— Угу, — буркнул Дима и полез в подсумок за сигнальным пистолетом.
А потом по очереди запустил в небо две зеленых ракеты. Они, с шипением, причудливыми звездами взвились в черное, бугристое небо. Стали медленно опускаться, подсвечивая своим светом Пяндж, текущий внизу, под каменистой скалой. Делая его при этом каким-то грязновато-зеленым и будто бы ядовитым.
Не прошло и минуты, как откуда-то с середины участка в небо помчались поочередно три ракеты: белая, зеленая и красная.
— Сигнал принят, — проговорил я, — будем ждать.
Когда группа не нашла никаких других признаков нарушения границы, а Черепанов доложил на заставу о шакале, стала срываться уже привычная всем «параша».
Мелкая льдистая крупа, гонимая речным ветром, неприятно колола лицо, и мы поспешили загрузиться в шишигу. Потом отправились на заставу.
Следующая сработка застала нас примерно через полтора часа. Заставу вновь подняли «в ружье», и группа направилась снова на правый фланг.
Не нашли мы ни следов предполагаемого нарушителя, ни обрывов нитей, ни чего бы то ни было еще подозрительного. Даже облазили смежные участки. Сработка была признана ложной, а группа отправилась домой.
Точно с таким же настроением мы поехали на очередную «ложную сработку», поднявшую нас часа в четыре утра. Может, по привычке, может, по опыту сегодняшней ночи, но никто особо не верил в то, что нас ждет что-то серьезное.
— Наверняка снова какая-то фигня, — тихо сетовал Стас, когда шишига несла нас уже на левый фланг, к дальнему, семнадцатому участку. — Вам, Бесо, надо уже давно перепроверить правый фланг. А лучше — оба. Там, видать, контакты все, накрываются.
— А ты чего от меня хочешь, а? Стас? — заговорив с едва заметным акцентом, обиделся Гамгадзе, — Система старая, уж на ладан дышит. Менять надо — все столбы под снос. Новую ставить. Ты лучше, к Анатолий Сергеичу подойди с такими претензиями.
— Ты че завелся, Гамгадзе? — Удивился Стас, — я че тебе такого обидного сказал?
— Боится, что начальник заставит систему перепроверять, — рассмеялся Димка Синицын.
— Или что поймают, — шепнул мне Стас, — что он в прошлый раз, в рабочей группе, в крышке от цилиндра линейного блока чай кипятил, а когда назад ставил, плохо закрутил.
Стас хитровато засмеялся и сказал Бесо уже громче:
— Да, Гамгадзе, на тот самый участок едем, а?
— Да ну тебя в баню, Алейников, — понуро пробурчал младший сержант.
Стас рассмеялся, но Черепанов строго его осадил:
— Разговорчики. Прибываем к участку.
В этот раз в начале участка выгрузился я и Стас Алейников. Когда Шишига пошла дальше, Стас включил следовой фонарь, мы стали обследовать КСП.
Ожидаемо, ничего нами найдено не было, и потому мы стали продвигаться к центру участка, где работал головной наряд. При этом осматривая и полосу, и окрестности.
Пяндж тут шумел как надо. Берег был пологий, словно пляж, и расслышать что-то при такой погоде было очень тяжело.
— Я тебе говорю, — уверял меня Стас, — это Гамгадзе спичку забыл убрать с реле, когда крышку с цилиндра снимал, а закрутил хреново. Туда влага попала. Спичка, небось, разбухла, ну вот тебе и сработка.
— Чего ж он, не знает, как крышки закручиваются? — Спросил я.
— Знает. Но его за таким делом уже ловили. Заговорится, отвлечется, и на тебе. Невнимательный он. Уже раз или два от командира своего, Сени Вандина, по шапке получал. А если шеф узнает, то Гамгадзе не только по шапке получит… Но и еще куда-нибудь.
— Погода плохая, шумно, — сказал я, вглядываясь в запорошенную мелкой белой мукой «параши» КСП, — как раз то что надо, чтобы в тыл прорыв совершить.
— Ты правда думаешь, что нарушитель? — Стас изобразил удивление. — Да ладно тебе. Это ж один раз из ста.
— Идет война, — напомнил я Алейникову.
— Война к нам редко заглядывают. Ребята из сводных неплохо духа за речкой гоняют.
— Не говори гоп, — сказал я, — забыл уже, как от душманского снайпера в лесу прятался?
— Так это ж не война, — махнул он рукой. — это так, суровая пограничная рутина.
Внезапно спереди раздался выстрел. Эхом он прокатился по Границе. Затем взвилась ввысь красная ракета. Она прорезала собой темноту и, казалось, коснулась самого неба. Потом принялась медленно опускаться.
Следом, впереди, зазвучали новые хлопки выстрелов.
Алейников остолбенел, уставившись на ракету, и будто бы, не мог отвести от нее взгляда.
— Чего стоишь⁈ — Крикнул я, перехватывая автомат, — бегом! Это сигнал! Вооруженное вторжение!
Я помчался вперед. Стас встрепенулся, словно бы освобождаясь ото сна, и ринулся за мной.
Через мгновение новая красная ракета ушла в небо. Две красных ракеты вместе означали «спешите на помощь».
Мы мчались вперед. Мерзлая утоптанная земля неприятно отдавалась в ногах. Лицо кололи острые льдинки «параши». Решительно невозможно было ничего рассмотреть впереди, особенно учитывая, что мы выключили фонарь, как только побежали на подмогу к своим. Казалось, тьма была еще гуще, чем в два часа ночи.
