– Не-а. Ноги у меня, конечно, не выросли. Но я все равно считаю себя созданием неземной красоты. И глаза, говорят, красивые.
– Согласен, – Ник сделал глоток кофе. – Темно-зеленый бутылочный оттенок. А по поводу роста не переживай. Не всем же высокими быть. Если позволишь мне распоряжаться твоими фотоснимками – могу тебя бесплатно поснимать.
Лика обрадовалась:
– Здорово. Конечно, хочу. Мне для издательства нужны красивые фотографии. Чтобы на книжках размещать. Да и вообще профессиональные снимки часто требуются. У меня авторская колонка в газете. Случается, за интервью кто-нибудь обращается. Хорошая фотка всегда нужна.
– Ты что, знаменитость? – иронично поинтересовался Ник.
– Если не буду лениться, то лет через пять могу ею стать. Я пишу детективы. Меня лично эта публичность напрягает, а не радует. Но что поделаешь, не буду «светиться» в прессе – книжки не раскупят.
– Да уж, вот со мной сегодня форменный детектив приключился. Хорошо, что ты приехала. Мне надо с кем-то поделиться, а я, в общем-то, человек одинокий…
Лика слушала рассказ Ника и холодела. Это же надо – быть свидетелем такой жуткой трагедии. Она бы точно умерла на месте, если бы пришлось пережить такое.
– Ник, ты, главное, не бойся, – горячо заговорила Лика. – Правильно, что следователю все рассказал. Он найдет этого подонка. А убийца Светы ничего тебе не сделает. Мои знакомые следователи рассказывали: и им угрожают, и свидетелям. Но это редко осуществляется. Будь спокоен и не волнуйся. Ты правильно поступил!
– Кстати, – Ник вопросительно поднял глаза, – ты говорила, вроде у тебя какие-то версии, объясняющие произошедшее, появились?
Лика пожала плечами. Версии – это громко сказано. Какие-то подозрения, предположения.
– Ник, а ты уверен, что этого кавказца раньше нигде не видел? Мне кажется, что девочек убивает какой-то псих. Выслеживает и убивает.
– Уверен. Именно этого – не видел. Но насчет сумасшедшего поклонника, – Ник задумчиво посмотрел на Лику. – Знаешь, в этом что-то есть… Я могу с ходу назвать дюжину таких придурков. Письма девчонкам пишут, замуж зовут, цветы передают. Действительно, есть очень и очень навязчивые парни.
– Ник! Ты должен рассказать про них следователю. Позвони ему обязательно. Договорились?
Ник кивнул и откинулся на спинку кресла.
– Знаешь, а с тобой хорошо. Хотя ты, не обижайся только, мне при первой встрече не понравилась.
– Да и с тобой тоже вроде ничего!
– Нет, серьезно. Вот выговорился – легче стало.
– Я по совместительству психоаналитик, – пошутила Лика. – Обращайся, когда потребуется. Правда, не обещаю, что ты не найдешь свои откровения в моем очередном детективе. Я редко что придумываю в своих романах. Мне кажется, это неэтично по отношению к читателю. Он денежку заплатил – а ему лапшу на уши вешают. Но это такой подход, на любителя. Смотри, как популярна фантастика. А ведь это полностью придуманные миры, далекие от реальности персонажи.
– А ты всю эту историю тоже в книжке описывать будешь? Живой материал как-никак.
Лика задумалась. А хорошая идея. Надо обсудить ее с редактором, и полный вперед! Только убийцей в книге придется сделать кого-нибудь другого. Убийца-маньяк фигурировал в предыдущем романе.
– Ник! А ты не обидишься, – Лика заискивающе посмотрела на фотографа, – если я тебя убийцей сделаю?
От неожиданности Перьев поперхнулся.
– Спасибо, дорогая. Польщен твоим предложением. Но не стоит. Ну и фантазия у тебя! Надо почитать твои книжки.
– Ник, и все-таки. Ну что тебе стоит побыть убийцей, а? – не унималась Вронская. – Имена я изменю. Твою нетрадиционную ориентацию оставлю, в этом есть своя изюминка.
– Отстань! Для тебя это изюминка. А для меня – жизнь. Я так живу. Я такой. Я никому не мешаю. И больше всего на свете мне хочется, чтобы геев оставили в покое. Унизительно это все – насмешки, косые взгляды. А само название «сексуальные меньшинства». Как диагноз. Как патология. А это не патология! Я так устроен…
Лике стало стыдно. Вечно она что-нибудь не то ляпнет.
– Прости меня, пожалуйста. Сама не знаю, что на меня нашло.
– Да ладно. Уже привык. Кстати, а как тебя муж на ночь глядя ко мне отпустил? Или ты ему объяснила, что предложения разделить ложе не будет?
– Мы расстались, – просто сказала Лика и мысленно удивилась своему спокойствию. Отпустило. Зажило. – Он мне изменял, я его выгнала. Потом долго страдала. А сейчас все прошло.
Ник горько вздохнул:
– Наши ситуации отчасти похожи. Только я не пережил. И никогда не переживу. Хочешь, покажу тебе его фотографии?
Лика смотрела снимки, и сердце заходилось от жалости. Любовник фотографа – обычный парень, высокий, худой. Лицо стандартное, она бы на такого раз посмотрела, а второй бы не стала, неинтересно. А как Ник его расписывает. Красивый, хороший, самый лучший.
– Знаешь, – Лика отложила альбом, – ты должен понять одну вещь. Если какая-то часть твоей жизни исчезает – это хорошо. Потому что так освобождается место для чего-то нового.
