— Все-то вы знаете, товарищ артист, — покачал головой майор.
— Ну а что тут такого, товарищ майор? Я же говорю: у нас все всё знают. Так вы про Овчинина не хотите послушать?
— Да-да, говорите, — кивнул Жаверов.
— В общем, — начал Носиков, — я стал прикидывать… Стал думать, у каких режиссеров Топорков пробовался, у каких — нет…
— Кстати, — перебил его майор, — Лихонин и Топорков были знакомы?
Носиков задумался:
— Вот этого не знаю… Вы у Василия Николаевича лучше спросите… А вы что, хотите таким образом это увязать? Топорков, мол, дружил с Лихониным, и когда Топорков погиб, Лихонин стал мстить за него?
— Вижу, вам такая версия не могла прийти в голову, — с усмешкой сказал Жаверов.
— Конечно нет! — воскликнул Носиков. — Я ведь Василия Николаевича давно знаю, повторяю, он на такое неспособен…
— А зачем он вдруг пошел в уборщики?
— Ну а что ему еще оставалось делать?
— Значит, вы находите такое его решение логичным?
— Так ведь мы артисты, товарищ майор, помните? — почти с умилением улыбнулся Носиков. — С логикой у нас не очень, как известно…
— Хотите сказать, на его месте и вы могли бы поступить так же?
— Не исключаю, — сказал актер.
— Ладно, — вздохнул Жаверов. — Я все не даю вам рассказать про вашего Овчинина… Продолжайте, пожалуйста.
— Так вот, у Овчинина Топорков пробовался, — увлеченно заговорил Носиков. — Вы правы: он много у кого пробовался, но, видите ли, далеко не все наши режиссеры работали с классическим репертуаром…
— Та-ак, — протянул майор.
— А вы не обращали на это внимание? — слегка поддел его артист.
— Обращал, — сказал Жаверов, — но мне как-то казалось, что почти каждый режиссер хоть раз экранизировал классику…
— А вот и нет! — радостно воскликнул Носиков. — Таких, которые к классике и не притрагивались, гораздо больше! Но ведь и классика классике — рознь… Очень в немногих, надо сказать, произведениях кого-то убивают…
— Та-ак, — повторил Жаверов.
— Чуете, куда клоню? — все больше радовался артист. — Топорков, как и многие из нас, больше всего ценил классический репертуар. И среди тех режиссеров, которые отказывали ему от ролей, в наибольшей степени обижался как раз на тех, кто экранизировал великие произведения…
— Подождите, — остановил его майор. — Вы говорите так, будто Топорков жив. Но мы ведь с вами знаем…
— Так у нас с вами какая была версия? — перебил Носиков. — До того, как вы зацепились за Лихонина? Что убивает кто-то, кто знал Топоркова, кто мстит за него!..
— Значит, если я вас правильно понял, — подытожил Жаверов, — вы провели, так сказать, естественный отбор. Сначала взяли всех режиссеров, у которых пробовался Топорков. Потом из них — всех, кто снимал классический репертуар. И, наконец, из этих последних — тех, в экранизациях которых кого-либо убивали. И в итоге…
— В итоге, — победно закончил Носиков, — остался именно Овчинин!
— И больше никто не подходит? — осведомился майор.
— Если я никого не упустил, — отвечал артист. — Но в этот ряд — Баклажанов, Войномиров, Мумин, Ядкевич — логично встает именно Овчинин, и никто другой!
— А как вы думаете, убийца может быть актером? — спросил Жаверов.
— К сожалению, — вздохнул Носиков, — в этом случае я ничего не могу отрицать… А почему вы спрашиваете? Опять Василия Николаевича имеете в виду?
— Да нет, — усмехнулся майор, — просто вы сами доказывали мне, как актерам чужда логика. Так что если Овчинин в качестве следующей жертвы — наиболее подходящая фигура, все-таки полной уверенности в этом у нас быть не может… Особенно если мы имеем дело с убийцей-актером.
50
Поскольку майор, как показалось Носикову, не слишком серьезно отнесся к его догадке, артист решил сам обратиться к режиссеру Овчинину. Носиков отыскал его в третьем павильоне, где тот собирался ставить свой новый фильм.
— Григорий Михайлович! — с порога крикнул ему актер.
Овчинин, руководивший установкой декораций, не отозвался. Носиков несмело приблизился к нему. Режиссер обернулся и в недоумении уставился на артиста:
— Вы ко мне?
— Да, Григорий Михайлович, к вам, — вежливо улыбаясь, сказал Носиков. — Новый фильм будете здесь ставить?
— Будем, — кивнул Овчинин, немного нахмурившись. — А вы… кажется, актер?
— Так точно, — еще шире улыбнулся Носиков. — Актер.
— Понимаю, — хмыкнул режиссер. — Попробоваться хотите?
— Да нет, куда уж мне, — замахал руками Носиков. — Вы же Шекспира опять ставите, насколько я слышал… А я и Шекспир — несовместимые мы…
— Вот как? — удивился Овчинин и наконец присмотрелся к собеседнику повнимательнее. — Признаться, первый раз такое слышу. Чтобы актер не хотел сыграть в пьесе Шекспира…
— Да что вы, далеко не все мы туда метим — в шекспировский, что называется, театр. И кинематограф, — добавил Носиков. — Вот вы Женю Евстигнеева знаете? Наверняка ведь знаете… Так он не то что в Шекспире, он вообще не желает играть в любых постановках, где разговаривают стихами… Не потому, что плохо к этому относится, а потому, что ему это совершенно чуждо. Он только прозой может… Вот и я примерно так же.