Спустя секунду впереди стали виднеться вспышки выстрелов, снова оглушительно заговорило огнестрельное оружие. Мы увидели красные кружки трассеров, летевших куда-то в сторону реки.
— К ним уже подоспел Мартынов! — Крикнул Стас, бегущий следом, — работает из пулемета!
Система тут бежала вдоль берега и забиралась немного выше, на невысокий, но широкий пригорок, устланный большими камнями у своего подножья. Камни эти высились по обе стороны Угры — речушки, на которую Стас ходил рыбачить. На этом участке она впадала в Пяндж, и на илисто-песочном берегу обильно рос засохший на зиму камыш.
Столбы системы над Угрой прерывались, и устье перекрывала массивная и высокая стальная решетка, по которой, сверху, бежали сигнальные нити. Во вспышках огня я заметил наших, засевших по колено в речке, за большими валунами под сетчатой оградой.
Когда пуля просвистела надо мной, я пригнулся, пошел гуськом. Стас последовал моему примеру.
— Селихов⁈ — Обернулся Черепанов, держа наготове свой Стечкин.
Мы перебежками вошли в реку. Я почувствовал, как ледяная вода Угры тут же хлынула в сапоги. Как подошвы стали топнуть в мягком песке дна.
Я со Стасом встали рядом с Черепановым и Гамгадце, отправлявшим куда-то в камыш одиночные из своего АК. Практически сразу я почувствовал, как что-то мокрое и мохнатое жмется к моей ноге. Опустил взгляд. Это был Радар. Трясущийся, вымокший по самую макушку пес, терся о мою ногу, беспокойно топтался в воде.
— Напали, сукины дети! — Крикнул Черепанов, потом выглянул из-за камня, дал короткую очередь вслепую.
Ему ответили откуда-то из зарослей камыша, и мы все разом пригнулись, когда вражеские очереди стали выбивать из камней мелкую крошку.
— Нарыва ранили! Он первый попался им под огонь! — Заорал Черепанов. — На той стороне Мартынов залег! Но боится бить вслепую по камышам! Не хочет нас зацепить!
Я переждал очередную краткую очередь противника, выглянул, дал свою из АК и одновременно осмотрел берег.
Нарыв лежал в устье Угры, почти у Пянджа. До него осталось метров десять. Сержант пригибал голову за низеньким, едва в двадцать сантиметров песчаным бережком. По-честному его спасала только темнота и то обстоятельство, что он не обнаружил себя. Возможно, когда духи скосили инструктора огнем, посчитали, что он готов.
— Сука! Непонятно, сколько их там! Если начнут давить, перестреляют нас как воробьев! — Зло выкрикнул Черепанов.
— С заставы подоспеют минут через семь! — Закричал Стас, — продержимся⁈
— Должны, — сказал я. — Должны продержаться. Старшина, граната есть?
Черепанов, хлопнул из Стечкина куда-то на звук вражеского выстрела, обернулся ко мне.
— Есть. Но опасно применять. У меня Ф-1. А между нами с душманьем и ста пятидесяти метров не наберется.
— Но мы же в укрытии! — Возразил Гамгадзе!
— А он? — Кивнул я на Нарыва, — его может посечь.
— Сука! Надо только ждать!
Внезапно с той стороны снова заработал пулемет. Трассера помчались прямиком через Пяндж.
— Мартынов, — выдохнул старшина, — видать, еще подходят…
— Старшина, — сказал я строго, — готовься метать. Остальным — прикрыть меня.
— Чего, мля⁈ — Удивился Черепанов.
— Огонь гранатой по моему сигналу, — сказал я и помчался по реке прямо к Нарыву.
— Чего встали⁈ — Заорал тут же сориентировавшийся Черепанов, — огонь! Прикрыть Селихова!
За моей спиной в унисон заговорили два автомата и Стечкин. Из камыша тут же стали бить душманы. Пули засвистели вокруг. Принялись ложиться чуть мне не под ноги, выбивая из берега песчаные фонтанчики. Некоторые пули со всплесками входили в реку.
Я тут же упал в воду, тело обдало холодом, а бушлат стал тяжелеть. Шапка свалилась с головы и поплыла куда-то вперед. Надеясь на тьму, я залег.
Стрелять в ответ — наиглупейшее, что можно придумать. Сразу обозначу свою позицию.
Потом быстро, как мог, пополз к Нарыву.
Внезапно на берегу поднялся такой гул стрельбы, что все другие звуки будто бы прекратили свое существование. Потом шум слился в одно сплошное громогласное «У-у-у-у-у»
Я подлез к Нарыву. Крикнул:
— Слава! Куда⁈
— Не знаю! Вроде в ногу! Не пойму. Не чувствую!
— Встать можешь⁈
— Я… нет…
— Тогда держись!
Я схватил Нарыва за ворот бушлата, отталкиваясь от дна ногами и загребая сырой песок рукой, полез назад, к решетке.
Пули свистели над головой, Нарыв, помогая идти против течения, тоже загребал руками. С каждым грибком лицо его уходило под воду, и он едва успевал отдышаться, когда всплывал на поверхность.
Пройти надо было метров десять. Внезапно кто-то упал рядом. Я быстро сообразил, что это душманский труп. Поднял голову. С обратной стороны в тыл группы зашли несколько духов. Ребята уже заметили врага, сняли большинство из них, и тела попадали в воду Угры. Однако я успел увидеть, что один из них прыгнул сам, чтобы спастись от огня.