— Сдохни шурави! — Заорал он при этом и обрушился на меня всем телом.
Я только и успел, что отпустить ничего не понимающего Нарыва и перевернуться на спину. Мы с душманом сцепились врукопашную. Он немедленно схватил меня за одежду, стал топить, да так, что я тут же ушел под воду, ударился затылком о мягкое дно.
Стараясь экономить воздух в легких, я зажмурился, вцепился ему в руку. Левой принялся нащупывать штык-нож на поясе.
Под водой все звуки казались приглушенными. Общий гул выстрелов разделился на отдельные очереди. Видимо, интенсивность боя замедлилась.
Душман, черной, расплывчатой фигурой навис надо мной, не разжимал рук, не ослаблял хватки. Он надеялся, что я выдохнусь, и не понимал, что уже находится в ловушке.
Когда он вздрогнул надо мной, я тут же почувствовал, как слабнут его руки. А потом оттолкнул, выбрался из воды и глубоко вздохнул. Правда, пришлось сразу залечь пониже. По берегу открыли огонь, и песок полетел во все стороны.
Душман, с моим штык-ножом в пузе опрокинулся на спину, течение понесло его к Пянджу. Хватая ртом воздух, он несколько мгновений силился встать, чтобы увидеть, действительно ли у него в теле нож.
— Что… что случилось, Селихов? — Отплевываясь от воды, спросил Нарыв, лежащий под берегом.
— Селихов? — Просипел душман на чистейшем русском языке, — ты Селихов?
Внезапно две ракеты, зеленая и красная, поднялись в воздух одна за одной и осветили все: меня, Нарыва, старшину Черепанова со Стастом и Гамгадзе в их укрытии. Осветили лицо уставившегося на меня душмана, в которого я вонзил нож. Видимо, запустила их отколовшаяся часть тревожной группы сержанта Мартынова.
«Прорыв в наш тыл» — вот что означал этот сигнал.
Глава 22
В жутковатой смеси красного и зеленого света я рассмотрел лицо душмана. На нем застыла маска ужаса и удивления. А еще он показался мне странным, совершенно непохожим на остальных. Сказать, действительно ли он был «иным» или же просто это игра свето-тени я не мог.
Тем не менее отвлекаться на него времени не было. Свет выдернул из мрака многочисленные тени врагов, плясавшие на том берегу. Не меньше духов переходили мелкую в этих местах реку прямо вброд.
— Еще подходят! — Заорал Гамгадзе с ужасом.
— Не отвлекаться! Прикрывать наших! — Орал Черепанов, — оттянуть огонь противника на себя!
Краем глаза я увидел, что раненного мной душмана уносит в Пяндж, и кинулся к Нарыву, подлез, схватил за одежду.
— Славик!
— Х-холодно… — протянул он вполголоса. — Спать хочется…
— Ну-ка, смотри на меня, — я вздернул Нарыва, брызнул ему холодной водой в лицо, — не спать!
А после я потащил его обратно, вверх по течению. Теперь это было еще сложнее: после драки с духом я толком не успел продышаться; бушлат намок и, казалось, весил добрый центнер; Нарыв ослаб и уже не мог мне помочь. Он только вяло водил руками в воде.
Тем временем стрелковый бой продолжался. Черепанов с Алейниковым и Гамгадзе уже не могли так обильно заливать врага огнем. Видимо, подходили к концу патроны. А вот духи… Духи явно вооружились гораздо лучше, чем мы. С их стороны стрельба не прекращалась.
Отколовшихся от нас Мартынова с Синицыным я не видел. Не мог даже оценить, на каком расстоянии они засели. Однако, судя по тому, что робкие очереди трассирующих патронов все еще летели на тот берег, они были живы. Отбивались как могли, хоть и сосредоточили огонь на подходящем противнике.
Когда сигнальные ракеты утонули в Пяндже, на Границу снова опустилась тьма. Только частые вспышки выстрелов на какие-то доли секунды разрывали ее то тут, то там.
Я упрямо тянул Нарыва.
— Славик… — вдруг застонал он, — Минин, ты живой?
— Сучий род, — отплевываясь от воды, процедил я, а потом выматерился.
— Сашка! Сашка, чуть-чуть осталось! — Крикнул мне Стас, присоединяя к автомату очередной рожок.
— Селихов! — Заорал Черепанов и кинулся ко мне.
Пули засвистели вокруг прапорщика, он вдруг дернулся, шапка слетела у него с головы. Черепанов замер на секунду и схватился за затылок, однако почти тут же, последним рывком преодолел оставшиеся пару метров, протянул мне руку.
— Давай!
Я схватился, он налег и помог мне выбраться из воды, потом вцепился в Нарыва, и вместе мы потянули его к камням.
— Сука! М-м-м-м… — застонал прапорщик, загибаясь и зажимая рану на затылке, когда мы были уже в укрытии. Видать, его царапнуло пулей.
— Как Нарыв⁈ — Крикнул Стас.
— Бредит! — я вскинул автомат, щелкнул затвором и тут же встал на место раненого прапорщика.
Отправил одиночный куда-то в камыш, потом еще и еще. Закричал:
— Старшина, гранаты!
Обернулся.
Черепанов трясущимися руками полез в подсумок. Я понял, что в таком состоянии метнуть он их не сможет.
— Дай!
Он поднял на меня взгляд и отдал обе Ф-1. Пальцами я нащупал только одни запал. Видимо, второй старшина выронил, когда пытался передать мне гранаты.
Я сунул одну гранату в подсумок, во вторую вкрутил запал. На ощупь принялся разжимать кольцо чеки.
