. Спрашивает, когда начальник обвинение предъявлять будет. Надоело мне всё, выдернул его к себе в кабинет и визитку на стол положил. Говорю: «Вот тебе и обвинительное заключение, и приговор в одном флаконе». Видел бы ты, что с ним случилось. Лицо позеленело, задрожал, пот ручьем полился. Решил я ковать железо, пока горячо. Согласился он сразу и на все мои условия. Только, понял я позже, что недооценил его. Взять того же Клешнева. Подмял Филарет его под себя мигом! Почему? Парень ветреный, неумный. Я хотел его привлечь – не получилось – не пошел на контакт. Ну и оставил в покое. Подумал, что всё равно и толку от него никакого не было бы. А погляди ты, по УДО освободился. Значит, из-за забора подсуетились. Понадобился там зачем-то. Это сейчас я допёр, почему Филарет мне так легко всех сдал. Быстро сориентировался и сообразил, что деваться ему некуда. Зная меня, понимал, что, если захочу, наизнанку, как перчатку выверну. Так он еще выгоду из этой очень хреновой ситуации извлёк. Нашими руками свою задницу прикрыл, убрал всех конкурентов и на трон сел. Выходит, не дурак. Сейчас вновь смуту затевает. Не знаю, на что рассчитывает. Должен понимать, пока я здесь, в одну минуту приговор могу вынести. Либо чеченцы грохнут за брата своего, либо свои, если узнают, что ссучился. Неужели не боится?
Сухов встал и заходил по кабинету.
– Боится он! – Андрей остановился перед Саврасовым. – Очень боится. Ты один в настоящее время представляешь для него реальную опасность. Как кость в горле сидишь! Подумал об этом?
– А что он мне сделает? Сидеть ему долго. А на воле никто не подпишется мента убить? – возразил Николай. – Не того полета он птица.
– Может быть, ты прав. Дай бог, если все так, – вздохнул Андрей. – Ну что на посошок, и по домам.
Пока Сухов прибирался, Саврасов успел переодеться в гражданскую одежду и спустился вниз. Дождавшись начальника, сел на заднее сиденье служебного УАЗа и тронулись в сторону города.
Высадив Николая недалеко от дома, Сухов укатил. Саврасов зашёл в магазин, купил пакет молока, пачку пельменей и батон. В расположенном рядом киоске купил у знакомого продавца-азербайджанца бутылку водки и пошёл в сторону дома через проходной двор.
На улице было безлюдно. Одинокий блеклый фонарь раскачивался под порывами свежего ветра и бросал скудный отсвет из стороны в сторону.
Николай думал о том, что сейчас он придёт в пустую, давно ставшую постылой квартиру, где многое ещё напоминало о Кате, и где он старался проводить только ночи. После развода Саврасов так и не устроил личную жизнь, обходясь редкими, в основном случайными связями с женщинами. Порой возникала мысль, а что дальше? Для чего он живёт? Кто останется после него? Большую часть жизни Николая составляла работа, которая увлекала и захватывала его полностью. А вечерами, когда становилось тошно от одиночества и хотелось выть в голос, пил алкоголь. Саврасов понимал, что так долго не протянет, что надо изменить жизнь. С надеждой о лучшем он проваливался в тревожный сон, чтобы рано утром проснуться с раскалывавшейся головой, выпить немного водки и вновь идти на службу, повторяя прожитый день.
Николай подошёл к подъезду и открыл дверь. Поднялся по лестнице к лифту. Нажал кнопку вызова. Он нутром почувствовал опасность. Резко развернулся и успел отбить удар. Прихватив нападающего за одежду, нанёс удар головой в лицо и левым коленом в печень. Придавил обмякшее тело к полу. Рассмотрел налетчика. Под ним, хлюпая сломанным носом, лежал парень лет двадцати, очень плотного сложения.
– Ты кто? – прорычал Саврасов. – Кто спрашиваю?