– Нет! – голос Ника дрогнул. – Я не хочу нового, не могу, мне это не нужно. Мы расстались больше года назад. И не было ни дня, когда я бы мысленно не целовал его миндальные губы…
4
Подушку под голову. Подушку на голову. Скрутиться в комок. Вытянуться на постели.
– Блин! Не могу, – застонал Дмитрий Платов, рывком вскакивая с кровати. – Не могу – не могу – не могу!!!
Выпитый виски, казалось, плескался уже у самого горла. Опьянение не пришло. Лишь четче сделалось перед глазами кровавое месиво на месте Светиного лица. Только нет, как в морге, санитара, никто валидол не протягивает.
Дмитрий плеснул в стакан очередную порцию виски, залпом выпил и опустился в кресло.
Пальцы застучали, задергались на подлокотниках, и волна холодной дрожи прокатилась по телу.
Он вскочил, закутался в одеяло и присел на пол у огромной кровати.
Не отпускает.
Сначала – шок. Невозможно поверить. Вот только что порхала по агентству, улыбалась. Грохот. Светы больше нет. Какая-то минута. И все изменилось. Нелепо. Страшно.
Потом обреченная усталость. Надо отвечать на тупые вопросы. Успокаивать орущих в агентстве баб. Ехать на опознание в морг, а там…
Дмитрия опять заколотило, и он снова влил в себя виски. Вкуса напитка не чувствовалось совершенно. Однако колючая холодная дрожь чуть унялась, затаилась.
В конце концов, хотелось лишь одного – вернуться к себе. Но тут началось такое… Лучше бы не возвращался.
«В моей жизни бывало всякое, – подумал Дмитрий, вытирая ладонью выступившую на лбу испарину. Волосы стали совсем мокрыми. – Но чтобы вот так невыносимо… Беспомощность. Безысходность. И неделя, как назло, вся набита мероприятиями под завязку. И везде нужно быть. Лучше бы я сам сдох, чем в таком состоянии на тусовки ходить».
Ему сделалось жарко. Так жарко – просто не вынести. Он отбросил одеяло, щелкнул пультом кондиционера, подставил мокрое лицо холодным струйкам воздуха.
Когда бьешь ты – оно только по кайфу. За дело. Но когда бьют тебя…
– Эта сучка мне за все ответит, – пробормотал Дмитрий. – Быстро она сообразила, ничего не скажешь. На нее это похоже. Такая вся с виду деловая и правильная. Но я-то знаю – Ирка умеет быть твердой. Жестокой. Что ж, она свое получит. Допрыгалась. Такое не прощается. И этой суке небо с овчинку покажется. Обещаю. Гарантирую. Какая же Ира все-таки сука…
5
Шашлык в кафе Саида хороший, сочный. Правильный, в общем, шашлык.
Марат Кудряшов с наслаждением отправил в рот последний кусок мяса. Собрал с тарелки кусочком лаваша остатки соуса, прожевал веточку кинзы.
– Нет, спасибо, сыт! – ответил он на вопросительный взгляд официантки. – Две порции умял, сейчас лопну.
«А официанточка ничего, такая стройненькая. Черненькая, конечно, как и все, кто в этом кафе работают. Жаль, с такой не побалуешь. Калым отцу, затем ЗАГС, и лишь потом… – невесело думал Марат. – Эх, никакой личной жизни с этой работой. Какая жена! С девушкой некогда познакомиться. Уже, блин, забыл, какие они, девчонки. Хорошо хоть, что Саида встретил. А то бы ползал до сих пор по этим мастерским. Теперь Саид все разведывает. И кормит от пуза, как хорошо-то, когда поешь по-человечески».
…Полученное после убийства Светланы Никодимовой поручение Тимофея Аркадьевича Ковалева заключалось в следующем: проверить все мастерские, принадлежащие «лицам кавказской национальности». Выяснить, был ли заказ в последние дни на ремонт крыла молочно-белой «семерки».
– Фоторобот мы составили, но надежды на него мало. Нечего ждать, не доставят нам его тепленьким. По фотороботам редко когда опознают. Искать надо этого кавказца. Я так думаю, они же со своими земляками предпочитают дело иметь, – рассуждал Ковалев, черный от бессонной ночи. – Дружат, женятся. Да и машины, скорее всего, ремонтируют.
Марат приуныл и попытался от поручения отвертеться:
– Пустое это, Тимофей Аркадьевич. Да чтобы они своих заложили? Никогда в жизни. И потом, далась вам эта мастерская. Может, убийца сам машину закрасил. А в автосервис не гонял.
– Свидетель говорит, что кузовные работы выполнены очень хорошо – это раз. Во-вторых, ты мастерские обойди, а вот если ничего не нароешь – тогда придумаем еще что-нибудь.
– Этих мастерских в Москве сотни!
Ковалев отчеканил свое обычное:
– Марат, это твоя работа!
«Это моя работа, – твердил он себе, обходя сервисы из списка пугающей длины. – Это моя работа! Главное, не думать, что все это, скорее всего, напрасно. Владельцем мастерской вполне может числиться русский, а всем распоряжаться кавказец. Мало ли, как там у них сложилось. Могли и не переоформлять, к примеру. А мы же лишь по восточным фамилиям ориентировались».
В большинстве мест Марата Кудряшова, конечно же, посылали. В далеко не парламентских выражениях. Ну да этим ему настроение не испортишь. Сам умеет охарактеризовать по матери…