— Скажу тебе прямо, Селихов: я совершенно не согласен с решением Тарана.
Нарыв шел рядом со мной и Булатом, но держался на почтительном расстоянии.
С нашей с Симоновым драки прошла неделя. С каждым днем Булат креп и восстанавливался. У Пальмы же все ярче проявлялась беременность.
Нарыв перестал брать ее с собой на Границу и вместо нее водил Радара. Все чаще ходил он к шефу, в канцелярию. Видимо, решали, что делать с Пальмой и как преподнести новость о неприятном казусе, случившемся со служебной собакой, начальству.
— И раз уже тебя теперь ко мне в отделение перевели, — продолжал Нарыв, — раз уж я теперь твой непосредственный начальник, будешь делать все так, как я тебе скажу.
Я ухмыльнулся, глянул на Булата. Пес шел рядом, нервничал, что с нами Нарыв. Несмотря на то что бежал он на коротком поводке и в наморднике, все равно поглядывал на сержанта злым взглядом.
— Ну, тогда тебе придется орать мне, откуда подальше, — с ухмылкой ответил я Нарыву, — Булат неохотно выполняет команды, пока рядом кто-то чужой.
— И че? Надо приучать его к людям, если ты не понял!
— Ну вот, когда приучать начну, позову. На тебе буду отрабатывать, — пошутил я.
Нарыв недовольно забурчал что-то себе под нос.
М-да… С Нарывом у нас было напряженно. Вернее, у него со мной. Я почти не замечал сержанта, занимаясь своими делами. А вот Нарыв… Нарыв на меня серьезно закусил.
Знал я, что он очень обиделся сначала из-за того, что я заступился перед ним за Семипалова, а потом и подорвал командирский авторитет, когда мы искали геологов.
Обиделся он и не понимал, что по-другому я поступить и не мог. Наверняка думал, что просто рисуюсь. Выпендриваюсь.
А между тем, я не хотел, чтобы у всей заставы были проблемы, если б началась массовая драка. Тем более не хотел, чтобы поспешное и необдуманное руководство Нарыва в поисковой операции, вышло всем боком. Все же, на кону стояла жизнь Наташи. Да и не только ее.
За время на заставе я уже неплохо узнал Нарыва. Он был из тех людей, что прекрасно, я бы даже сказал, безукоризненно выполняет инструкции, но теряется в новой, непонятной обстановке. Да только Нарыв этого не видел. А если и видел, то гордость не позволяла ему признать такую свою проблему.
Мы поднялись к площадке для тренировки собак. Расположилась она над заставой, метрах в трехсот от нее. Тут высокий холм, росший от берега реки, переходил в приземистые скалистые горы, возраставшие к далеким вершинам Бидо.
На плоской макушке холма и разместили площадку. Она представляла из себя полосу препятствий с несколькими барьерами разных видов, высоким и низким бамами, «мышеловкой» — сеткой на низких кольях, для переползания под ней, мостом с неглубоким рвом и двухэтажной деревянной лестницей.
Рядом расположилась обнесенная рабицей площадка для выборки вещей, где собак тренировали брать след.
Мы зашли на полосу, встали на ровной спланированной полянке, где обычно четвероногих погранцов тренировали задерживать нарушителя.
— Вообще, зря все это Таран затеял, — недовольно начал Нарыв, — я ему много раз говорил — пес психически нестабильный. В охране границы его применять нельзя.
— Знаешь, почему он меня к себе подпускает, а тебя нет?
Нарыв нахмурился, глядя на напрягшегося в его присутствии Булата.
— Потому что ты его боишься, Слава. И он это чувствует.
— То же мне, — хмыкнул раздраженно Нарыв, — да как же ты его будешь тренировать? Ты ж в этом деле вообще не разбираешься.
Я ухмыльнулся. Встал перед псом. Взяв поводок, шагнул вперед и показал рукой жест. Приказал:
— Сидеть.
Булат подчинился.
Нарыв скрестил руки на груди, покачал головой.
— Он тренированный. Дрессированная, по сути собака. Тоже мне. Удивил. Когда Минин был живой, Булат с ним по струнке ходил.
— Он травмированный, — возразил я. — Ему нужно привыкнуть к людям заново. Команды он знает, да. Но выполнять будет только от того, кому доверяет. И мне он доверяет, а вот тебе — не очень.
— Бред какой, — неприятно искривился Нарыв, — это собака, Саша. Она такими вещами не мыслит. Просто у него психика поломалась. И все недолга.
— Лежать, — скомандовал я, и Булат выполнил и эту команду.
Я хмыкнул, глянул на Нарыва.
— Ну вот тебе и бред, Славик. Можешь спорить, сколько хочешь. Факт остается фактом. Мне он подчиняется.
После того как я ухаживал за кобелем и обрабатывал его раны, Булат стал мне доверять гораздо больше. Простые команды выполнял без проблем и даже не нервничал в моем присутствии.
Главная сложность, насколько я понял, заключалась в том, чтобы приучить его к работе рядом с другими людьми. С другими собаками. Добиться его душевного спокойствия при этих обстоятельствах. А еще при выстрелах. Что-то мне подсказывало, что последнее будет самым трудным.
С Булатом мы провели еще несколько простых упражнений: походили «рядом». Выполнили команду «гулять» и пес даже вернулся ко мне без особых проблем.
При помощи длинного поводка потренировали команду «место». Я при этом отходил от него метров на десять, чтобы убедиться, что он не пойдет, куда не надо. Булат не пошел.
