В самый подходящий момент на Ла Туша накатила новая волна вдохновения. Он разобрался с телефонным трюком, проделанным в среду. А нельзя ли и звонки вторника объяснить подобным же образом?
Он уже отметил прежде, что путешественник, выехавший из Парижа в полдень и прибывший на вокзал Виктория в Лондоне в 19.10, лишь с трудом мог успеть добраться до Ватерлоо-роуд к 19.30. Обдумав этот вопрос еще раз, Ла Туш внезапно понял важнейшую причину прихода в транспортную контору именно в такое время. Очень поздно! Человек, собиравшийся нанять там повозку, пришел бы раньше, но у него такой возможности не было. Он добрался до Лондона только в начале восьмого.
Затем Ла Туш вернулся к проблеме телефонных звонков вторника. Где, задался он вопросом, чувствуя все нараставшее возбуждение, находился бы в 14.30 пассажир, выехавший из Парижа в полдень? К разочарованию сыщика, тот поезд прибывал в Кале только в 15.31, а в 14.30 еще мчался на всех парах где-то между Аббевилем и Булонью. Из поезда же Буарак никак не смог бы никуда позвонить. Отсюда вытекало: он не ехал тем экспрессом.
Применив тактику, которая сработала для одного дня, Ла Туш рассчитывал получить такие же результаты для другого и установить, что Буарак звонил из какого-то пункта на своем маршруте. Например, из Кале. Но у него ничего не получалось, хотя детектива не оставляло чувство, что он все ближе подходит к разгадке этой головоломки.
Он снова просмотрел расписание движения пассажирского транспорта. Выделенный им с самого начала поезд действительно добирался до Кале в 15.31, а паром отчаливал в 15.45. Промежуток составлял четырнадцать минут. Напрашивался следующий вопрос: достаточно ли этого времени, чтобы успеть сделать два междугородних звонка? Едва ли, решил он. И стал размышлять, как поступил бы сам, если бы перед ним встала та же проблема, что и перед Буараком.
И внезапно понимание пришло. Что могло быть проще, чем отправиться более ранним поездом и сделать остановку в Кале продолжительней? Как это вписывалось во временные рамки?
Париж, отправление 9.50
Кале, прибытие 13.11
Кале, отправление 15.45
Виктория, прибытие 19.10
Если Буарак поступил именно так, в его распоряжении в Кале имелось более двух с половиной часов, которые он мог использовать в намеченных целях. Ла Туш был убежден, что теперь он точно нашел решение.
Но ведь Буарак звонил из Шарантона. При этой мысли сыщик пал духом, но всего лишь на мгновение. До сих пор он оказывался прав во всем и теперь тоже найдет объяснение для последней шарады.
Так и случилось. Официант в Шарантоне считал, что обслуживал Буарака в понедельник. И он не ошибался! Каким-то образом предприниматель сделал вид, что звонил по телефону. Иного варианта быть не могло.
Затем еще одна мысль пришла в голову Ла Тушу. Ведь телефонистка при междугороднем звонке всегда называет место, откуда звонят, верно же? Если бы Буарак звонил в свой офис из Кале, диспетчер так и сказала бы перед соединением: «Вас вызывает Кале». Но тогда каким же образом удалось Буараку ввести в заблуждение дворецкого и управляющего своей фирмы?
Да, возникла новая проблема. Но Ла Туш на время отвлекся от нее и стал обдумывать способы проверки своей версии.
Он снова побывает в Шарантоне, объяснит официанту особую важность даты, когда Буарак обедал в их кафе, и, быть может, на сей раз тот сможет припомнить какие-то детали, которые прояснят вопрос. Затем в беседах с Франсуа и Дюфрейном нужно узнать, не произносила ли телефонистка фразы типа «Вас вызывает Кале». Все это нужно проделать весьма тонко, отметил Ла Туш, чтобы не насторожить Буарака, если один из этих двоих захочет упомянуть о разговоре с сыщиком. Пусть не в Париже, но на телефонной станции в Кале он точно сможет установить, какие звонки делались из одного города в другой в строго определенный день и час. Вероятно, кто-нибудь опознает Буарака по фотографии и заявит, что именно он и был звонившим. И в заключение Ла Туш проведет проверку в Остенде по поводу звонка в Брюссель.
Подобное расследование даст достаточно данных либо для подтверждения, либо для опровержения версии.
На следующее утро Ла Туш был в Шарантоне для беседы с официантом.
– Определение точной даты, когда этот господин побывал у вас, приобрело особое значение, – сказал он. – И я готов заплатить двадцать франков, если вы поможете внести полную ясность.
Официанту явно хотелось отработать обещанное вознаграждение. Он надолго задумался, но в итоге снова признался, что не помнит ничего, позволяющего уточнить дату.
– Вы хотя бы запомнили, что он заказывал на обед? Быть может, это освежит вашу память? – не отставал от него упрямый сыщик.
После очередной минутной глубокой задумчивости официант покачал головой.
– Или какую-то мелкую подробность. Смену скатерти, упавшую на пол салфетку – хоть что-нибудь подобное?
Сначала официант в очередной раз отрицательно помотал головой, но затем на его лице вдруг засияла радостная улыбка.
– А ведь вы правы, мсье, – поспешно заговорил он. – Теперь я вспомнил. Ваша подсказка облегчила воспоминание. Когда тот господин был здесь, у нас одновременно обедал мсье Паско. Он обратил внимание на незнакомца и потихоньку спросил меня, не знаю ли я, кто это. Мсье Паско вам поможет.
