— «Мастер и Маргарита», — торжественно произнес Носиков.
— Какое же это классическое? — разочарованно усмехнулся Жаверов.
— По-вашему, нет? — изумился актер.
— Оно же совсем недавно было написано…
— Не так уж и недавно — в тридцатых.
— Это не срок для того, чтобы объявить его классикой или неклассикой, — упрямо покачал головой майор.
— Хорошо, — сказал Носиков, — а «Тихий Дон»? Примерно тогда же написан.
— Ну, это другое дело, — протянул Жаверов. — Это действительно бесспорная классика.
— Вот видите!
— Постойте-постойте, — вспомнил майор, — ведь и фильм же такой был — «Тихий Дон»! И убийств там — выше крыши…
— Да, да, — закивал Носиков, — и фильм этот снимал Мумин. Который уже не живой. Так что…
— Ах ну да, — сразу успокоился Жаверов. — Это он хорошо сделал, Мумин, что один сразу много классики экранизировал. А то уступил бы «Тихий Дон» кому-нибудь, и было бы сейчас у нас одним трупом больше… Но послушайте, товарищ Носиков, — напряженно наморщился майор, — фильм «Тихий Дон» я прекрасно помню… В кино смотрел, все три серии… А вот о фильме «Мастер и Маргарита» первый раз слышу…
— Это понятно, — вздохнул Носиков, — мало кто о нем слышал, кроме нашего брата. Его запретили. То есть фильм, а не брата.
— Запретили, — недоуменно повторил майор. — Ну так и какие могут быть претензии к создателю запрещенного фильма? В смысле, у нашего психа разве могут быть?
— Если псих мстит за Топоркова, — убежденно сказал артист, — то для него, пожалуй, невелика разница. Топорков пробовался на роль Воланда, но взяли другого актера. И фильм был снят. А то, что его положили на полку…
— Куда-куда положили? — перебил Жаверов.
— Ну, это такой наш профессиональный термин, — объяснил Носиков. — Так называют фильмы, которые были сняты, но не выпущены в прокат. Вот и лежат вроде как на полке — ждут своего часа.
— И вы думаете, дождутся? — усмехнулся майор.
— Не сомневаюсь, — ответил артист.
86
— Ладно, так что там с «Мастером»? — спросил майор. — Кого там убивают?
— А вы не читали? — удивился Носиков.
— Не довелось пока что, — развел руками Жаверов. — Наслышан, конечно, но вот прочитать до сих пор не удосужился.
— Вообще-то в романе вроде как никого не убивают, — просветил актер. — Но в самом начале там погибает такой Берлиоз. Попадает под трамвай.
— И вы думаете, наш убийца толкнет режиссера Шару под трамвай? — недоверчиво усмехнулся майор.
— Не знаю, но…
— Значит, за режиссером Шарой нам придется ходить буквально по пятам, чтоб его не толкнули на рельсы, так, выходит? — продолжал ерничать Жаверов.
— Товарищ майор, я вообще не уверен, что ему угрожает опасность, — вздохнул Носиков. — Я лишь почти, подчеркиваю — почти, не сомневаюсь, что если убийца на кого еще и покусится из режиссеров, то им будет Шара. Потому что больше просто никого не осталось.
— Если это действительно так, — с расстановкой произнес майор, — то нам остается устроить засаду в павильоне и дожидаться визита убийцы или убийц… Но вы сказали про трамвай, из этого выходит, что вашему Шаре грозит смерть вне стен «Мосфильма»… Не приставлять же нам, в самом деле, охрану к режиссеру из-за этого!
— Товарищ Жаверов, но ведь и засада — не решение вопроса. От убийцы это не скроешь, он тогда просто не полезет в этот павильон…
— Что бы вы предложили? — устало поинтересовался майор.
— Я бы предложил предостеречь товарища Шару. Чтобы он не вздумал приближаться к трамвайным путям.
— Резонно, — кивнул Жаверов. — А что еще?
— Еще, — перешел на свой излюбленный доверительный шепот Носиков, — я бы подговорил Шафта…
— Кого-кого?
— Шафт — это такой негр, — объяснил Носиков. — Вообще он из Берега Слоновой Кости, но давно уже принял советское гражданство и постоянно живет здесь. После того, как закончил МГИМО… Еще когда Шафт учился, его пригласили сняться в одном нашем фильме. Потом еще раз позвали — ну и пошло-поехало. Почти всех чернокожих персонажей в советских фильмах последних лет играл именно Шафт…
— А, я теперь, кажется, понимаю, о ком вы говорите, — кивнул майор. — Только я не знал, что у него такая фамилия простая… Мне казалось, там что-то куда труднее вы-го-ва-ри-ва-емое, — последнее слово Жаверов произнес с усилием.
— Так и есть, — подтвердил актер. — Раньше он под своей настоящей фамилией снимался — ее в самом деле не выговорить. Но потом он посмотрел какой-то американский боевик и взял себе псевдоним в честь героя того боевика… Вот с тех пор он — Шафт.
— Ясно, но к чему вы про него вообще начали?
— К тому, что этот Шафт — лучший друг Шары. Точнее, Шара — его лучший друг. Шафт считает себя очень ему обязанным, потому что Шара снимает его во всех своих фильмах и всегда выигрышные роли ему дает…
— Что — и в «Мастере» Шафт снялся? — удивился майор.
— Да, в роли Воланда, — подтвердил Носиков. — Воланд же по сюжету вроде как иностранец, ну Шара и решил: пусть его играет негр…
— Та-ак, — изрек Жаверов. — Ну а подговорить вы его на что хотите?