По сути, нужно было посмотреть, как будет вести себя пес, прежде чем перейти к чему-то более сложному. Все же, он довольно долго никого к себе не подпускал.
Я подошел к Нарыву, скомандовал Булату «рядом», и тот уселся у моей ноги. Признаться, сегодня я даже удивился, что пес был таким послушным. Казалось, он просто доверял мне. Потому и позволял отдавать себе команды.
— Думаю, хватит на сегодня, — сказал я Нарыву, глядя, что Булат все равно беспокоится перед ним, — Нормально для первого раза.
— Дай-ка поводок, Саша, — сказал Нарыв строго.
Я глянул на него из-под нахмуренных бровей.
— Лучше не стоит, пока что, Слава.
— Не стоит? Как это, не стоит? Собака должна уметь подчиняться. Это не дело, если он только с тобой работать сможет. Что будет, когда демобилизуешься?
— Не стоит торопиться. Нужно дать кобелю время пообвыкнуться.
— Слушай, — он вздохнул, — ты сказал, что он чувствует, будто я его боюсь? Так вот, я считаю, что это глупости. Но если даже и нет, я ему щас покажу, как я его боюсь. Дай поводок.
— Я говорю — рано, — настаивал я.
— Ефрейтор Селихов, — посерьезнел Нарвы, — приказываю отдать мне поводок.
Я заглянул сержанту в глаза. В них читалась необдуманная, горделивая решимость. Он просто хочет доказать мне, какой он профессионал. Что уж в собачьем деле он лучше меня. А тут я и не спорил. Да только откушенных пальцев такие выкрутасы не стоят.
— Нет, — ответил я. — Не дам. Для твоей же пользы.
Глава 20
— Это приказ, ефрейтор Селихов, — с нажимом проговорил Нарыв.
— Слава, чего ты мне этим доказать хочешь? Что ты профессионал службы собак? Так я это и без тебя знаю.
— Вы отказываетесь исполнять приказание?
С такими словами сержант, все это время державшийся на некотором расстоянии от собаки, приблизился к нам с Булатом.
Пес, сидевший рядом со мной, уставился на него. Булат стал нервно топтаться на месте и навострил уши. Стал приподнимать круп, норовя подскочить.
— Булат, Фу. — Скомандовал я, но на собаку это никак не повлияло.
— Дай поводок, Саша, — не обращая на пса никакого внимания, подошел Нарыв и потянулся за поводком.
— Булат, Фу! — Крикнул я, когда пес подскочил и рванулся к Нарыву.
При этом Булат не издал ни звука. Не рычал, не лаял. Он метнулся к Сержанту тихо, как бывает, когда служебная собака преследует и настигает нарушителя, чтобы его задержать.
Я среагировал мгновенно: успел схватить пса за ошейник, натянул поводок. Крикнул, добавив командирского тона:
— Фу, сказал!
Нарыв просто испуганно отскочил, когда я задержал Булата, и пес оказался между нами.
Слава уставился на кобеля дурными глазами.
— Он не нормальный, этот Булат, — процедил Нарыв, тяжело дыша от страха и злости, — ненормальный и не исправимый!
— Я тебя предупреждал, Слава, — сказал я, удерживая Булата, чтобы тот не пошел дальше.
К чести пса, он, казалось, хотел лишь отогнать от меня сержанта. Видать, подумал, что Нарыв хочет на меня напасть, потому и встал между нами, чтобы защитить меня собой. Да только, как бы повел он себя, не среагируй я вовремя? Проверять это я не собирался.
— Глупая псина, — зло сказал Нарыв, и Булат угрожающие заурчал. — Была б моя воля, я б тебя списал куда подальше! Что б вообще от людей оградить!
Внезапно Булат рванулся, да так, что мне больно дернуло руку. Я крепче вцепился в ошейник, и кобель встал на задние, зло гавкнул. Нарыв испуганно попятился.
— Фу! Фу! — Крикнул я, оттаскивая пса, — рядом! Рядом, я тебе говорю!
Успокоить Булата я смог не сразу. В конце концов, тот, вроде остыл. Да только так и стоял он напряженный, как струна. Смотрел на Нарыва готовый в любую секунду ринуться на сержанта.
Нарыва остолбенел и тоже не сводил с пса глаз, потом все же поднял взгляд на меня.
— Я доложу Тарану, — сказал Нарыв, — пес непригодный. Агрессивный. Его следует списать.
— Доложи, если хочешь, — ответил я холодно.
— И о тебе доложу. Скажу, что ты не подчинился приказанию, Селихов!
— А что бы было, если б подчинился?
Нарыв не ответил. Он только зло хмыкнул.
— Хочешь с ним возиться? Сам и возись. Я к собаке не притронусь. Помощи от меня тебе тоже не будет.
— На здоровье, — процедил я.
Нарыв поправил сумку с тренировочным инвентарем для собаки, горделиво приподнял подбородок и, не обронив больше ни слова, направился к заставе.
Булат, видя, что «чужой» уходит, сел. Проводил Нарыва внимательным взглядом.
Я опустился рядом с кобелем на одно колено. Потрепал Булата по холке, чувствуя, что он расслабляется. Пес вывалил язык, активно задышал, заплямкал. Обратил ко мне свою мощную морду.
— Ну и чего ты на него внимание обращаешь? — Спросил я с доброй улыбкой. — Дурак-человек. Чего с него взять?