— Я, королева, пью за твой успех!
Осушив бокал, девушка аккуратно поставила его на стол.
— Почему же вы себе не подмешали яд? — страдальчески улыбнулся Овчинин. — Если вы Гертруда, то тоже должны… были…
— Мы интерпретируем Шекспира по-своему, — вступился Топорков.
— Я заметил, — сказал ему режиссер, стараясь придать своему голосу злобные нотки. — Гертруда отравляет Клавдия! Старик Вильям в гробу перевернется… А вы… вы, Гамлет доморощенный… Вы так и не пронзили меня рапирой… Опять все позабыли? Гамлет не только Лаэрта, но и Клавдия ранил отравленной сталью!
— Считайте, что я над вами смилостивился, — самодовольно парировал Топорков. — Довольно с вас будет и отравленного питья. Вы разделили участь вашего коллеги Мумина — радуйтесь!
Овчинин хотел сказать еще что-то, но только слабо махнул рукой.
— Вот и все, — тихо произнесла стоящая поодаль Маруся.
Топорков подошел вплотную к столику и, глядя в затухающие глаза режиссера, продекламировал:
— «Так на же, самозванец-душегуб! Глотай свою жемчужину в растворе!»
Глаза Овчинина закрылись, и он повалился со стула на пол.
80
Топорков печально смотрел на поверженного противника, как вдруг ему на шею внезапно кинулась Маруся.
— Вы мой герой! Просто молодец!
— Да ну, бросьте, — засмущался Топорков. — Это все вы… Это вы у нас героиня. И вы молодец.
— Однако план-то был ваш, — напомнила Маруся и впилась своими губами в губы актера.
Глаза Топоркова округлились, тогда как Марусины были блаженно прикрыты. Топорков мысленно пожал плечами и с удовольствием стал отвечать на страстный Марусин поцелуй.
Потом они долго стояли в обнимку, Топорков заметно смущался:
— Маруся, вы… вы…
— Мы с вами молодцы! — вдруг заключила девушка. — Давайте так? Тем более это правда. И мы друг друга стоим, верно?
— Я сомневаюсь, что я стою вас, — честно признался Топорков.
— Не скромничайте. — Маруся приподнялась на цыпочки и чмокнула его в нос. — Для меня вы действительно герой. Уверена, что и в любви вы так же хороши, как в мести…
— Вместе? — не понял Топорков.
— Я про вашу месть, — пояснила Маруся. — Вы же мстите за себя и за всех ваших натерпевшихся коллег вроде моего бедного дядюшки… Сознайтесь, наедине с девушкой вы столь же замечательны?
— Не знаю, — сказал озадаченный Топорков. — Вот сейчас мы с вами наедине вроде, так что вам виднее.
— Пока все хорошо, — с прелестной улыбкой проворковала Маруся. — Но мы ведь только начали…
— Что — начали? — не понял актер.
— Заниматься любовью, — без смущения отозвалась барышня.
— А мы уже это делаем?.. — вконец растерялся Топорков.
— По-моему, да, но я не уверена, — сказала Маруся. — Насколько я знаю, стоя это не делается. И в одежде тоже.
Такие откровенные намеки наконец придали Топоркову уверенности — наклонившись, он проворно взял Марусю на руки.
— О, это мне уже нравится! — одобрила она.
Топорков торжественно пронес девушку в глубь декораций и аккуратно уложил на просторный диван.
— Вы меня разденете? — прошептала она, глядя на кавалера снизу вверх широко распахнутыми глазами.
— Обязательно, — с восторгом отвечал Топорков и немедленно приступил к этой процедуре. — Какая вы… какая вы… прекрасная… — самозабвенно бормотал он, разглядывая открывающиеся ему прелести.
— И при этом, — добавила Маруся, — я еще девушка.
— Что ж, — самодовольно усмехнулся Топорков, — сейчас я впервые окроплю «Мосфильм» миролюбивой кровью…
— Петр… Петя… — томно тянула Маруся. — Идите ко мне, мой желанный…
Топорков стал торопливо снимать черный костюм Гамлета, под которым обнаружилось белое одеяние Пьеро.
— Сколько на вас всего… — посетовала Маруся.
— Я же не знал, что мне сегодня предстоит, — оправдался Топорков.
— Выходит, если бы я сама не начала, вы бы и не подумали? — разочарованно спросила девушка.
— Я бы не посмел, — сознался Топорков, замерев на месте.
— Ну раздевайтесь же, раздевайтесь! — поторопила Маруся.
Через минуту два обнаженных тела жарко прильнули друг к другу.
81
Полковник Видов строго смотрел на майора Жаверова. Тот понуро мял в руке фуражку.
— Садитесь, — небрежно предложил Видов. Майор сел. — Значит, еще одно наше кинематографическое светило закатилось, — вздохнул полковник. — Как же вы допустили?..
— Товарищ полковник, — отчаянно посмотрел на него Жаверов. — Ну кто мог предположить, что он такой настойчивый…
— Ах, вы и не предполагали даже? — повысил голос Видов. — Псих уже один раз покушался, и вы решили: раз он потерпел неудачу, значит, больше и не покусится… Жаверов, ну это же детское оправдание совершенно! Выходит, вы и никаких мер заранее не приняли после той, первой попытки? Так вас надо понимать?