— Дело в том, товарищ майор, что Шафт в последнее время буквально не расстается с Шарой. А при таком телохранителе — вы же помните этого черного здоровяка? — никто в здравом уме на Шару не станет покушаться. Ну а мы, то есть вы, подговорите Шафта на время исчезнуть. Чтобы Шара остался один, а к нему потом пожаловал бы убийца. И на этот случай вы или другие милиционеры будут поблизости… А я, например, или кто еще, подам вам сигнал, и убийца будет схвачен… Как вам? — широко улыбнулся Носиков, не сомневаясь, что его план будет одобрен майором.
— Надо поразмыслить, — хмыкнул Жаверов.
87
Глубокой ночью в шестом павильоне «Мосфильма» уютно сидели за столом и не спеша разговаривали трое: Маруся, Топорков и Лихонин. Точнее, разговаривали, конечно, двое, последний лишь слушал, кивал и изредка прибегал к мимике.
— В общем, Шара, — вздохнул Топорков в завершение своего долгого монолога. — Будет последним.
— Я одобряю названную кандидатуру, — сказала Маруся. — А как ты, дядя Вася? — посмотрела она на Лихонина.
Тот пожал плечами.
— Опять воздерживаешься? — фыркнула девушка. — Что у тебя за позиция такая вечно? Ты либо соглашайся, либо нет, а выбирать среднее оставим… м-м, кому же мы это оставим, а, Петя?
— Дуракам, — не придумал ничего более оригинального Топорков.
— Грубовато, — поморщилась Маруся, — но пусть так… Дуракам, значит. Однако я точно знаю, что дядя Вася у нас — далеко не дурак. Верно, дядь Вась?
Лихонин уже приподнял было плечи, чтобы опять засомневаться, но вовремя одумался и утвердительно кивнул.
— Так-то лучше, — одобрила племянница. — Вот и по поводу кинорежиссера Шары выскажись, пожалуйста, столь же однозначно. Да или нет?
Лихонин вздохнул и сделал не очень охотный кивок.
— Принято единогласно! — просияла Маруся. — Не жить, стало быть, кинорежиссеру Шаре.
— Лучше пока не делать таких утверждений, — заметил Топорков.
— А у тебя есть сомнения? — удивилась девушка. — Или сглазить боишься? Не знала, что ты суеверный…
— Просто с Шарой будет сложнее, чем с прочими, — задумчиво произнес Топорков.
— С Овчининым тоже было сложно, — напомнила Маруся. — Но с третьего раза ты до него все же добрался.
— Исключительно с твоей помощью, — улыбнулся актер и поцеловал ей руку.
Маруся вытянула губы в его сторону и издала чмок.
— Вот и насчет Шары я тебе помогу… Ой, дядя Вася, не делай такие большие глаза! Ничего мне не угрожает. Я же не одна буду, а с Петей…
— Честно говоря, к Шаре я тебя и сам не хотел бы подпускать, — пробормотал Топорков.
— А что, он у вас какой-то жуткий насильник? — рассмеялась Маруся.
— Да нет, Шара тихий малый. Если, например, подловить его, когда он один, то укокошить его будет проще пареной репы…
— Ну, так за чем же дело стало? — удивилась девушка. — Как Овчинина «оставили одного», так и Шару оставим…
— В том-то и штука, что один он не остается ни при каких обстоятельствах, — вздохнул Топорков.
— Нет, дядя Вася, ты слышал? — иронически воскликнула Маруся, толкая Лихонина локтем в бок. — «Ни при каких обстоятельствах»! Неужели даже при таких, когда такое «само очарование» — я лишь повторяю твои слова, Петя! — такое, значит, «очарование», как я, предстанет перед твоим Шарой в образе его пламенной поклонницы?! Он и тут не захочет остаться один, то есть — наедине со мной?
— Думаю, если бы он пригласил тебя, скажем, к себе домой, — задумчиво изрек Топорков, — то там наверняка больше никого не будет… Но этого я уж точно не допущу ни в коем случае! Слишком рискованно, и вообще…
— И еще кто-то — слишком ревнивый, — понимающе закивала Маруся. — Но при чем тут его дом? Почему на «Мосфильме», по-твоему, не получится?
— Потому что у него есть, можно сказать, телохранитель, — пояснил актер.
— Вот это номер! — Девушка окончательно покатилась со смеху. — И зачем он ему нужен?
— Я же говорю, что так «можно сказать», — повторил Топорков. — Понятно, что на самом деле он ему не телохранитель, а просто такой человек, который всегда рядом. По крайней мере, тут, на «Мосфильме», Шару уже давно без этого спутника никто не видел…
88
Маруся повернулась к Лихонину:
— Дядя Вася, а он меня не разыгрывает сейчас?
Лихонин бесшумно вздохнул и изобразил: нет, все так и есть.
— Вот это номер! — воскликнула Маруся. — Я требую объяснений. — Она повернулась к Топоркову: — Петя, слышишь?
— Короче говоря, есть такой актер Шафт, — приступил к разъяснениям Топорков. — Негр. Ты, наверно, знаешь. Он у нас играл и дядю Тома, и дядюшку Римуса, и Джима из «Гекльберри Финна»… Практически всех негров в советском кино, кроме разве что Отелло…
— Да, я помню, — вставила Маруся, — Отелло сыграл никчемный Бездарчук… Что сразу обнаружило, какая бездна вкуса наличествовала в голове режиссера Ядкевича,