Тут Николай увидел, что взор парня впился куда-то за его спину. Николай не успел оглянуться. Мгновенная, острая боль в области левой лопатки! Последнее, что он увидел, – плывущую дверь лифта, потом всё разом померкло.
Слон выбрался из-под Николая и с трудом, опершись на стену, поднялся с грязного пола. Со злостью, толкнул ногой уже ничего не чувствовавшего майора.
– Сука! – Он сплюнул кровавую слюну. – Голову мне разбил.
В это время Клешнев, перевернув тело, рылся в карманах. Вытащил деньги, мобильный телефон и служебное удостоверение. Развернул корочки.
– Он падла, – удовлетворенно проговорил он и, положив вещи в карман своей куртки, приказал: – Помоги.
– Ты, что его…это… – окровавленный Слон широко раскрыл глаза. – Ты же говорил, что припугнём и всё, а получилось, что мента пришили.
– Помоги, сказал! – прохрипел Макс, подхватывая Саврасова под мышки. – Некогда сопли распускать, в подвал его!
– Ну, ты… – Слон хотел ещё добавить, но взялся за ноги трупа.
Совместными усилиями стащили тело по ступенькам и оставили у входа в подвальное помещение, за облезлой металлической дверью.
Глава 4
Обстановка располагала к размышлениям. Через окно пробивались утренние лучи солнышка и, отражаясь от блестящего колпачка авторучки, прыгали по гладкой поверхности письменного стола солнечными зайчиками.
Старший оперуполномоченный убойного отдела Константинов сосредоточенно завершал составление плана оперативно-розыскных мероприятий по делу об убийстве. План представлял собой несколько напечатанных листов и содержал стандартный перечень мероприятий, выполнение которых почти гарантировало составителю раскрытие любого убийства. «Почти» – та мелочь, подразумевающая оперативное мастерство, импровизацию, удачу и всё то, что в совокупности приводило к успеху.
Георгий любил утро. Приходил на работу пораньше, когда в коридорах пусто, нет дневной суеты. Если и встретится кто по дороге, так это бредущий в туалет, уставший после ночного дежурства опер, с красными, грустными глазами или шустрая уборщица с утра пораньше наводящая лоск в коридоре управления.
Нет ничего лучше состояния утреннего покоя, когда не трезвонил телефон, не шныряли взад и вперёд озабоченные сослуживцы. Георгий знал, что именно сейчас его не вызовет руководство, никто внезапно не зайдёт и не испортит настроение. По этим же причинам раннее утро было лучшим временем для размышлений и бумаготворчества. Мозг свеж и ещё не затуманен проблемами или, как случалось иногда к вечеру, – алкоголем. Можно просто наслаждаться свободой, купаться в ней. Константинов в последний раз щелкнул мышью компьютера, откинулся на спинку кресла, с хрустом в суставах потянулся и встал. Услышал в коридоре тяжёлую поступь. Дверь скрипнула, и в кабинет зашёл Анатолий Иволгин. Протянул руку, затем снял куртку, повесил в шкаф и уселся за свой стол. Вскоре появился Игорь Комаров по прозвищу Кровосос. Комаров по молодости, глупости и наивности, попал в такую кучу дерьма, что вытаскивали всем «колхозом» под председательством Деда – Царство ему Небесное и вечная память. После этого Комаров встал на правильный, твёрдый путь и теперь целый старший лейтенант и наш коллега. Последними фрегатами, заплывшими в гавань и причалившими к своим столам, были Сашка Жуков: плотный, усатый и разбитной опер и майор Олег Пушинский по прозвищу «старый». Олег любил повторять, что не надо напрягать его по пустякам, потому что он старый, больной человек. Так и привязалось к нему кликуха «старый», хотя от роду Олегу было сорок четыре года. Между тем, несмотря на разницу в возрасте и темпераменте, компания со временем сформировалась крепкая и спаянная. Ещё один ценный товарищ – Андрей Сухов перевёлся в исправительную систему, где успешно командовал тюремными операми. Хороший человек и общий друг. Работал недалеко, поэтому встречи происходили периодически часто.