Майор молчал. Ему было мучительно стыдно. Он чувствовал, что не сделал всего, что следовало сделать: не устроил засаду в павильоне Овчинина, не организовал наблюдение, не продумал операцию по поимке психа…
Возможно, преступник уже был бы в его руках, но что поделать, если именно в это время в жизни Жаверова появилась девушка, которую никак нельзя было упускать. Ради нее майор был готов на все: даже совсем лишиться работы, а не то что пожертвовать очередным киношным светилом…
Пока еще ничего не было: они только гуляли вместе, посещали кафе, кино… Но одно то, что такая ослепительная Маруся соглашается проводить столько времени с ним, жалким Жаверовым, приводило майора в восторг: подобных чувств он не испытывал за всю свою жизнь. Еще с юности Жаверов тянулся к красивым, самым желанным и видным девушкам, которые, естественно, не обращали на будущего майора никакого внимания. И вдруг одна из таких сверхкрасавиц что-то в нем разглядела! Ну как тут не позабыть обо всем на свете, в том числе и о постылой работе!..
Около недели они встречались каждый вечер. Только в последние два дня Маруся перестала с ним видеться. Без объяснений. Просто сказала майору по телефону: «Сегодня я не могу». И на следующий день тоже.
Жаверов даже не стал расспрашивать, почему именно Маруся не может. Он до смерти боялся показаться ей назойливым. Уж лучше он будет молча принимать и соглашаться со всем, что она скажет. Довольствоваться тем, что она сама захочет ему объяснить.
Майор не мог не признаться себе, что пока он не видит в Марусе каких-либо признаков ее влюбленности в него. Скорее всего, она проводит с ним время, потому что больше ей на данный момент не с кем… А как только подвернется кто-нибудь более достойный, она немедленно распрощается с майором.
Жаверов отдавал себе отчет в том, что все может закончиться таким плачевным для него образом. Но он питал надежду, что никого более достойного Маруся в ближайшее время не встретит. И будет продолжать гулять с Жаверовым по московским улицам месяц, два месяца, полгода, год… Майор был готов ждать сколько угодно!
И когда Жаверов наконец разглядит в Марусе признаки ее особого к нему расположения, он предложит ей расписаться. И она вполне может согласиться. Почему нет? Пусть даже у нее так и не появится любви к майору, но она привыкнет к нему, оценит силу его чувства, его постоянство, его предупредительность.
Исходя из этого, Жаверов положил себе за правило ничем не огорчать Марусю, не говорить ей ничего неприятного, тем более — боже упаси! — никогда не поучать ее, ни на чем не настаивать, принимать такой, какая она есть, и смиренно удовлетворяться этим, до поры до времени не претендуя на большее…
Он всегда будет с ней истинным джентльменом. «Джентльмен Жаверов» — звучит! «Леди Маруся» — звучит еще замечательнее. А уж «Маруся Жаверова»…
Само это сочетание дорогого для него имени с собственной фамилией заставляло майора блаженно жмуриться и преисполняться самых радужных надежд… Он будет, будет, будет счастлив. Должен быть. Ну неужели он этого не заслужил?..
82
— Вы заслуживаете самого строгого выговора!
Резкий голос полковника заставил Жаверова очнуться.
«Ну что за напасть? — мысленно поморщился майор. — Я уже даже лицом к лицу с начальством начинаю думать о ней… До чего это меня в конце концов доведет?..»
— Я заслуживаю, — только и согласился Жаверов вслух.
— Хоть какие-то зацепки у вас есть на данный момент? — спросил Видов, раздраженно закуривая.
— Никак нет, — тихо сказал майор. — С каждым разом все еще больше запутывается… Вчера все видели, что вечером Овчинина поджидала какая-то девушка…
— Девушка? — оживился Видов и откинулся на спинку кресла, тщательно затягиваясь сигаретой. — Так, значит, их все-таки несколько. И дамский пол среди них есть. Банда спятивших актеришек. Что скажешь, Жаверов?
— Ну, это уж слишком, по-моему, — вяло отозвался майор.
— Да что с тобой происходит? — недовольно напрягся полковник. — Где твой хваленый энтузиазм? Перед тобой серия групповых убийств, а ты как неживой!
— Ну, нет ведь еще никаких доказательств, что это групповые, — упирался Жаверов.
— А когда ты примешь это во внимание? Когда вахтер «Мосфильма» лично задержит на месте следующего убийства пятерых человек?
— Их уже пять? — невольно усмехнулся майор.
— Да прекрати, — скривился Видов. — Точнее говоря, отставить… Сам посуди: один, который гримируется под самоубийцу, — это раз. Потом уборщик этот твой — два. Теперь девушка… Слушай! — Полковник вдруг поднял брови, вдавил недокуренную сигарету в пепельницу и доверительно наклонился в сторону Жаверова: — Уборщик с кем живет? С племянницей! Вот тебе и девушка!
Майор вздрогнул. Ему это предположение даже не приходило в голову. Он вообще больше не рассматривал Лихонина как участника этого дела. Не говоря уже о Марусе… Мысль о ее причастности к чему-то порочному была для Жаверова не просто немыслимой — кощунственной.
— Да нет, я же ее видел, — стараясь не выдавать своего волнения, заговорил майор. — Абсолютно приличная барышня. Таких сейчас и не бывает почти…