— Внимание! Прикрыть! — Крикнул я.
Стас и Бесо, выждав, пока закончится вражеская очередь по нашему укрытию, открыли ответный огонь.
Я вырвал чеку, выскочил. Крикнув «граната», размахнулся и что было сил запульнул гранату куда-то по направлению к кустам камыша. Спустя несколько секунд после того, как я вернулся за валун, хлопнуло. В следующее мгновение раздался жуткий грохот взрыва гранаты, кто-то вскрикнул, кто-то застонал.
На несколько мгновений над Границей застыла настоящая тишина. Казалось, даже Пяндж приостановил свои воды. Потом послышались всплески. Выжившие духи бросались в воду, чтобы покинуть свою позицию в камышах.
— Отступают! — Радостно выкрикнул Стас. — Отступают!
Я обернулся. Гамгадзе уже вытянул Нарыва на бережок, принялся разрывать зубами перевязочный пакет.
Черепанов сидел на песке, опустив ноги в воду, глядел на собственную руку.
— Еще б миллиметрик, и не было бы старшины Черепанова. — Нервно рассмеялся он.
— Живой? — Подскачи я к нему и положил руку на плечо.
— Царапнуло, — поднял он глаза, — жить буду.
— Хорошо.
Нарыв уже потерял сознание. Гамгадзе наскоро накладывал ему шину на ногу.
— Кровь бежит. Не останавливается, — причитал он при этом.
— Э! Мужики! Есть кто живой⁈ — Раздался низковатый бас Мартынова.
Мы все, как по команде, обернулись. Черные фигуры сержанта и комсорга Димы Синицына показались из-за валунов Угры.
— Потрепанные немного, но живые, — устало проговорил Стас.
— Нарыв ранен, старшина тоже, — пожаловался Гамгадзе.
— Они все еще на том берегу, — сказал Мартынов, — полезли вброд, а я их с пулемета. Так и отпугнул на ту сторону. Чуть не все патроны на сук этих потратил. А вы их гранатой?
— Падлы эти засели в камыше, — ответил ему Стас, — Саша их лимонкой разогнал. А еще Нарыва вытянул из-под огня. Шкурой рисковал.
Мартынов глянул на меня. Я заметил, как блеснули его глаза в темноте. Всегда сдержанный сержант уважительно мне кивнул.
— Надо доложить на заставу о ситуации, — сказал он.
— Сейчас попробую выйти с ними на связь, — пробурчал Гамгадзе, заканчивая перевязывать рану Нарыва. — Только мне надо забраться, где повыше.
— Духи еще могут вернуться, — сказал я, — и они знают, что группа у нас небольшая.
Немного отошедший от ранения Черепанов послал Гамгадзе и Синицина наверх, к сетке, чтобы тот попытался выйти на связь.
— Саш, — подошел он, когда я сидел у нашего валуна-укрытия и вглядывался через темноту на сопредельную территорию.
Я обернулся.
Черепанов уже неловко перемотал голову марлевым бинтом и оттого выглядел как настоящий бывалый вояка. Он несколько мгновений помялся.
— Короче… — начал он скуповато. — Короче, если б не ты, нас бы, видать, всех там положили.
Я улыбнулся прапорщику. Он прочистил горло.
— Одно дело услышать, какой ты лихой боец, другое дело своими глазами увидеть.
— Спасибо, товарищ прапорщик. Но вы и сами не сплоховали.
Черепанов немного нервно засмеялся.
— Признаться, на тебя нагляделся. Подумал: это ж что выходит? Простой солдат, первогодка, жизнью рискует, а я тут, за голышом этим чертовым сижу, боюсь головы поднять. Старшине так не положено.
— Если б вы не прикрыли, я б превратился в решето.
Скупой на эмоции Черепанов помялся еще чуть-чуть и сказал:
— Короче, спасибо.
— И вам.
— Начальник приказывает отходить! — сказал запыхавшийся Гамгадзе, когда они с Синицыным вернулись, — говорит, ребята идут к нам, на наш участок. У нас главная задача — доставить раненых на заставу.
Черепанов с Мартыновым переглянулись.
— Хмелев едет, — ответил на их немой вопрос Гамгадзе, — он, как услышал выстрелы, доложил на заставу. Ему приказали не вмешиваться в боестолкновение и подобрать нас, когда все кончится.
Я хмыкнул про себя. «Когда все кончится». Неужели Таран был настолько уверен в своих бойцах, что решил, будто мы уйдем живыми? Впрочем, объективная действительность его уверенность подтверждала.
— Мужики, он весь холодный, — сказал Стас, потрогав лоб Нарыва. — Много крови потерял.
— И ждать долго не может. Кровотечение, — сказал серьезно Гамгадзе.
— Надо выдвигаться на встречу, — проговорил я.
— Да, давайте его за ноги, за руки, и выдвигаемся, — согласился Черепанов.
Мы со Стасом схватили Нарыва, и вся группа стала двигаться навстречу Шишиге. Пройти тут было недалеко, метров четыреста, и мы довольно быстро заметили фары приближающейся машины.
Спустя мгновение, ее свет стал слепить привыкшие почти к полной темноте глаза. Помощь была близко.
Когда робкие очертания машины стали проглядываться в темноте, со стороны реки прозвучали новые выстрелы. Мы остановились, увидев, что шишига дала по тормозам и замерла на месте.
— Убили… — Изумленно сказал комсорг Денис.
Света фар оказалось достаточно, чтобы мы заметили, как силуэты боевиков торопливо выходят из речки и на полусогнутых двигаются к машине.