— Ясно, — сказал режиссер. — Ну так, значит, вы по другому вопросу?
— Вот именно, по другому, — подтвердил Носиков. Он покосился на рабочих, занимающихся декорациями. — Григорий Михайлович, может, отойдем?
— А у вас настолько конфиденциальный разговор? — усмехнулся Овчинин.
— Честно говоря, да.
— Я думаю, они нас даже не слушают, — кивнул режиссер в сторону рабочих. — Да и вообще, какие могут быть тайны?..
— Не тайны, конечно, — сбавил тон Носиков, — но все-таки… Я к вам, в общем, вот с чем… Вы, конечно, слышали про все эти убийства?
— А вы думаете, хоть один человек на «Мосфильме» о них не слышал? — криво улыбнувшись, посмотрел на него Овчинин. — Я так думаю, что во всей Москве уже таких не сыщешь… Если только не во всем Союзе. Слухи, знаете ли, быстро ползут…
— Так вот, Григорий Михайлович, — еще больше понизил голос Носик. — Вы-то сами не боитесь?
— Чего именно? — сухо поинтересовался режиссер.
— Ну, что и на вас могут… э-э, покуситься?
— Почему именно на меня? — хмыкнул Овчинин. — А на вас, например, не могут?
— Я же не режиссер.
— Ах так, по-вашему, только режиссерам угрожает опасность?
— Ну, если учесть, что все четверо убитых…
— Да-да, вы правы, — перебил его Овчинин. — Но на «Мосфильме», слава богу, осталось еще несколько десятков режиссеров… Вы всех предупреждаете, товарищ…
— Носиков, — подсказал артист. — Нет, я ни к кому не ходил. А вот к вам пришел.
— Мне это очень лестно, — иронически отозвался Овчинин, — но, право же, вам не стоило себя утруждать… Я и сам в состоянии о себе позаботиться.
— Григорий Михайлович, я не просто так. — Носиков окончательно перешел на зловещий шепот. — Я просто поразмыслил как следует и пришел к выводу, что следующей своей жертвой убийца выберет именно вас!
— Вот как? — вторично удивился Овчинин. — Слушайте, Носиков, а в вас что-то есть… Я бы вас все-таки попробовал. Ну, если не в эту картину, раз уж вы к Шекспиру так не благоволите, то, может, в следующую…
— Спасибо, Григорий Михайлович, — с досадой отвечал Носиков, — но я правда ведь не за этим. Вы послушайте…
И Носиков изложил Овчинину то, о чем говорил с майором Жаверовым.
51
Выслушав артиста, режиссер лишь крякнул:
— М-да…
— Так вы согласны с моими доводами? — с надеждой спросил Носиков.
— Что ж, фантазия у вас неплохо работает. — Овчинин невесело улыбнулся.
— Да почему же фантазия? — воскликнул актер. — Это очень правдоподобно. Неужели вы не находите?
— Признаться, не нахожу, — покачал головой режиссер. — Вот хотя бы насчет этого Топоркова… Я слышал только про его недавнее самоубийство. Но что-то я не припомню, чтобы его пробовал…
— Пробовали, пробовали, — заверил Носиков. — Я выяснял!
— У кого же? — покосился на него Овчинин.
— У других, кто у вас пробовались…
— В том и дело, что у меня пробовалась масса артистов. Многие приходили один раз, играли — вернее, пытались играть — полминуты, я говорил: «Достаточно», они уходили, и я никогда их больше не видел… Если я и имел дело с вашим Топорковым, то, видимо, как раз таким образом… Так что, даже если бы он был жив, я сомневаюсь, чтобы у него были ко мне претензии. Но его ведь уже не существует…
— Вот это все и объясняет! — горячо заговорил Носиков. — Кто-то мстит за Топоркова и, особо не разбираясь, расправляется со всеми подряд режиссерами, которые его пробовали… Видно, убийца раньше слышал от Топоркова, что тот был помешан на классическом репертуаре — Шекспире том же самом и так далее. И вот этот самый преступник отобрал, так сказать, во-первых, тех, кто экранизировал классику, а во-вторых, тех, у кого в этих классических произведениях случаются убийства…
— Вы так уверенно рассуждаете, — усмехнулся Овчинин, — словно сами являетесь этим ненормальным другом Топоркова… Я шучу, шучу! — предупредительно заметил он.
— Это ведь только гипотеза, Григорий Михайлович, — смущенно улыбнулся Носиков. — Но даже если есть малейшая вероятность того, что я прав, вам следует поостеречься.
— Ну что ж, товарищ Носиков, еще раз спасибо за заботу, — вздохнул режиссер. — Предупрежден — значит, вооружен.
— А это идея! — воскликнул артист. — Может, вам действительно того — вооружиться? На всякий пожарный!
— Чем? — хмыкнул Овчинин.
— Может, у вас есть какое-то оружие? — пожал плечами Носиков. — Пистолет там какой-нибудь…
— Нет, — сказал режиссер. — Я вообще не уважаю оружие… И потом, убийца, если он ко мне заявится, будет, по вашим словам, подражать Гамлету. Гамлет был вооружен шпагой. А я, значит, с пистолетом против него должен?..
— Так, Григорий Михайлович, в подобном деле все средства хороши! А вы, кстати, уверены, что у Гамлета была только шпага?