– Кто такой этот мсье Паско?
– Аптекарь, мсье. Его заведение расположено на этой же улице несколькими домами ниже. Он иногда обедает у нас, когда его супруга отправляется по магазинам в Париж. Если пожелаете, мсье, я отправлюсь к нему вместе с вами, и мы вдвоем наведем справки.
– Буду весьма признателен.
Им пришлось пройти всего несколько десятков ярдов, чтобы оказаться в местной аптеке. Мсье Паско оказался сильно облысевшим, крупного телосложения мужчиной с величавой манерой держать себя.
– Добрый день, мсье Паско, – с уважением приветствовал его официант. – Я привел с собой своего близкого друга. Он – частный детектив и занимается сейчас важным расследованием. Помните того господина с черной бородой, который обедал у нас в кафе, когда вы не так давно почтили нас своим посещением? Он занимал маленький столик в алькове, а потом стал звонить по телефону. Помните? Вы еще спросили у меня, кто он такой.
– Положим, помню, – пробасил аптекарь в ответ. – И что с того?
– Моему другу необходимо уточнить, в какой день недели это произошло, и я подумал, быть может, вы сумеете назвать ему дату.
– А с какой стати я должен был ее запомнить?
– Видите ли, мсье Паско, если в тот день вы обедали у нас, значит, мадам Паско отлучилась в Париж. Вы сами рассказывали об этом. Такое событие могло остаться у вас в памяти.
Самовлюбленный аптекарь казался заметно раздраженным тем фактом, что какой-то официант позволил себе обсуждать подробности его семейной жизни при постороннем. И Ла Туш поспешил смягчить натянутую обстановку.
– Если вы, мсье Паско, сможете мне помочь, я буду вам более чем признателен. Наверное, мне следует рассказать, что я действую в интересах невиновного человека, арестованного по подозрению в совершении тяжкого преступления. – Он нарисовал перед аптекарем живописный портрет жертвы, в его описании Феликс выглядел опутанным сетями зла, а также сделал деликатный намек на возможность получить крупное денежное вознаграждение.
Мсье Паско заметно оттаял.
– Разрешите мне только проконсультироваться с мадам, – сказал он, сдержанно поклонился и ушел внутрь дома. Вернулся он очень скоро.
– Теперь я и сам вспомнил дату, мсье. Мадам тогда отправилась в Париж для деловой встречи со своим адвокатом, о чем даже была сделана запись. Речь идет о понедельнике двадцать четвертого марта.
– Нет слов, чтобы выразить вам, мсье, всю мою благодарность, – душевным тоном произнес Ла Туш и жестом фокусника, практически незаметным со стороны, передал аптекарю купюру достоинством в двадцать франков. Сыщик ликовал. Ему удалось пробить брешь в несокрушимом алиби.
Оставив аптекаря и официанта тоже весьма довольными результатами встречи с ним, Ла Туш устремился к пристани, где взошел на борт речного трамвайчика, доставившего его к мосту де л’Альма. Пройдя вдоль авеню, он позвонил в дверь дома Буарака и уже минуту спустя уединился с Франсуа в малой гостиной.
Какое-то время они вели беседу на самые общие темы, после чего Ла Туш как бы невзначай сказал:
– Кстати, о том телефонном звонке, который мы недавно обсуждали с вами, Франсуа. У меня не отложились в памяти ваши слова о том, откуда именно звонил вам мсье Буарак. Почему-то вспомнился сначала Кале, но потом я подумал, что вы упомянули о Шарантоне. Видите ли, мне нужно написать отчет о своей работе, в котором факты следует излагать с предельной точностью.
Дворецкий выглядел озадаченным, но и заинтригованным.
– Странно, мсье, что вы задаете подобный вопрос, поскольку я, кажется, вообще не упоминал об этом. Но, знаете, мне тоже сначала померещилось слово Кале. Телефонистка вроде бы сказала: «Ответьте на вызов из Кале». Меня это удивило, поскольку я не знал о намерении хозяина уехать из Парижа. Но я ослышался, потому что, когда мы начали разговор с мсье Буараком, на мой прямой вопрос: «Вы звоните из Кале?» – он ответил: «Нет, я говорю с тобой из Шарантона». Теперь я уверен в своей ошибке. Старческая глухота, а потому по телефону не всегда все слышу правильно. Вот и принял Шарантон за Кале. По мне, так и разницы никакой. Любопытно только, что вы совершили такую же ошибку.
– Да, интересное совпадение, – согласился Ла Туш. – Почти как те истории о передаче мыслей на расстоянии, о которых сейчас часто пишут в газетах. Тем не менее я вам признателен за подтверждение о Шарантоне, – и он сменил тему разговора.
Следующий визит он нанес на телефонную станцию. Там поначалу не хотели давать ему нужную информацию, но после встречи с начальником отдела, которому сыщик показал свое удостоверение и конфиденциально посвятил в суть расследования, ему удалось получить нужные данные. В Кале отправили запрос телеграфом, и после затянувшейся паузы он узнал: в 14.32 и в 14.44 в указанный вторник были сделаны звонки в Париж. Заказали их из общедоступного почтового отделения, а номера сообщили следующие: «Пасси-386» и «Нор-745». Когда Ла Туш убедился, сверивши